Проводник между автором и спектаклем

Впервые я увидела Анну Ивановну Крашенинникову в Пермском техникуме профессиональных технологий и дизайна в 2012 году: театр «Белая овца» представлял премьеру спектакля, построенного на дневниках Даниила Хармса. К зрителю вышла невысокая, скромно одетая женщина в очках. Тогда мне очень понравилось, что она шагнула именно в зрительный зал, а не на сцену. Казалось, она немного волнуется, отчего будто бы робко улыбается. «Сегодня мы хотели бы познакомить вас с творчеством потрясающего поэта серебряного века — Даниила Хармса. - Начала она. - И даже не так. Хармс был удивительный человек! Это можно понять по его произведениям. Настолько тонко чувствующий, настолько ранимый, с таким необычайным чувством юмора… - Она начинала раскрываться, жестикулировала, и, казалось, вот-вот заденет первые ряды. - Я очень люблю этого поэта. - Выдохнув, улыбнулась. - И очень хочу, чтобы и вы полюбили его! Полюбите же, полюбите же его так сильно, как люблю его я! - Сказала она так, будто ждала ответа. - Ну ладно. - Опустив в завершении руки. - Посмотрим, что покажут нам актёры».

Уже тогда я почувствовала, что люблю и Даниила Хармса, и этот театр с необычным названием «Белая овца». Мне было удивительно то, что Анна Ивановна называла своих исполнителей «актёры», казалось, что актёром может зваться только профессионал. Но когда я посмотрела спектакль, оказалось, что так и есть. Это была изумительная постановка, после которой хотелось многое пересмотреть в своей жизни. Её музыка и тонкая линия чувств трогали настолько, что ты мог жить только на этой волне вдохновения. Этот спектакль связал нас с Анной Ивановной, и с тех пор я разгадываю тайну этого «живого» театра.

Анна Ивановна приехала в Пермь в 2006 году, когда закрылся Суксунский муниципальный драматический театр «Ступени», художественным руководителем которого она являлась. В Перми работы для неё не было. Она пришла в Пермский техникум профессиональных технологий и дизайна, где её захватила творческая атмосфера: архитектурные макеты, макеты благоустройства городского пространства, необычные костюмы… «Да у вас тут целый театр!» - Воскликнула она. И нашлись люди, которым открытое направление стало действительно интересным.

Со своим предложением Анна Ивановна обошла пять мест, среди которых были школы, институты, медицинский колледж: и везде её оставили работать. Она уходила из дома ранним утром, а возвращалась к полуночи. При этом, зарплата, выделяемая при отсутствии вакансии, была минимальной. «Но так я обрастала артистами! - Рассказывает она. - Так появлялись люди, готовые следовать за мной всюду. Сперва было тяжело: у меня не было постоянного жилья, я переезжала из общежития в общежитие. Затем моей маме, как вдове участника Сталинградской битвы, выделили квартиру. Я давно поняла, что если ты занимаешься чем-то по велению души и делаешь это бескорыстно и с самоотдачей, то материальное придёт, Вселенная тебя не оставит».

Любовь к театру зародилась в Анне Ивановне ещё до школы. В деревне Кошелёво Суксунского района располагался клуб, где показывали кино. «Он был не самый уютный, - вспоминает Анна Ивановна, - столпотворение, заплёванный семечками пол. Не в этом суть! Я смотрела кино и вдохновлялась! Постановки шли и по радио, и это мощно развивало воображение и умение слушать. У меня тут же начинала работать фантазия. Поэтому я очень люблю читки: слушая, ты начинаешь представлять, как будет выглядеть будущий спектакль, и уже видишь картинки».

Семья Анны Ивановны жила в потрясающе живописном месте: дом стоял на пригорке, а снизу расстилалась река. Однажды, будучи ещё дошкольницей, девочка купила у старшеклассниц билет на местный спектакль. Оказалось, что это не спектакль, а, скорее, концерт. Он проходил на открытом воздухе, где всё было просто благоустроено: две лавки для зрителей завешанная простынями ограда. Открылся символический занавес, и начались сценки, зарисовки…

«А потом был антракт. - Вспоминает Анна Ивановна. - Нам всем раздали по стакану, принесли чайник и разлили малинового цвета морс. И когда я попробовала этот морс, я поняла, что театр — это самое лучшее, что может быть на земле. Это был настолько красивый, насыщенный цвет и такой приятный вкус! Я просто не ожидала, что морс окажется таким чудесным, я же никогда такого не пробовала! И нигде больше я уже не встречала такого вкусного напитка.

