Уроки возмужания

   Воспитанников Магаданской школы-интерната отдыхать на летние каникулы вывозили на 83-й километр Колымской трассы. Размещали в пустующей летом поселковой школе. Сам посёлок располагался неподалёку от трассы, на берегу каменистой речки Хасын. От неё же и получил одноимённое название. Вокруг зелёными куполами возвышались сопки, покрытые щуплыми лиственницами и плотными зарослями кедрового стланика.
   Отдых был организован приблизительно так же, как и в других  пионерских лагерях тех, уже далёких, шестидесятых годов. По приезду воспитанников распределяли по отрядам, во главе которых были воспитатели (из наших, родимых, интернатских). Общее руководство осуществлял начальник пионерлагеря, опираясь на назначаемый Совет. И, конечно же, как могли жить пионеры без горна и барабана? Почётные обязанности горниста и барабанщика выполняли я и мой закадычный дружок Толян. Это право мы заслужили, как единственные, кто хоть как-то умел извлекать нужные звуки из  неразлучных с пионерами инструментов. Распорядок дня не отличался особым разнообразием: побудка (которую я спросонья дудел на горне), физзарядка, завтрак, всевозможные организованные (и не очень) игры. В солнечную погоду с особым удовольствием загорали и бултыхались в реке. Правда, долго в ней не задерживались. Вода, как во всякой горной речке, берущей начало в ледниках, была холодной, с быстрым течением и каменистым дном из осклизлых валунов, на которых можно было запросто повредить ноги. Отогреваясь у костра после очередного купания, заворожено наблюдали за рекой, убегающей по вылизанной за века гальке. И всё чаще в разговоре мелькали вопросы: «А что же там, дальше, вниз по течению? Как там? Вот бы посмотреть!»

    Чтобы разнообразить питание, руководство лагеря заключило с соседним колхозом соглашение: мы пропалываем поля, а нам взамен дают овощи. Конечно же, чтобы поднять энтузиазм работающих, было организовано соревнование: Кто больше и лучше! В этом ударном труде наша бригада из 6 человек, часто добивалась лучших результатов, за что неоднократно поощрялась «БЛАГОДАРНОСТЬЮ».
     Это единство на поле, сплотило нас ещё и духовно.
Как-то сидя на берегу, в разговоре прозвучала мысль: «Вот бы поплыл по реке на плоту вниз по течению, да посмотреть всё самим... Идея ни для кого не была неожиданной. Каждый из нас к тому уже созрел. Тут же кто-то высказался, что сплавляться лучше на камерах от колёс грузовиков, а в посёлке есть автобаза и можно сходить туда на разведку.
    Вернувшиеся разведчики сообщили, что один из свободных от дела технарей предложил с нашей помощью заклеить проколотые камеры, с условием, что после сплава мы их вернём. Через 3 дня в нашем распоряжении было аж 6 накачанных камер – по одной на брата. Это окрылило нас, а идея путешествия получила дальнейшее развитие. В один из свободных от общелагерных мероприятий дней, сразу же после завтрака ушли в сплав. Планировали к ужину на проверку вернуться.

     Всё складывалось прекрасно. Великолепная солнечная погода. Ровное быстрое течение. Персональный водный транспорт. У каждого на голове была привязана свёрнутая одежда (чтобы не замочить), а на шее, как талисман, болтались связанные шнурками ботинки. С палками в руках, мы со стороны напоминали индейцев-ирокезов, правда без боевой раскраски и не на пирогах, а верхом на надутых резиновых «баранках». Разнообразие проплывающих мимо пейзажей впечатляло: то таёжная глухомань по обоим берегам; то открытые, с удивительной галечной сединой плёсы; заливные, с духмяным разноцветьем луга. Сразу же за перекатами, на тихой воде, жировал хариус. То там, то тут были видны его полёты за неосторожно приблизившимися к воде насекомыми. Казалось, что рыба танцует. Даже вездесущий гнус, разгоняемый лёгким ветерком, не мешал нашему блаженству.
