Фрагмент из романа Помнит Вена

Трофеи

1942 год. "Мамочка и ома, дорогие, теперь одно письмо на всех. Мы повторяем девиз командующего нашей армией Фридриха Паулюса:"Победа идёт на танках!" После первого года неожиданностей снова чувствуется твёрдая рука фюрера в снабжении боеприпасами и провизией. Знаю, как вы волнуетесь обо мне, потому сообщаю, что в сутки солдаты получают добрую буханку хлеба и маргарин, иногда масло или смалец. Эрзац-кофе утром или крепкий чай. Суп в обед наваристый. Мама, ома, о нас заботятся. Нам положены семь сигарет в сутки, я сначала отдавал их товарищам, но захотелось порадовать деда Герхарда и я отправил ему посылочку. Для вас там шоколад, а отцу и деду Мирославу - трофейные вязаные носки и рукавицы. Зима в Австрии не такая, как тут, но предполагаю, что с топливом трудно. Ваш Луди обнимает вас." 

Людвиг наводил орудие на здания, на танки противника, на ограждения- и не хотел думать, что за этими стенами, в этих танках умирают люди. Он был хорошим солдатом вермахта. Но навести орудие танка или ствол автомата на человека, глядящего на него, так и не привык. Эти глаза!.. Глаза и крики жителей крымской деревни, которых танками загнали в море... Молчаливый ужас матерей с детьми, сброшенных в колодец его боевыми товарищами за то, что матери прятали скудную еду... И Людвиг должен был соучаствовать в этом ужасе, чтобы не заподозрили его в малодушии или неготовности покорять мир во имя... В этом аду забывалось, во имя кого и чего... Во имя чего мародерствовали солдаты, как, например, Хельмут? Сколько посылок тот отправил в первый год войны домой?.. Красивое слово  - "трофей". С жадностью, торопливо Хельмут  обирал тяжело раненых. Таких стервятников становилось всё больше. Когда обобранный Хельмутом солдат выжил и увидел в его руках свой портсигар, Хельмут был избит до потери сознания. В карманах погибших шарили уже обстоятельно, молчаливо распихивали по своим  карманам драгоценные только для живых вещицы.
Хельмут выжил. Словно из желания наверстать упущенное в собирании трофеев кидался и на поле боя, и к жилым зданиям. Глядя на него, Людвиг думал, что все достойные погибают, а вот такая пена со дна поднимается. И горько усмехнулся на свой счёт.
 
Те вязаные вещи Людвиг взял из покинутого дома. Прошла брезгливость к чужим вещам, зато пришла обида на этих непокорных русских, из-за которых он вынужден так долго воевать. Людвиг с досадой пнул сундук, уже распотрошённый товарищами. Увидев шерстяные узорчатые рукавицы, вспомнил бабу Алену, которая вязала для всех такие же, с ярким узором. Тоска по дому вылилась в злобу, автоматной очередью прошёлся по стене с фотографиями. С порога вернулся за сиротливыми вещами.

1943 год. "...Это не по-мужски, и я не жалуюсь, это война. Но когда думаешь не о великих целях рейха, а что бы горячего поесть... Со снабжением становится хуже день ото дня. Мы  получаем  по двести граммов хлеба в день. Поле¬вая кухня варит супы из талой воды и ко-нины, пропущенной через мясорубку. И все мы в мясорубке. Письмо пишите на тонкой бумаге, чтобы заворачивать табак, можно будет выменять у курильщиков на еду." (Из письма Людвига )
   
Танкисты передавали ободряюще друг другу: "Здесь, на Волге, сам Паулюс, он среди нас!"  Уже в котле этой операции ждали вот-вот подмоги с запада: не может фюрер бросить на произвол судьбы такого военачальника, как Фридрих Паулюс! Подбитые танки, без горючего и боеприпасов не были больше для них защитой. Впервые за четыре года сражений экипаж Людвига спасался бегством, спасал свои жизни, бросив никчёмную машину. Стреляли отовсюду, непонятно - кто, но отвечать всё равно уже нечем. Группа солдат забилась в подвал наполовину разрушенного дома, но за сутки, пока прятались, рухнул весь дом. Температура тут была такая же, как на улице, около тридцати мороза, а вместо снега на них падали извёстка, мусор. Вскоре набилось солдат вплотную, но разговаривали мало и избегали глядеть друг другу в глаза. Кто-то  подобрал подбитую на улице ворону, разгорелся спор, как сварить. Людвиг сморщился не от отвращения при виде сырого мяса, которое жадно поедали голодные бойцы, а от чувства зависти к успевшим "на раздачу" и от ужаса собственной одичалости. Одичали все  лишённые продовольствия, боеприпасов, горючего и медикаментов  солдаты и офицеры Паулюса.  За недели голода Людвиг вместе со всеми ел строевых лошадей, охотился на собак и кошек.
Даже в этом подвале доставал шквальный огонь советской артиллерии и танков. То тут, то там вскрикивали раненые. Никто не бросался им помочь, только мёртвых стаскивали к выходу, сняв с них верхнюю одежду. Когда сидевший рядом с ним солдат упал на него, Людвиг только потрогал того за руку и быстро снял с умершего шинель и накинул на себя. Тащить бедолагу к двери сил не было. Запах старой крови, немытых тел. Сколько они уже здесь? Нестерпимо хотелось воды, холодной чистой воды. Людвиг представил себе в полудрёме, как он купается в озере, сначала зябко, а после тепло окутывает тело. Или это бред? Хотя бы снега взять в рот, чистого снега. Людвиг побрёл к выходу.