Пугачёвский клад. Заговорённое золото

В больнице Пашку лечили долго, ранение было не шуточное, так что и здоровье шло на поправку  неспешно. Выписали его месяца через полтора, как раз к середине апреля. Домой его привёз на машине председатель колхоза Василий Фёдорович.
  Когда весть о том, что Пашка объявился в деревне, долетела до жителей,  многие потянулись к избе, где он жил. Гостей набилось в горнице столько, что многим и присесть было негде. Пашку поздравляли с выздоровлением, шутили, смеялись, каждый норовил похлопать его по плечу или просто пожать руку. Он, не привыкший к такому вниманию к себе, смущённо улыбался и повторял одно и то же:
  - Спасибо, что пришли.
  Спустя какое-то время гости постепенно разошлись по домам. С Пашкой остался я и все наши ребята. Помолчав чуточку, Пашка поинтересовался:
  - Ну, как вы тут без меня поживаете?
  Первым торопливо заговорил Володька, понятное дело, без него никуда. Я всегда думал, что если его заставить не проронить ни слова хотя бы десять минут, для него это будет серьёзным наказанием. Он  сделал скорбное лицо, сузил глаза и чуть ли не шёпотом произнёс:
   - Ты пока в больнице был, тут такая заваруха случилась. Я когда нашим мальчишкам о ней поведал, у них аж слёзы на глаза выступили от огорчения, во как!
  - Пустомеля, говори по делу, - произнёс Пашка.
  - Ладно, слушай, вообщем, три дня назад, на улице подходит ко мне Сашка, младший сын Филимонова, и шепелявит: «Здорово, Володька». – Я молчу, ты же знаешь, что все деревенские пацаны решили не иметь никаких дел с сыновьями предателя. Он потоптался на месте, потом загундосил:  «Маменька захворала, жар у неё, горло сильно болит, ты спроси у деда Тимофея, может, он продаст немного мёда для лечения? А я бы взамен ему вот эту денежку дал», - и достаёт из кармана монету.
Я как взял её в руку, посмотрел и сразу похолодел, а потом меня бросило в жар - это же Екатерининский золотой червонец 1762 года! Тогда говорю Сашке: «Никуда не ходи, подожди меня на этом месте», - сбегал домой,  и пока дед не видел, налил из фляги мёд в стеклянную банку и назад вернулся.               
  -  Вот, глянь, - Вовка сунул золотой империал в руку Пашке. 
 - После стал я пытать Сашку, откуда у него эта монета взялась, а он бормочет: «Нашёл за деревней, на тропинке». Ясное дело, я не поверил и  говорю ему: «Если ты мне откроешь правду, я тебе свой перочинный нож отдам». Сашка как увидел у меня в руках этот ножичек, так сразу всё, что знал, мне выболтал. Рассказал, что проснулся как-то среди ночи, голову приподнял с подушки, видит - керосиновая лампа горит, за столом отец с матерью сидят и потихонечку разговор ведут. Маманя ругает отца почём зря: «Ты что, теперь всю жизнь будешь бегать, от людей хорониться, как дикий зверь»? Он отвечает: «Сам знаю, что неладное сотворил, только теперь ничего не поправишь, тут ещё вдобавок мальчонку Пашку из ружья чуть до смерти не застрелил. Если явиться с повинной к властям, так боязно – расстреляют». Маменька опять говорит: «В деревне-то нам худо стало жить, соседи  здороваться перестали, смотрят на меня исподлобья. А Ванька наш, как на улицу пойдёт, обязательно с синяком под глазом возвращается, или нос до крови ему разобьют. Ребятня на него толпой налетают, ему одному с ними не справиться». Отец помолчал, потом встал и сказал: «Вещмешок, что я с собой принёс, наполовину золотишком набит, вышло так, что нашёл я клад в пещере, на Артёмовой горе. В трёх бочонках сокровища хранились, перепрятал я их в другое, надёжное место, а тебе решил  преподнести подарочек. Закопать его надо в огороде, вдруг со мной что случится, так тебе хоть на чёрный день поддержка какая-то будет. Неси чугунок, сложим туда золото, а завтра ночью опять приду, притащу мешок копчёного мяса - лося недавно подстрелил в лесу. То, что деревенские озлобились на вас, так это мой грех, прости, коль сможешь». Потом они вышли из дома, чугунок с собой прихватили, а я потихонечку встал с постели, чтоб брата не разбудить, на цыпочках подошёл к столу, смотрю, возле солонки денежка лежит, видать, её не заметили. Взял я эту монету и назад вернулся».