Но длилось оно не долго. Проходя перекат, Костя своей резиновой «баранкой» напоролся на неизвестно откуда оказавшийся там металлический штырь. Kогда стремнина вынесла их па глубину – гордая, надутая ладья испустила дух и он вместе с ней ушёл под воду. Сам Костя выплыл, но камера с буханкой хлеба (кстати, нашим единственным провиантом на весь день) исчезли бесследно. Видимо затянуло под топляк. Вместе с ними исчезли и ботинки.
    Пристав к берегу подождали (а вдруг течение что-нибудь вынесет), погоревали и большинством голосов, невзирая на мои протесты, приняли решение, что дальше мы с Костей поплывём на одной камере, как самые худые.
    Очень скоро мы с ним убедились, что наслаждение плаванием для нас закончилось. Сплав вдвоём на одной вертлявой камере, больше напоминал цирковую акробатику или высший пилотаж на воде. Чтобы не свалиться в воду, необходимо было соблюдать равновесие. Но по ходу движения приходилось управлять нашей резиново-резвой «Бригантиной»: уходить от столкновения с валунами и торчащими топляками, корягами, уклоняться от зависших над водой деревьев; проскакивать перекаты; бороться с течением, бившим нас на поворотах о бepeг и т.д. Для этого нужна была идеальная слаженность, чего у нас недоставало. Любое неловкое движение приводило к очередному кульбиту в захватывающую дух холодную воду.
Наблюдая наши с Костей водные трюки, дружки покатывались от хохота и награждали нас кусачими репликами. Для них это было развлекательным дополнением к путешествию по реке, хотя  у нас с Костей на этот счёт было другое мнение. Подтрунивание закончилось тем, что потеряв бдительность, некоторые из них тоже оказались в воде. Изрядно намокнув и продрогнув, решили выбраться на берег погреться, да и посасывало уже под ложечкой от голода. Наш продзапас утонул, а по распорядку дня в лагере был обед. Надеялись на берегу хоть чем-то разжиться.
Побродили в поисках грибов и ягод, но нам не повезло. И вдруг чей-то радостный возглас – Сюда!!! – возродил надежду.
    Прибежав, увидели в затоне огромное скопище мальков на мелководье. А  как их  взять из  воды? Кому-то пришла  в голову идея: «А попробовать    ловить    рубашкой?»    Быстренько    завязали     узлами    рукава, застегнули все пуговицы, а ворот перетянули  поясным ремнём.      Всё! снасть готова.
Четверо стали прыгать и шуметь в горловине затона, чтобы малёк не ушёл на большую воду, а двое рубашкой, как бреднем, загребали. В двух затонах мы кое-что на обед наловили. Но как ее есть? Не сырую же?
    Взрослые брали меня с собой несколько раз на рыбалку и охоту.  А там, в деле   и  за  разговорами   можно  было  многому   научиться.   Покопавшись в памяти, кое-что вспомнил.
Сплели из тонких веток решётку-поддон, обмазали его с двух сторон глиной. Получилось какое-то подобие противня.
    Пока мы мастерили посуду, Толян, с помощью лупы, усердно  добывал огонь. Когда и где он её раздобыл – для нас было тайной. Но с этой мальчишеской драгоценностью он никогда не расставался. Из-за того, что вода превратила наши спички в коричневую жижу, лупа оказалась очень кстати. В конце концов, солнце, лупа и старание Толяна дали желаемый результат. Вначале закурился дымок, а за ним появилось и пламя, которое стало с жадностью пожирать подкладываемый сушняк.
У paзгоревшегося костра подсушили будущую посуду, чтобы глина схватилась и не осыпалась. Обложили изнутри листьями крапивы,  и на них вывалили нашу добычу. Для сохранения тепла, сверху прикрыли корой сухостоя. И на угли!
