108 Дней Ее Жизни. День 22. Reflection

Рефлексия.
_______________________________________
Запрета дверь, но открыто окно. Я ведь все равно выйду отсюда и не имеет значения, каким образом.
_______________________________________
День 22

   Восемнадцать минут третьего ночи. Снова гребаные кошмары.
   «Мы ждем тебя. Ждем.»
   Говорят, одно и то же присниться не может. То есть, может, но вероятность это очень мала. Тот сон тревожит меня уже не первую ночь. Мне страшно. Вновь холодный пот и головная боль. Как же это уже надоело. Не могу уже.
   Я вскочила с кровати и ударила кулаком в стену у изголовья кровати. Костяшки пальцев онемели и заболели. Плевать, хоть успокоилась немного. Что ж, если физическая боль помогает справиться с истерикой, то может перестать принимать успокоительные и всякого рода антидепрессанты? Стоит подумать об этом. Некоторое время я всё ещё валялась в постели, не было сил даже пошевелиться. Кажется, прошло несколько часов и только потом я поплелась в ванную. Обычное утро каждого дня, только за окном пока темно. Дверь в ванную комнату, шаг вперёд и несколько шагов влево — раковина. Только я брызнула в лицо холодной бодрящей водой, как почувствовала, что-то острое под ногами и это что-то впивалось в мою кожу.
— Чёрт.... Стёкла...
   Несколько прыжков вправо и, быстро раздевшись, я уже сижу в ванной, вытаскиваю осколки промывая водой раны. Не могу сказать, что уж так сильно больно, но не особо приятно. Минут двадцать у меня ушло на удаление всех видимых и ощутимых мной стёкол с обоих стоп и ещё десять минут на уборку. Раны пришлось перебинтовать после обработки спиртом. Моё тело не всё так просто воспринимает, как у других. Кровь может бежать часами. Умереть-то я не умру, но будет глупо попасть в больницу из-за такой мелочи. И я рада, что всё-таки оставила что-то из аптечки на полочке за зеркалом над раковиной. Одеваться я не стала. Странно, конечно, это выглядело, голая девушка с бледным хмурым лицом ходит по дому с перемотанными бинтами ступнями. И немного смешно то, что почти все окна второго этажа открыты.
   Зеркало... Я вижу хрупкую худую девчонку с длинными чёрными волосами, пронзительным взглядом и... мёртвую. На моём теле можно пересчитать чуть ли не каждую косточку. Думаю, я бы заменила скелет в кабинете анатомии через месяц. Опять же, очень бледная, под глазами тёмные круги, синяки и ссадины повсюду. Такой меня видят все? Они считают, что я красива, даже прекрасна, что я без проблем пробьюсь в модели, если пожелаю. Говорят, что я странная и замкнутая, импульсивная и совершенно индифферентна к реальности. А для других я ещё и интересна всем вышеперечисленным. В какой-то мере это правда, но кто-то может себе представить, что эта ненормальная девушка может за себя постоять? Или то, что она не хотела быть такой и при таких обстоятельствах? Лучше бы я была самая обыкновенная. За свои восемнадцать лет я видела слишком много. Кто-то бы похвастался пережитым, говорил, какой он молодец, прошёл через такое и пока ещё жив. Но мне это зачем? Не вижу смысла жаловаться или хвастаться. Всем плевать, а кому хоть немножко нет... Они со мной. Неважно где они, в каком городе, штате, стране — они рядом. И я скучаю. Вместе с ними в мои дни пролетали незаметно, не так как сейчас. Сейчас они тянутся, не знаю, чем себя занять, на что отвлечься.
   За окном 4 июня, начало лета, а я ощущаю осень. Каждый день как будто бы последний. За горизонтом прячется солнце, видно лишь его лучи. Осень уже даёт о себе знать, пронизывающий вечерний ветер и листья вокруг. Трава местами уже совсем не зелёная. Люди... Они всегда, наверное, были такими. Холодными. По-моему, даже кошка подарит вам больше любви и доверия, чем кто-либо из людей.