  Володька шумно вздохнул:
   - Так что, выходит, обскакал нас Филимонов, первым отыскал Пугачёвский клад в пещере. Мы решили дождаться, как ты из больницы придёшь, будем вместе думать, как дальше быть.
  Пашка, насупившись, молчал, потом медленно заговорил:
  -  Во-первых, Филимоновских сыновей больше не трогать, они не виноваты, что у них такой отец. Во-вторых, Володька, ответь: ты подарил Сашке перочинный нож или надурил его?
   -   Мне самому этот ножичек нужен,  потом отдам.
   -    Сегодня найдёшь Сашку, и то, что ему обещал – исполни, я проверю. И  в-третьих, идёмте к председателю и ему всё сообщим, про Филимонова и золото.
    В правление колхоза мы ввалились гурьбой. Председатель Василий Фёдорович стоял возле окна, с цигаркой в зубах, и пальцами барабанил по стеклу. Услышав шум, повернул к нам голову:
   - А, молодёжь! Говорите, с чем пожаловали, дело какое-то до меня имеется, или просто так решили заглянуть в гости?
   Пашка выступил вперёд и сказал:
   - Сейчас, Василий Фёдорович, Вам Вовка такое расскажет, что Вы просто остолбенеете.
   Выслушав Вовкино повествование до конца, председатель задумчиво произнёс:
   - А я всё никак не мог уразуметь, отчего Филимонов дезертиром стал, не похоже на него, чтоб струсил. Я когда парнем был, дружили мы, в клуб на танцы в село Светлое хаживали, местные парни нас там неприветливо встречали, не раз с ними дрались. Егор Филимонов всегда молодцом держался. А лет семь назад, в колхозной конюшне пожар случился, так он в пламя бросился, коней спасать, чуть сам заживо не сгорел, когда крыша обрушилась.  Теперь всё на свои места встало, глаза  открылись, думаю, как золото попало ему в руки, оно ему голову и задурманило. Не устоял, не захотел с кладом расставаться, разбогатеть решил, не пошёл Родину защищать, семью, жену, детишек - ударился в бега, сволочью оказался. Ладно, буду звонить в райцентр, вызывать уполномоченного, пойдём с обыском к Филимоновой Анне Андреевне, пусть ответит за укрывательство преступника и золотишка по закону военного времени. Лет десять точно получит, а может, и побольше дадут, все пятнадцать..
   Председатель подошёл к столу, положил ладонь на телефонную трубку, но поднимать её не стал. Постояв неподвижно некоторое время, вдруг резко повернулся и отошёл в сторону.
  - Подумать надо, - хрипло произнёс он, - предположим, посадят Филимонову, дадут ей срок, а с детьми что будет?  Алёнке всего два годика, Сашке и семи нет, Ваньке недавно девять исполнилось. В детдом их отправят, так при живой матери им там не сладко будет. Да и Анна Андреевна – женщина добрая, работящая, всегда в передовиках ходила, к праздникам премиями и грамотами награждалась. Возникает вопрос: как поступить в этой ситуации?
  Он надолго замолчал, глядя в пол, потом продолжил:
  - Принимаю такое решение: ты, Павел, и ты, Сергей, пойдёте к Анне Андреевне, скажете, что нам всё известно о кладе. Пусть она не медля, добровольно явится в правление и сдаст золото государству. Как говорится в пословице, и волки сыты, и овцы целы. Но вы, ребята, должны мне ответ дать – согласны с тем, что я вам предлагаю,  или нет.  И ещё у меня к вам просьба: обо всём, что здесь сегодня произойдёт, в деревне не болтать, ни близким, ни родне не рассказывать, иначе властям всё это очень быстро станет известно, и выйдет, что и Филимоновой не поможем, и мне тюрьмы не избежать. Я вас оставляю минут на десять одних, вы посоветуйтесь между собой,   когда вернусь - скажете, какое решение приняли.