    Возможно древляне таким же способом готовили себе пищу.   Вот   так    и    всплывает   из   глубины    веков   опыт предков,   когда современный человек без средств цивилизации оказывается один на один с природой.
    Томлёные на углях, в собственном соку мальки по съедобности и калорийности были совсем не лучше кильки в томатном соусе. Разве что варёные глаза были поменьше и не так пружинили на зубах. На десерт была кислица (дикий щавель). Изысканный обед запили водицей из речки. Пожалуй, она была самым вкусным десертом нашего застолья.
    После такой «объедаловки» энтузиазма продолжить путешествие у нас поубавилось. Часов ни у кого не было. По небесному светилу прикинули, что времени прошло уже порядочно, да и проплыли мы немало. Пора возвращаться.

    Трасса проходила западнее реки. Ориентируясь по Солнцу, пошли в нужном направлении напрямки, через тайгу. Камеры не бросили, а тащили с собой, т. к. дали слово вернуть. Заросли, через которые мы ломились, ветром не продувались.   Поэтому каждого из нас сопровождало персональное окружение из таёжных кровососов – комаров и мошки. Почуяв тёпленькую, аппетитную кровь, комары с остервенелым писком пикировали на кожу. Молниеносно, с особым мастерством подключали свои хоботки-насосы к источнику крови и уже через секунды с раздутым красным пузом сваливали в сторону, уступая место другим. Промедление и ненасытность вампиров карались смертью. Встретить  живность с нежной кожей, да ещё и без грубой шерсти – редкая удача комару в тайге. Поэтому они торопились.

    Солнце клонилось к закату. Вскоре услышали слабые звуки проходящих машин. Через некоторое время вышли на трассу. Недалеко оказался указатель километров, по которому определили, что нам до лагеря ни много, ни мало, а 14 вёрст топать. Решение было одно: бегом по трассе, колеса катить перед собой, а если повезёт – подъедем на машине. Редко проходящие грузовики были доверху набиты разным грузом. Никто не останавливался, чтобы подвезти ватагу пацанов с колёсами.
    Хуже всех пришлось Косте. Бежал он босиком, так как его ботинки остались в реке. И хотя он, в отличие от нас, ничего не катил, его бег по щебню дороги напоминал ритуальную пляску дикаря или флотский танец «Яблочко», вприсядку. Во время бега он как-то странно держал голову набок и со стороны казалось, что одним глазам, как курица, высматривает лучшее место где можно наступить босой ступнёй. От крупных камней он уходил, но мелкие впивались в подошву ног и было видно, какую мучительную боль доставляли ему. Нога подкашивалась и на выдохе он однобоко припадал на неё, затем из последних сил выпрямлялся и через 2-3 шага всё повторялось. Еro бег вприсядку сильно задерживал группу. Чтобы как-то помочь и ускорить продвижение, предложили обмотать каждую ступню майкой, В белых «скороходах» Костя быстро влился в лидерскую тройку. Вся группа набрала полные обороты.
    С попутной машиной нам не повезло. Заскочив по дороге на автобазу, оставили  камеры  и  прямиком  в лагерь.
    Сытые и счастливые пионеры   уже   готовились   на   вечернюю  линейку    для   проверки. Сожалеть о пролетевшем мимо нас ужине не стали – хорошо хоть на проверку успели.
    Построились поотрядно. Мы с Толяном, несмотря на голод и усталость, усердно дудели и барабанили. Проверка прошла как обычно. Только в самом конце, слышим, называют фамилии нашей дружной шестёрки с предложением выйти из строя. У нас практиковали на вечерней линейке поощрять победителей ударного труда на колхозных полях, В предыдущий день мы отличились на поле в лучшую сторону и довольные ожидали поощрения. Вместо награды прозвучал приговор: «За нарушение дисциплины лагеря и самовольный уход за его пределы, названных воспитанников из списков лагеря исключить и направить в интернат для ремонта и очистки от навоза свинарника!»