   Так я сейчас всё вижу. Да, на улице только утро, ветра нет и до осени не так близко. Но ведь на самом деле времени не существует и времён года тоже. Просто людям так удобно. Мы очень много чего придумываем для того, чтобы сделать нашу жизнь проще. Но получается так, что наоборот усложняем. Взять, например, то же время и цифры — этого нет, а мы постоянно ставим себе и другим сроки, ограничиваем своё существование 24 часами за которыми последует ещё столько же, и ещё, и ещё... Все уверены, что у них ещё будет время, откладывают на завтра. Порой люди забывают о коварности жизни, ведь мы можем умереть, когда угодно из-за несчастного случая или возраста, болезни и тому подобного. У меня тоже, конечно, есть свои временные рамки, но не везде. Далеко не везде. И я не особо-то жду завтра, его даже нет. Каждое «завтра» — это сегодня. Как по мне, бывает только сегодня. Вчера и ранее уже прошло. Мы не помним каждую секунду и каждое мгновение, лишь определенные моменты, события. Это было, значит уже его нет. Может для кого-то подобное рассуждение покажется бредом. Мои мысли никого не должны волновать. Мой мир и разум — это только моё. Ничьё больше. К чёрту всех и всё. Плевать я хотела на любителей посмеяться над мировоззрением других и их жизнью. Обычно такие люди ничего из себя не представляют. Их дни серы и ничем не отличаются от предыдущих и последующих. Им нечего рассказать о себе, ибо зациклены на людях с более ярким, пускай и странным, внутренним миром. Они умеют только обсуждать "других". Как последние реагирует на первых? Забавно, может, но "другим" совершенно плевать. Мы не воспринимаем их. Они — биологический мусор. Но, если честно, потенциал есть у каждого. Мои дни такие же ксерокопии, как у других. Различие в том, что, если я хочу что-то поменять, я действительно меняю, а не просто постоянно "собираюсь".
— Что ж, сейчас только утро, а я уже хочу изменить сегодняшний день, — я засмеялась сама себе. — Думаю начать с красного полусладкого.
   Ходить пока не очень удобно, стопы перебинтованы, но, когда я была на пол пути к магазину успела к этому привыкнуть. Боль давно утихла, неудобство доставляли только бинты. В магазине я увидела двух парней, которых уже замечала в клубе, когда приходила к Кишу и ребятам. Они тоже меня узнали. Один из них моего роста, брюнет с золотистыми глазами и немного странными чертами лица. Ощущение, будто его напичкали успокоительным и ему безразлично всё, что происходит вокруг. Второй почти такой же, тоже брюнет, но глаза тёмные и сам он на порядок выше своего друга. Пока они думали, что купить, я пролезла вперёд и расплачивалась за бутылку вина и сигареты. Парни смотрели в мою сторону молча.
   Дома я достала бокал и налила немного вина. Думаю, музыка не помешает. Где-то у меня в ноутбуке был создан плейлист для таких случаев, как этот. Вот. Нашла. Спокойная музыка составляет 1/3, другие 2/3 зажигательные треки (когда половина бутылки уже будет выпитой и захочется немного потанцевать). Я закурила сигарету и сделала глоток. Могу отметить, я думала вино, купленное за двенадцать долларов будет не очень, а оказалось наоборот. Мне нравится. Прекрасно.
   День начался с небольшого происшествия, но в целом неплохо. Настроение поднялось. Через час я уже прыгала на кровати под музыку и допивала остатки вина из горла. Я подпевала группе Nirvana изображая каждого из группы по очереди. Когда, наконец, я выдохлась, упала на кровать закуривая очередную сигарету.
   Телефон завибрировал и, похоже, не в первый раз за сегодня. Я и раньше слышала вибрацию где-то на полу, просто не обращала внимания. Неизвестный номер пытался дозвониться до меня.
— Слушаю, — голос всё ещё был весел. Хорошее вино.
— Мисс Марми? — Спросил женский голос.
— Да, кто спрашивает?
— Это миссис Зилберг. Звоню насчёт экзаменов. Мы посовещались, думаем, ты можешь быть допущена.
— Вы делаете мне одолжение? — Я засмеялась. — Знаете, что? Идите все к чёрту.
   После «отбоя» телефон вернулся на пол, а я пошла за второй бутылкой вина. На этот раз уже сладкого.
   Четвёртый бокал был выпит только наполовину, я уже чувствовала себя очень даже хорошо. Сейчас я сидела на полу в ванной совершенно не задумываясь, что где-то тут мог заваляться маленький осколочек стекла. Снова уткнувшись в своё отражение и разговаривая с ним подумала, зачем же всё-таки я живу.