  Когда председатель вышел за двери, мы, не сговариваясь, посмотрели на Вовку. Он покраснел и растерянно промямлил:
   - А чего вы на меня уставились, считаете, что я тайну не могу хранить?
   - Успокойся, никто на тебя так не думает, мы просто знаем, что ты – трепач, - сказал Пашка.
   Мы рассмеялись, не веселился только Вовка.
   - Теперь давайте будем решать: что мы ответим Василию Фёдоровичу, когда он возвратится? -  сказал Пашка.
  На обдумывание ушло не более трёх минут. Когда председатель вернулся, мы заявили: если нужно, можем подтвердить, что видели, как пришла Анна Андреевна, принесла корзинку, в которой было золото, и сказала, что нашла его в огороде, когда вскапывала землю под картошку. Теперь вот хочет передать всё государству. А мы в правление нагрянули сообщить председателю, что организовали футбольную команду, хотели попросить его приобрести нам мяч. Выслушав нас, Василий Фёдорович покачал головой:
   -  Да, фантазии вам не занимать, что ж, Пашка и Серёжка, отправляйтесь в гости к Филимоновой,  мы вас здесь будем ждать.
  Спустя некоторое время, открылась дверь, в комнату вошла Анна Андреевна с кошёлкой в руках,  следом Пашка и Серёжка.
   - Добрый день, - тихо сказала она, - принесла вам всё богатство, что у меня было, ни капельки не утаила, ни крупинки себе не оставила.
   - Хорошо, посмотрим на твои сокровища, -  председатель взял из руки Филимоновой корзинку, подошёл к столу и высыпал на столешницу её содержимое. Такого количества золотых монет, перстней, серёжек, крестов и всяких других штучек нам не приходилось видеть никогда в жизни.
   - Вот это да! – с придыханием произнёс Лёшка.
   - Что, полюбовались? Теперь положим всё это назад, в корзинку, и спрячем в сейф, чтоб посторонние не увидали.
    Выполнив эту работу, обратился к Филимоновой:
  - Поедем  в райцентр, драгоценности с собой возьмём, там сдадим их, кому следует, получим расписку и назад вернёмся.
   - А я к Вам собиралась сегодня зайти, - глухо проговорила Анна Андреевна, по её щекам катились слёзы.
   - Что-то случилось?
   - Такая беда стряслась, что высказать нет возможности, - она зарыдала.
   - Успокойся, не плачь, скажи толком, что произошло, - председатель стал наливать из графина воду в стакан, - попей водички.
    - С мужем вчера виделись, медведь его три дня назад сильно поранил, - всхлипывая, стала рассказывать Филимонова, - я ему говорю: «В больницу тебе нужно, вон, глянь, левая нога распухла, ступня чернеть начала, гангрена может начаться». А он: «Никуда я не пойду, зачем мне это надо? Врачи доложат в милицию, что дезертир к ним явился, подлечат, может быть немного, чтоб на ногах стоял, потом придут за мной, зачитают приговор, поставят к стенке и шлёпнут, так лучше  тут подохну». Я ему: «Что ты одно и то же твердишь – расстреляют, расстреляют, может, просто в тюрьму посадят»? Смотрю, он маленько оживился: «Может, и правду ты говоришь, знаешь что, сходи к председателю, Василию Фёдоровичу, скажи, что кается Егор Филимонов в содеянном. Особенно, что Пашку ранил, я ведь не специально в него стрелял, случайно так вышло. Скажи, хочет с повинной явиться к властям и ещё рассказать, где Пугачёвский клад спрятал, там золота не меряно лежит. Может, зачтётся мне это признание, а просьба одна – пусть Василий похлопочет, чтоб меня не расстреляли, а подлечили и отправили на фронт штрафником, авось, в живых останусь. Ну, а коль убьют, так детишкам никто не будет выговаривать, что их отец – дезертир и предатель. Лежу в этой вонючей норе и думаю: что со мной? Нашёл клад, сдал бы его государству, глядишь, может ещё и премию бы дали. А так получилось - ни себе, ни людям. Такое ощущение, что  порчу на меня навели, как во сне был».