        А ведь каким прекрасным был день пытливых путешественников… А чем закончился? Плюнули в душу романтиков.

     На следующий день из Магадана по хозяйственным нуждам приехал грузовик. Воспитанникам интерната привезли к банному дню чистое бельё, а в обратный     путь     забрали нас, шестерых нарушителей дисциплины пионерлагеря. Водитель торопился вернуться к концу дня  домой и выжимал из  машины   всё,   на  что она  была  способна.  Поднимаясь по серпантину, двигатель  выл   на   предельных  для  себя  оборотах  визгливым   фальцетом. Мы внимательно прислушивались, гадая, сорвётся его соло или нет. На спусках он замолкал.
     В интернат приехали к вечеру. Многокилометровая гонка по паршивой дороге превратила наши ягодицы в отбивные. Голова, одежда покрылись толстым слоем пыли. Водила велел выгружаться и ждать его. Некоторое время спустя вернулся вместе со «Свинским начальником» – Кузьмичом. Так его между собой величали все интернатские. Он один управлялся на свинарнике.
    Это был низкорослый мужичонка с большой головой, украшенной засаленной кепкой и с поклёванным оспой лицом. Несмотря на неприглядный вид, он располагал к себе доброй душой.
Сопровождающий кивнул в нашу сторону:
– Кузьмич, забирай их к себе.
 - А на что? – забеспокоился тот и зашмыгал сизым носом.
– Не знаю. Велено доставить тебе в помощь. Забирай, мне ехать надо, – и быстро юркнул  в кабину. Мотор заурчал и, обдав всех облаком дыма, машина укатила.

Кузьмич в непонятке уставился на нас:
– Докладайте, касатики,  – он всегда был так любезен, когда находился в добром расположении духа. Чувствовалось, что свой стакашок к концу рабочего дня он уже принял.   – За что прислали?
Кузьмичу мы выложили всё, как на духу. Жалиться не жалились, но в конце спросили:
– Чем заниматься будем?
– Дык, завтра и поглядим. Подходите с утречка, – и повернувшись собрался уходить.
– Кузьмич, а нам сейчас куда? Ведь интернат закрыт, все в лагере?
– А я откуда знаю? Я над свинями начальник, а не в интернате.
Немного   помедлив,   махнул   рукой,   предлагая   идти   за   ним.   Подойдя   к свинарнику с торца – открыл дверь.
– Приглашаю в апартаменты.
Видно ему очень нравилось называть свою вонючую конуру этим заморским словом, неизвестно как приблудившемуся к его простецкому говору.
– Располагайтесь, завтра  потолкуем, – и  вышел, захлопнув за собою дверь.
Оставшись одни – присмотрелись. В небольшом закутке стояли деревянные нары, рядом покосившийся стол и две табуретки. Лампочка, засиженная мухами толстым слоем, давала ровно столько света, чтобы не ходить на ощупь и различать стоящие в углах предметы. За стеной повизгивали хрюшки. Видно Кузьмич на ночь их плохо покормил и с полупустым пузом им не спалось. Мы их понимали, так как сами с утра ничего не ели. Но голод – это полбеды, по сравнению с ужасной вонью в этом свинюшнике. Вспомнились:   чистый,   напоенный   хвоей   воздух;   приглушённое   ночью бормотание гальки с бегущей водой; звёздное небо, опиравшееся на сопки, под которым дышалось легко и полной грудью, а мечты уносили далеко...      
    Очередное Хрю-Хрю    из-за   стены,    возвращало   из воспоминаний в апартаменты Кузьмича.
– Вы как хотите, а я здесь спать не буду, – и Костя выскочил на улицу. За ним подхватились и мы.
    На дворе чистый воздух показался нам божьей благодатью. Луна  на небе светила ярче, чем лампочка в кузьмичёвской конуре.