— Мне осталось немного. Я и так достаточно долго прожила с этим. Ремиссия могла бы продолжаться вечно. Через пять лет я бы излечилась. Возможно, я могла бы использовать шанс на освобождение. Но... — я опустила голову и посмотрела в бокал, на багровую жидкость.
— Тебе надоело. Ты хочешь жить, как все. Без постоянных лечений, операций и лекарств. Завести семью и детей. Где-то работать. Иметь дюжину родственников, друзей и все они не будут говорить тебе, что стоит пойти на химиотерапию, которую ты так ненавидишь.
   Девушка в зеркале смотрела с дикой болью в глазах. Она была в точности такой, как я, моим отражением, каким и должна была являться. Но слишком грустным и подавленным. Она выглядит, как скопление моих самых серых эмоций где-то внутри.
— Мне это не светит, — я вздохнула. — Мои мечты не осуществятся. Чёртов лимфолейкоз.
— Помнишь, как нас мучили на профазе? Как болели почки? Та неделя казалась слишком долгой. А индукция? Консолидация? Помнишь ту длинную иглу, которую ты впервые увидела, когда была ещё совсем малышкой? Ты всё помнишь.
— Хватит. Я все помню. От каждого только слова я вновь всё это ощущаю.
   Вспомнилось, как начали выпадать волосы, и побледнела кожа. Машинально я провела рукой по голове.
— Всё хорошо, волосы всё ещё на твоей голове. Цитостатики уже давно вышли из твоего организма.
   Что-то произошло, и я начала плакать. Моё отражение всё ещё говорило.
— Поплачь, Эйприл. Пока ещё можешь плакать, пока в тебе горит этот огонёк жизни.
— Может, стоит попробовать поймать за хвост шанс на ремиссию? И может на выздоровление? — сквозь слёзы прошептала я.
— А ты хочешь? Готова ли к разочарованию или, если всё получится, к новой обычной жизни? Она же нам обоим чужая и странная. Сможем ли привыкнуть?
— Или мы умрём на операционном столе.
— Или через неделю, через месяц, — отражение тоже пустило слезу. — Два варианта — лечение в результате которого или поправляемся, или умрём и простая жизнь, какая есть сейчас. С болью, но мы можем прожить больше, чем после операции. Сколько сейчас времени?
— Двенадцать недель, в среднем.
— После лечения мы можем прожить всего несколько часов или дней, а может лет. Что лучше: использовать шанс на выживание, который может стать последним или прожить последние дни своей жизни зная, что время всё ещё в твоей власти? Эйприл, что лучше??
— Я не знаю, не знаю! — я расплакалась еще сильнее. — В данный момент я уже готова умереть. Сама. Без врачей и медсестер.
— Ты ответила, — она немного улыбнулась, но все же оставалась грустной. — Мы будем сами, никакого лечения.
— Да.
   Вино закончилось. На дне ни капли. Я поднялась с пола и пошатываясь пошла на кухню. Три сигареты подряд. У меня и раньше были монологи с самой собой, но не с отражением. Странно немного. Неважно. Главное, сама суть, а не это. Хотя, мне всё-таки интересно, с чем же связаны мои галлюцинации.
   «Мы будем сами, никакого лечения.»
   Плевать я хотела на больницы и, в целом, на свою болезнь. Пусть будет, как будет. Я буду жить той жизнью, которую хочу, без ограничений. Стоп, а я ведь действительно могу делать абсолютно всё, что пожелаю. Мне особо терять нечего. Единственное, что правда моё — душа. Дьявол пока не забрал её. Мэтт и ребята мои родные люди, но всё же, я не могу сказать, что они целиком и полностью мои, я не могу распоряжаться ими, как вздумается. Моя только душа. Тело забрал лейкоз, оно уже не моё. Я останусь наедине со своими мыслями, с той, что по ту сторону зеркала. Уж лучше с ней, чем с белыми простынями таких же белых палат, в которых пахнет медикаментами, за стеной слышно истерики или нет ни одного звука, кроме шагов врачей. Это невыносимо. Зачем мне быть там, где мне будут постоянно напоминать о болезни? Я и сама часто напоминаю себе, но там это будет происходить гораздо чаще. Может и есть шанс, но мне надоело. Я уже не раз проходила лечение. Все говорили, что всё будет прекрасно, у меня большие шансы на выздоровление. Ну и где теперь эти шансы? Даже если они есть, мне они не по карману.