Но с тех пор театр ассоциируется у меня с домашней, уютной обстановкой и непременно чем-то вкусным. Поэтому для меня так важны чаепития в перерывах между репетициями. Я не устаю, я не хочу тратить время на праздность, но обстановка важна. Ведь те ассоциации, которые возникают в детстве, сопровождают нас всю жизнь».

В Суксуне в то время работал самоварный завод, а при нём был клуб. В клубе располагался театр, где служил ученик Всеволода Эмильевича Мейерхольда, в период репрессий оказавшийся в Суксуне. «Его звали Борис Александрович Боровков. Это был настоящий творец, - делится Анна Ивановна, - подлинный гений: он умел играть на всех музыкальных инструментах, был темпераментный, вспыльчивый, спонтанный, всклокоченный, как Эйнтштейн. Мы почти не общались, только ходили друг к другу на спектакли. Он относился ко мне достаточно ревностно. Однажды, мы встретились, и вдруг он говорит мне: постойте со мной, пожалуйста. А затем встал передо мной на колени, поцеловал мне руку и говорит: вы — мой продолжатель. И заплакал. А через месяц он умер».

В первом классе девочка записалась в библиотеку: она располагалась в старинном купеческом доме. Это была богатейшая библиотека с высокими потолками, булочками, чаем. В библиотеке собирался весь свет общества. «Представляете себе? - Улыбается Анна Ивановна. - Например, Нина Георгиевна Лабердина, закончившая музыкальную консерваторию, садилась за рояль и начинала играть «Лунную сонату» Бетховена. Это была настоящая интеллигенция: люди, заканчивавшие консерватории в силу обстоятельств эпохи работали в Суксуне и не опускали планку. Если балет, то непременно «Лебединое озеро». В этой среде я росла. В этой среде сложно было не заразиться искусством. Сейчас я понимаю, что для меня это было невероятное везение: пребывать в такой творческой атмосфере».

В первом классе Анна Ивановна уже занималась в театральном кружке. «Помню свой первый детский спектакль, - рассказывает она, - я играла в нём какую-то цифру, вроде, единицу. После было обсуждение спектакля, а про меня не сказали ни слова. Я испугалась: а почему? А вдруг я плохо сыграла? Но с тех пор я всегда на сцене. Первая книга, которую я себе купила - «Фёдор Шаляпин». Но купила я её только потому, что на обложке было слово «артист».

Ребёнком я уже чувствовала, что театр — это абсолютный побег из реальной жизни. Вымышленный мир создаётся на пустом месте. Сначала ты читаешь пьесу, оцениваешь, можешь ли её поставить. Ты вынашиваешь этот материал, начинаешь видеть персонажей, подбираешь актёров на роли. А это главное: не ошибиться в распределении ролей. Десятки раз всё передумываешь, взвешиваешь и, наконец, начинаешь вытягивать именно то, что соответствует твоему замыслу.

Я не могу требовать от актёра того, чего в нём нет. - Поясняет она. - А исполнитель и персонаж должны совпадать по темпераменту, по тембру голоса, по способу мышления. Попытка стать тем, кем ты не являешься с целью развития, как сейчас говорят — это всё от лукавого. Вы же развиваете свою душу, своё нутро, а не чужое. В живом спектакле очень важны ваши ощущения: ваши закаты, ваши звёзды, ваше солнце. Я была неизмеримо богата этим в молодости: могла плакать, глядя на то, как у берёзы трогательно и беззащитно дрожат листочки на ветру...»

По словам Анны Ивановны, всё идёт от автора, а не от режиссёра и не от актёров. Мы входим в мир автора, мы смотри на ситуацию его глазами, мы чувствуем его страхи, его привязанности, его любовь. «Главное — понять автора и приблизить его к себе. - Задумчиво говорит она. - А инструмент придёт. Я уже не раз убеждалась в том, что всё спускается с неба, и если ты захочешь, то всё найдётся. А когда я выбрала откликнувшийся душе материал, я не могу его бросить. Получается, что это — нерождённый ребёнок, появившийся внутри меня, и я не могу его убить.

Почему же мне хотелось убежать из реальной жизни? Я всегда, с самого детства ощущала жуткое одиночество. Я была единственным ребёнком в семье и думала: вот если бы был братик или сестрёнка, как было бы здорово! Поэтому, я очень хотела большую семью. Но даже когда я создала её, я относилась к своей работе очень ответственно.