– Пошли обойдём интернат, может найдём как пробраться внутрь.
Идею Толяна поддержали. Двери и окна первого этажа были надёжно закрыты.   Тогда  пошли   осматривать  рядом   стоящую   школу.   Там нам повезло больше.    Форточка в окне спортзала оказалась открытой. Ею и воспользовались. В зале было немного теплее, чем на улице. Осмотрелись. Рядом с гимнастическими    снарядами   в две невысокие   стопы  были сложены брезентовые маты. Это уже было кое-что.  Забравшись на верх, улеглись по трое на мат и укрылись другим. Прижавшись друг к другу немного согрелись. Главное дотянуть до утра, а там посмотрим, –  и успокоившись, стали потихоньку проваливаться в сон.
    Утром проснулись раньше обычного. На пыльных и жёстких матах нежиться не получалось. Решили пройтись по школе. Отжав дверь – попали в школьный буфет. Ничего съедобного не нашли. Плита, холодильник ЗИЛ и немного алюминиевой посуды. Попили воды, умылись и пошли на встречу с Кузьмичём в его апартаменты.
«Свинский начальник» был уже на месте.
    – Ну, что, поработаем, соколики?
– Кузьмич, поесть бы сначала надо. Кормить будешь?
– Дык, у меня пайка только свиням, а для вас нету. Вон кислое молоко свиням привезли, если будете, то не жалко.
    Его забота опускала нас до свиней, но голод – не тётка. Кислятина в бидоне имела вполне съедобный вид. Попробовали. Вроде бы ничего. И под буханку хлеба,   которую выложил Кузьмич,пойло пошло за милую душу. Под мудрым   руководством    наставника,   так   продолжалось четыре дня. Трудовая повинность с каждым днём    угнетала всё больше. Это напоминало средневековое рабство, примеры которого нам рассказывал учитель истории. На пятый день приехал директор школы-интерната Диденко
– Ну, как, помощнички тебе всё сделали? – обратился к Кузьмичу?
– Дык, работы непочатый край. Да и кормить работников надо бы. Люди ж всё-таки.
– А это уже не твоего ума дело. Забираю их у тебя. Другая задача им будет.
– Собирайтесь и живо в машину, – скомандовал нам.
В кузове сидело ещё 4 воспитона из нашего лагеря (видимо тоже романтики), а с ними учительница по химии. Забравшись в машину, поинтересовались: куда и зачем едем'?
– На Олу рыбу ловить. Вот и невод есть.
– За  10 дней уже третью профессию будем осваивать. –      Пробурчал Толян. –   Были овощеводами на колхозном поле, затем свинарями, сейчас рыбачить...
Разговор прервал подошедший директор.
   – Все на месте? – в ответ молчание. – Тогда едем.
   Через 4 часа тряски по дорожным и лесным колдобинам прибыли на место. Огляделись. Первое впечатление было удручающим. Кругом таёжная глухомань. Никаких признаков пребывания людей. Широкая река  с быстрым течением и галечная отмель с плёсом с нашей стороны. Из обложенного тучами неба моросил дождь. Холодный ветер от воды, радости не прибавлял.
   – Приехали. Выгружайтесь, – распорядился директор.
Мы сняли с машины невод, две двуспальные палатки, бочки под рыбу, мешки с солью и продукты. Отойдя с учительницей в сторону, директор передал ей какие-то бумаги. Затем, собрал всех вместе, сказал, что мы поступаем в её беспрекословное подчинение с задачей выловить для питания воспитанников интерната 12 тонн лосося и что через неделю приедет за рыбой.
Когда гул уезжающей машины стих, пошли осмотреться и подобрать место для палаток. Вскоре решение было принято и работа закипела. Подгонять никого не приходилось, так как уже вечерело. От дождя и ветра все продрогли. Хотелось обсушиться, согреться и поесть. Вскоре эти желания были исполнены. Дождь к тому времени прекратился. Сидя у костра стали прикидывать наши возможности и строить планы.