   У меня столько вопросов. Кто бы мог ответить на них? Моё отражение... Может быть...
   Я побежала обратно в ванную. В зеркале никого нет. То есть, только реальная я.
— Ну давай же, давай, — я зажмурила глаза и обняв себя за плечи качалась вперёд-назад. Открыла глаза — никого. — Чёрт.
   Я отползла к стене, облокотилась и закрыла глаза разглядывая темноту внутри меня. Всё покрыто пылью и паутиной. Пауки ползают, плетут своё сито на окнах моего дома. Дом не такой, какой сейчас. Здесь он остался таким, каким был поначалу, когда в нём жила моя семья. Всё так же, но заброшено. Так холодно, что даже губы посинели. Но я же не там, я в этом мире, где нет всего этого. Почему я замерзаю?
— Потому что, что так выглядит наш мир. Для нас всё давно уже покрыто пеплом и паутиной. Мы давно вышли из всего этого, но там оказалась наша часть и это будет вечно нас тревожить.
   Я посмотрела на другую себя. Кое-как подавила наступающее желание разрыдаться. Я сильная, я не тряпка.
— Конечно нет, но ты и не камень. У нас тоже есть чувства, порой нам плохо. Так случается со всеми. Этого не избежать. Все видят тебя спокойной и загадочной, никто бы не понял нас. Никогда. Тебе нужны ответы? Считаешь, я могу ответить на твои вопросы? Я — твоё подсознание, я знаю почти то же, что и ты. Я помню больше. Есть что-то, что ты отложила на самые дальние полки в ужасные рассыпающиеся коробки, ты спряталась от них. Но мне не спрятаться. Я живу в том хламе и не могу что-то забыть. Я не сплю, не ем, мне остаётся только пересматривать всё снова и снова. Всё настолько мрачно, что меня ослепляет даже простая мелочь, которой ты улыбаешься. Когда ты начинаешь копаться в воспоминаниях — мне больно. Каждая секунда режет, кромсает меня. Ты видишь, как я изуродована? Конечно, я могла бы быть ещё хуже, но меня лечат и хорошие, светлые моменты. Их так мало.
— Перестань жаловаться. Я ведь чувствую всё то, о чем ты говоришь. Мы одно целое.
— Ошибаешься. Может мы были рождены вместе, но я существую, порой, раздельно от тебя. Тогда я, а не ты, становлюсь наблюдателем самоистязания. Я мертва, а ты — нет. У нас есть лишь воспоминания. У тебя нет меня, нет души. Есть только её труп. Мой труп.
— Значит, ты не ответишь на мои вопросы? — голос дрогнул, я действительно больная на голову.
— Хочешь узнать, почему так сложилось? Почему родилась именно такой, во всём этом дерьме? Почему не нужна была отцу? За что погибли мама и Алекса?
   Она всё продолжала, а я видела лица всех, кого она называла. Я держалась, вгоняла ногти в ладони и вздрагивала от каждого взгляда тех людей. Последний взгляд не был человеческим. Это была моя кошка Обри, которая сбежала в день смерти моей семьи и умерла сама, попав под машину на моих глазах. Она просто вырвалась из моих рук, она укусила меня, хотя никогда так не делала.
— Хочешь узнать почему умерла Обри?
  Кошка сидела на коленях моего отражения и мурчала. Когда она посмотрела на меня, я её не узнала. В её взгляде слишком много понимания, будто это человек в кошачьей шкуре.
— Я хочу знать всё.
— Знаю, и может я бы ответила тебе, но я могу сказать только одно — меняй всё, что только в твоих силах, или мы так и останемся в этом болоте. Тогда, мы прольём хоть немного света в этой бездне и всё прояснится. Ты не исправишь, конечно, очень многое, и даже меня не вернёшь к жизни, но изменишь будущее. Мы встретимся в другом мире после твоей смерти, я буду выглядеть иначе, но ты узнаешь меня. Главное, чтобы мы попали туда, где нас не будут мучить эти воспоминания. Надоело. Создавай новые, хорошие.
— Нужно время.
— А этого, дорогая, у нас с тобой в избытке. Нужно действовать сейчас, а не потом. Потом может не наступить.