   Анна Андреевна замолчала и тяжело вздохнула, в комнате наступила  тишина.
   - Учитывая явку с повинной, да если укажет, где золото спрятано, думаю, действительно, отправят его на фронт в штрафбат. Сказывай, где он прячется, - председатель потёр лоб ладонью.
    -  Недалеко, километрах в шести от деревни, возле Волчьего оврага, землянку себе соорудил.
   - Угу, выходит, до Волчьего оврага нам на автомобиле не проехать, пешком пойдём, - в раздумье проговорил председатель. – Ну что, братцы, помощь ваша требуется, Филимонова понесём в деревню. Мне одному не управиться, носилки изготовим сами, на месте, тем более в кузове автомобиля небольшой кусок брезента лежит. Сходи, Володя, забери его, принеси сюда.
  До землянки, где прятался Филимонов, мы не дошли шагов пятьдесят, когда нас остановил председатель:
   - Ребята, вы постойте здесь, мы с Анной Андреевной пройдёмся, проведаем раненого, потом вас позовём.
  Они торопливо приблизились к землянке и, хлопнув дверью, скрылись в ней. Спустя короткое время вдруг раздался протяжный женский вопль, который быстро сменился рыданиями.
   - Наверное, что-то случилось, - с тревогой в голосе произнёс Пашка, - идёмте на помощь.
   Мы почти приблизились к землянке вплотную, когда из неё вышел Василий Фёдорович:
   - Всё, умер Филимонов, медведь его сильно искромсал, шансов выжить у него совсем не было. Пусть его жена с ним наедине побудет, поплачет.
   Председатель достал из кармана пачку «Беломора», вытащил из неё папиросу, закурил. Все молчали. Из землянки доносились женский плач и причитания. Василий Фёдорович бросил недокуренную папиросу на землю:
   - Пойду, поговорю с Анной Андреевной насчёт похорон.
  Он спустился  в землянку, через некоторое время плач прекратился, мы услышали его голос:
   - Хоронить будем твоего мужа сейчас, здесь, в землянке. Крышу разберём и сверху землёй забросаем.
    - Да как же так, он собака какая-то, или на кладбище места нет?
   - На кладбище ему дорога заказана,, узнают деревенские, что ты мужа похоронить хочешь на кладбище, тошно тебе придётся. У них сыновья, мужья, братья, те, кто на фронте погибли – неизвестно, где лежат. Да и непонятно, зарыл их кто в землю или нет, а тут дезертиру такую делать поблажку, не поймут люди. Ты вот что, покойнику руки на груди сложи и одеялом с головой его накрой, а мы с ребятами за работу примемся, вижу, лопата и топор у стены лежат, это хорошо, что хоть какой-то инструмент здесь имеется.
   С землянкой пришлось повозиться, несмотря на то, что была она небольшой. Сначала крышу разобрали, потом перекрытие из жердей в сторону оттащили, к тому же лопата была одна на всех, и земля ещё до конца не оттаяла – времени ушло достаточно. Когда, наконец, всё было закончено, мы отправились в деревню. 
   Ко мне подошёл Вовка:
   - Жаль, что Филимонов помер, не успел сказать, куда Пугачёвский клад спрятал, нам теперь его не отыскать.
   - Да, обидно, - кивнул головой я.
   - А, может, это и к  лучшему? - продолжил Пашка, - вообще, я считаю, этот клад заговорённый, проклятый. Ты сам подумай, кто бы ни пытался это золото заграбастать, обязательно с ним что-нибудь случается: или умрёт, или беда какая-нибудь  стрясётся.
    - Похоже, что так, - ответил я.
   Слушал я Пашку невнимательно, от голода у меня слегка кружилась голова. С утра я почти ничего не ел, и сейчас мне очень хотелось домой, где меня ждёт мама, на столе в тарелке лежит горячая картошка в мундире, в миске - квашеная капуста, крынка с молоком и ломоть ржаного хлеба…