    Вместе с наставницей-смотрителем нас прибыло 11 душ. Пацаны в возрасте от 12 до 15 лет. Опыта ловли неводом ни у кого не было (кроме меня, так как раньше со взрослыми рыбачить приходилось). Чтобы сделать замёт стометровым неводом на широкой, с быстрым течением реке – без лодки не обойтись. Её у нас не было. Как быть? Ночью на эти вопросы ответа не предвиделось. Назначив дежурных по лагерю (в целях безопасности), всех остальных бригадирша отправила спать. Трое остались у костра. Свободные от дежурства разбились на четвёрки и крепко прижавшись в двухместных палатках друг к другу, вскоре заснули под убаюкивающий шум реки и леса. От усталости и свежего воздуха, сон был настолько крепким, что с трудом просыпались даже тогда, когда очередного дежурного вытаскивали за ноги из палатки.

    Утром дела пошли веселее. Проверили состояние невода, привели его в порядок. Изучили близлежащий плёс и берег на пару километров вниз по течению. Утешительного оказалось мало. Без лодки ни о какой рыбалке не могло быть и речи. Решили дожидаться машины и просить привезти лодку. Чтобы не тратить время попусту, добротно оборудовали стоянку, собирали ягоды и грибы к общему столу. При очередной вылазке в лес натолкнулись на свежие следы медведя, ободранный пенёк и клочья бурой шерсти на нём. Видно мишка чесался и точил когти. Вначале испугались такого соседства, а потом, осознав, что никаких средств защиты, кроме осторожности, у нас нет – смирились с ним.
    Лосось шёл на нерест чтобы дать жизнь своему потомству, а зверь, как и человек, шли к реке чтобы отнять у него жизнь ради продления своей. В воде его преследовали пятнистые разбойницы – кумжа и мальма. Они с большой охотой поедали лососёвую икру.
    У кого-то из пополнившей нас четверки, оказались в кармане удочка и моток толстой лески с «тройником». Удочку оборудовали и стали ловить форель и хариуса на уху. А толстая леска с тройником – это уже тяжёлая артиллерия – «кошкой» называлась. Я её стал готовить на лосося.
    Нa конец закидушки нужен был груз, но привязываемая продолговатая галька при забросе часто выскальзывала и улетала. Увидев у Кости складной ножик с дужкой для ремешка, я пристал к нему, чтобы дал его вместо грузила. Вначале он наотрез отказал, но под приставучим напором всё же сдался. При условии: если я нож утоплю, то полезу в воду доставать. Условие было принято.
    К затону пошли с ним вместе. Там было нерестилище с  идеально прозрачной  водой  и  глубиной до двух  метров.  Рыба  плавала грациозно и важно,   как   в   кино.   После   нескольких   забросов   вытащили трёх горбылей. Закинув в очередной раз, зацепил тройником за топляк. Сколько ни дёргал, пытаясь освободить зацеп, но безуспешно. Костя стал ныть:
    – Обещал лезть за ножиком в воду – лезь.
    – Куда лезть? – огрызался я. – Пощупай какая вода холодная.
В конце августа на Севере вода уже давно не парное молоко, а в сентябре бывают заморозки.
    – Ничего не хочу знать, – ныл он, – обещал – лезь.