При моём подходе к делу, мне часто говорили о том, что я должна работать в более масштабном и более известном театре. А я ловила себя на мысли: я такая счастливая, ведь я занимаюсь любимым делом, не важно, где и не важно, с кем. Тебе всегда возвращается то, что ты искренне отдаёшь в мир. Может быть, здорово быть знаменитым. Но мне это не интересно. Я ведь всего лишь проводник между автором и спектаклем. И вот это я не люблю делить: редко с кем у меня сходится взгляд на замысел автора».
 
А Авторский театр «Белая овца» радует зрителей своим творчеством уже девять лет. За этот период коллективом были открыты и воплощены такие авторы как М.И. Цветаева, Н.С. Гумилёв, С.А. Есенин, Н.В. Гоголь, С.Я. Маршак, А.П. Чехов, Н.Р. Эрдман, Е.Л. Шварц, Д.И. Хармс, М.П. Метерлинк, П.В. Гладилин, С.Л. Лобозёров, А.А. Фадеев, В.В. Жеребцов и многие другие. «Работа с автором — это девяносто процентов работы режиссёра. - Говорит Анна Ивановна. - В авторе ты черпаешь силы. Ты до того погружаешься в него, что он становится для тебя близким человеком».

Единственная работа, которой Анна Ивановна занимается с радостью — режиссёрская. «Любая другая мне противна. - Говорит она. - Всё иное отнимает мою энергию, я становлюсь бессильной и беспомощной. Я просто хотела бы свой театр, где бы мне никто не мешал творить. Мне всегда говорили, что я — эгоистка, но ведь это не эгоизм. Это те условия, в которых я могу дать как можно больше. Люди часто не замечают того, что я даю им. А вся режиссёрская деятельность — это дар и актёрам, и зрителям. Если вы приходите ко мне, то нужно доверять, а не сопротивляться».

Как размышляет Анна Ивановна, прежде всего театр вскрывает внутреннюю жизнь человека. Именно этим он привлекает зрителя. По-настоящему живой персонаж должен измениться к концу произведения. Если в нём была жизнь, за ним было интересно наблюдать и сопереживать ему.

«Персонаж — это маска для актёра, - говорит она, - только он есть на сцене. А актёр — обезличен. Зритель его не видит и не знает, поэтому актёр — в безопасной зоне. Но для персонажа — всё опасно. Непонимание этого приводит к страху и зажимам. Я думаю, что по природе своей любой человек мог бы играть на сцене, но мы же и в жизни бежим от своей природы. Люди не могут преодолеть свои «нельзя», боятся показаться смешными, понизить самооценку, уронить своё достоинство. Но ведь в реальном мире мы исполняем роли детей, родителей, друзей, любимых. Остаётся только перенести их на сцену. Самые настоящие в этом процессе — дети, они позволяют себе играть в подлинном смысле этого слова, не задумываясь о том, как выглядят со стороны.

Говорят, что путь актёра - тяжёлый. Но перед каждым изначально всегда возникает вопрос: зачем вы приходите в эту профессию? И почему-то в актёрскую многие идут за популярностью, за признанием, за красивой жизнью. На самом деле, погружение в жизнь персонажа и трансляция понятого — вот то самое основное. Это помогает актёру познать себя. Мы же всё время подставляем себя под персонажа: свою страсть, своё отчаяние, свою тоску! Если мы вспоминаем подлинные чувства, персонаж оживает. И он обогащает нас в ответ.

Я всегда стремилась к живому театру. Я окончила институт и поняла, что меня ничему не научили. Да, театральная школа открывает возможности. Но я стала искать пути создания живых спектаклей, потому что «сверхзадачи» не делают их живыми. И я думаю, что есть миллион вариаций того, как можно проиграть одну сцену! Для спектакля нужна краска! И чтобы её найти, нужно сначала лепить, а затем разрушать, стирать, создавать новое. Меня часто спрашивают: «а как нужно? Вы скажите, я сделаю!» А я не знаю, как! Потому что «сегодня» отличается от «завтра». И то, что вчера жило, завтра умрёт. Нельзя играть урывками или наплывами, нужно быть свободнее и просто жить этим».