— Спасибо, что напомнила, — съязвила я.
— Всё так плохо, а ты пытаешься показывать характер. — Она усмехнулась.
— Неужели ты действительно считаешь, что всё невероятно сложно и ужасно?
— Поправка, мы так считаем.
   И тут до меня дошло осознание того, что моё второе я в таком же неведении, как я сама. Это всего лишь воспоминания, склеенные в мой силуэт. Мне снилось это тело, вот и всё, картинка преобразовалась.
— Бинго, детка. Но кое в чём, ты ошиблась. Я знаю чуть больше твоего.
— Откуда?
— Ты доверяешь интуиции, но не всегда слушаешь меня — голос в твоей голове. Никогда не задавалась вопросом, откуда твои предчувствия? Задавалась, я знаю. Ты отвечала на это так: "Ну у всех же такое бывает, это нормально". Да, у всех, потому что ваше Альтер эго видит чуть дальше вас. А вы не всегда слушаете.
   Неужели я настолько сошла с ума? Разговариваю с зеркалом, веду такие беседы с отражением. Я безумна, это мне мерещится.
— Мерещится? Что? Я?!
   Другая я поднялась с кафельного пола и со злобным, обиженным видом протянула руку ко мне. Я столбенела. Её рука вылезла из зеркала, и указательным пальцем правой руки коснулась моего лба.
— Я не мерещусь.
  После, звуки слов растворились в тумане. Потом, он рассеялся и увидела нечто нереальное. И, что самое невероятное, слышала то, чего слышать не могла.
   Мне двенадцать и на моих руках сидит Обри. Она довольно мурлычет. Но я слышу её настоящие мысли.
   «Этот ребёнок не ощущает это? Так холодно, пахнет чем-то ужасным. Кто-то из её родных погиб. И она скоро умрёт. Она была так добра ко мне. Я дам ей пожить ещё немного.» В этот момент Обри укусила меня и выбежала на дорогу.
— Обри?! Кошечка, иди сюда, — кричала я.
— Почему? — сказала уже настоящая я.
— Вспомни, какой ты подобрала ее. Облезлая, худая, больная. И какой она умерла?
   Да, Обри в последние минуты своей жизни аж светилась.
— Ты очень многого не видишь.
— Однако, больше других.
   Мое отражение махнуло рукой и закатило глаза.
— Они вообще слепые. Не все, конечно.
   Перед моими глазами проплыли очертания людей, которых я приписала к списку «других»
— Все они навсегда с тобой, — она положила правую руку на грудь и опустила лицо.
   Некоторых из них уже нет, некоторых просто не вижу и не знаю, что с ними сейчас. Но да, общаясь с каждым я что-то взяла от них — их мысли.
— Моя жизнь — сплошные разочарования и боль, пытки. Я не знаю, что мне делать.
— Не жалуйся, есть люди, которых жизнь совсем не пожалела, и они ничего не сделают. А ты что-то ещё можешь. Что тебе сделать? Я скажу тебе, для начала.
— Что же?
— Иди поешь, — и она исчезла.
   Смешно, но мой желудок громко заурчал. Я вышла в коридор и чуть не упала. Вокруг темно. Ничего не понимаю. Ведь я только что разговаривала с другой Эйприл и было светло, может около двух часов дня. А сейчас глубокая ночь. Я ненормальная.
   Есть я захотела невероятно, даже не ожидала, что в меня влезет запечённый картофель с курицей и салат. Давно я так не ела. Закуривая сигарету на своём подоконнике, я пыталась проанализировать всё, что сегодня произошло и было сказано. Кому расскажешь — не поверит. Я бы не поверила, что уж там. Но это случилось со мной. Со мной постоянно что-то случается. Может я и не получила ответы, которые мне нужны, но теперь в одном я уверена: я не смогла бы жить иначе. Всё не потому, что я так привыкла или мне это нравится. Вовсе нет. Я не была бы той Эйприл, которой являюсь сейчас и не знала бы тех, кого знаю. Плевать, что времени у меня гораздо меньше, чем должно быть. Я не хочу умирать, но я рада даже тому, что вообще есть. Это странный, полный слёз и улыбок мир, и он подчинил себе всех своих жителей. Мы не можем решить где и когда родиться, но можем выбрать где жить, и порой, где умереть. И я уже почти придумала свою конечную остановку.