Для меня это стало делом чести. Нож нужно было доставать. Разделся и, держась за леску, побрёл в сторону зацепа. По мере погружения холоднющая вода всё больше захватывала дух. В конце концов, дыхание было полностью перекрыто. Пришлось нырять и с открытыми глазами плыть до топляка. И вдруг вижу – прямо лоб в лоб меня атакует огромный, с крючковатым носом и торчащими зубами горбыль.Похоже он отгонял меня от отложенной икры. Не выдержав психической атаки горбатого – всплыл наверх. Костя прыгал на берегу и кричал, чтобы я доставал ножик. Сориентировавшись, сделал ещё одну решительную попытку. Старался не замечать несущихся прямо на меня живых торпед, которые в последнее мгновение проскакивали мимо. Перед глазами был только ножик. На этот раз мне повезло. Отцепив тройник и схватив ножик – вынырнул и быстро поплыл к берегу. Выбравшись из воды, с синюшной кожей и лязгающими зубами я прыгал вокруг счастливого Кости, пытаясь согреться. На этом рыбалка закончилась.
    На четвёртый день вынужденного безделья, решили обследовать берег реки вверх по течению. На этот раз нам повезло. Километра через полтора увидели на другом берегу большую палатку, лодку и людей. Стали кричать и махать руками. Вскоре к нам причалила лодка с двумя парнями на вёслах. В разговоре выяснили, что они из Ольского детского дома и здесь на заготовке рыбы. Как говорится, рыбак рыбака...   а тем более одной сиротской доли...  Короче,  договорились,  что  каждый  день лодку   будут   давать.  За  ней   мы должны   приходить   на   это   место   к   полуночи,   а      криками   и   факелом обозначать своё прибытие.
Днём невод подготовили к рыбалке, а ночью трое самых больших из нас, вооружившись палками, пошли за лодкой.
    Двигались в темноте, под свет луны. Убедились, что тайга и ночью продолжает жить бурной жизнью. В каждом пне нам мерещился медведь. Каждый крик птицы или зверя, резкий всплеск рыбы – вызывал пробежку мурашек от лопаток к затылку, К назначенному месту пришли с ощущением, что душа без остатка ушла в пятки.
Зажгли факел, покричали. Вскоре в темноте услышали скрип уключин приближающейся лодки. Перевезли перегнавших лодку и стали сплавляться к своему плёсу. После похода по ночным дебрям, на середине реки чувствовали себя в полной безопасности.
    Бригада в полном сборе сидела у костра. Наша маленькая, худенькая, скромная бригадирша не руководила, а тихим голосом давала последние рекомендации. Уложили на корму невод и привязали одни конец верёвки к вбитому колу. Двое сели на вёсла, а двое на корме приготовились сбрасывать сеть. Пробубнив известное рыбацкое благословение на удачу: «Ни хвоста, ни чешуи», остающиеся оттолкнули лодку от берега. Сделав замет – причалили и стали заводить концы. Это нам удалось. Подтянув концы – увидели, что вода в кольце закипела. В поисках свободы рыба билась о стенку невода; металась из стороны в сторону; в пируэтах высоко выскакивала из воды, а особо настырные перепрыгивали на другую сторону поплавков и уходили на ВОЛЮ. Хилые пацаны вытащить огромную сеть не могли. Она как-будто зацепилась. Чувствовалось, что взяли большой косяк. Решили часть рыбы выпустить.  После этого сеть поддалась и пошла к берегу. До рассвета перетаскивали улов к месту разделки и засола. Вернув лодку хозяевам, слегка отдохнули и приступили к обработке. Вся наличная бочкотара была заполнена рыбой и икрой. Оставшаяся рыба плавала в запруде.
    До вечера очистили, просушили невод и были готовы к следующему ночному лову.
Так  продолжалось каждый день. Команда директора регулярно увозила пойманную  нами   рыбу.   За   отведённое   время,   мы   с   лихвой выполнили поставленную задачу.
    Это была школа нашего возмужания. Мы перестали чувствовать себя просто пацанами. Тяжести и проблемы взваленные на нас, не сломали, а сделали крепче. Каждый разобрался – кто рядом с ним. Наши достоинство и честь подросли вместе с нами.
    А вот директор интерната Диденко нас разочаровал. В беспристрастных детских глазах испытания на порядочность он не выдержал. Обиженные судьбой дети, рыбы в своих тарелках так и не увидели.