Анна Ивановна, действительно, всё время живёт в том материале, над которым работает. Это что-то настолько первостепенное, что порой она забывает о еде, о сне и о времени вообще. В творческом потоке она всегда очень аккуратна и всегда носит шлейф тонких французских духов. Но я редко видела её нарядной и никогда — накрашенной. «Зачем? - Пожимала она плечами. - Я режиссёр, в первую очередь мне должно быть комфортно. Я могу накрасить губы помадой для того, чтобы они не сохли, и была хорошая дикция.

Ради чего же это всё? - Задумывается она. - Временами, когда я наблюдаю собственные спектакли, бывают хорошие моменты. И тогда ты понимаешь, что твои предчувствия осуществляются. И это прекраснее всего.

Я черпаю энергию от своих актёров. Я их ощущаю как никого. Никто в этом не виноват, это простой закон: человек воздействует на меня, а я — на него. Если его энергия добрая, в этом большой плюс. А если что-то не складывается, это активизирует меня ещё больше: начинаешь думать, а почему так выходит? Любой энергетический обмен крайне важен.

Работа — есть то, что в первую очередь объединяет меня с моими актёрами. И это единение важно, так как сама по себе я ничего из себя не представляю. И прежде всего вы видите не меня, а мою театральную жизнь. Если вы принимаете меня, значит, вы принимаете театр. И учиться у меня абсолютно нечему. Я могу предложить только театральное искусство!»

Театр — это марафон, у которого нет финиша. Спектакль — это процесс, в который погружаются все его участники, и который никогда не отпускает. Он долго вызревает, но никогда нельзя сказать, что работа над ним завершена: он, как жизнь, продолжается. Потому одинаковых спектаклей не бывает. И, безусловно, помимо режиссёрской работы и актёрской игры, спектакль строится из многих других составляющих: костюмы, декорации, свет, звук… В данный момент в Театре «Белая Овца» эта работа выполняется участниками спектаклей, и особенно много энергии тратится на неё на выездах.

«Конечно, наш Театр хотел бы не только освоить новое пространство, но и прижиться в нём. - Говорит Анна Ивановна. - Рабочее пространство нужно оживить, а оживает оно за счёт энергии внутреннего действа. Поэтому, любое чужое пространство, каким бы гостеприимным оно не оказалось, может напрягать и сковывать.

Театр «Белая Овца» надеется, что помогать ему и оберегать его будет одноимённая звезда на театральном небосклоне — созвездие, которое некогда оберегало Даниила Хармса. Ведь если «звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». А я работаю ради любого зрителя».

Со временем мне стало казаться, что Театр учит безусловному приятию. Искусство не поддаётся однозначному объяснению. Зачастую, сценический процесс сложно выстроить логически и привести к какой-то конечной точке или конечному результату. И многие вопросы даже для погружённых в него, остаются открытыми. Но при этом ты начинаешь понимать, что не нужно искать ответы и не нужно требовать завершённости — ни от постановочного материала, ни от себя, как исполнителя, ни от режиссёра, как руководителя. Нужно просто двигаться и пробовать, искать, нащупывать, делать, делать, делать и не останавливаться. Не оглядываться и не оценивать со стороны. Тогда научишься принимать всё, что в этом процессе даётся тебе от ближних и свыше. Тогда не будешь задаваться вопросами, которые сдерживают развитие.

Но при этом, ты научишься глубоко-глубоко чувствовать и именно ощущать необходимое. Ловить тот самый момент, когда всё «произошло». Многое вершится на истинных чувствах человека, на том, как мы внутри себя ощутили то или иное событие. За этим люди приходят в Театр: прожить постановку, почувствовать откликающееся, вспомнить внутри себя то, что заставляет дрожать, восторгаться, волноваться, отдаваться, быть на острие, но быть живыми и настоящими. Поэтому, именно живой Театр нужен как воздух. Как писала любимая нами М.И. Цветаева, в голодной и разрушенной Москве 1922 года её стихи были нужны «как хлеб».

Приятие процесса зарождает в нас любовь к нему. А возможно, это и самое главное — жить в любви с тем, что ты делаешь.

Когда я смотрю на Анну Ивановну: ту, которую увидела тогда и ту, которую вижу сейчас, я понимаю, что, пожалуй, совсем ничего не знаю. И все загадки остаются неразгаданными. Но может, и не нужно ничего понимать, ведь я уже чувствую. А мы — всего лишь проводники и просто обмениваемся энергией.

28.04.2021.


Рецензии