Ключ третий. На краю мира

                «Дай мне жить, так, как я хочу,
                Если нет – убей, мне здесь тесно.
                Знаю я – я всего лишь гость.
                На твоей Земле мне нет места». 

                – слова М.А. Пушкиной для песни «Я не сошёл с ума» группы Ария.



     Я пребываю в мире, сотворённым сердцем, что ничем не излечить, – размеренно от него исходит боль, со всей спокойностью взывающая к смирению с врождённым. Его удары слабы, но остаётся неизменным в своём стремлении дать форму незримому, – страсть отравляет его, гложет невыносимой прытью раскрыться пышным бутоном, обдав благоухающим ароматом. Удерживаемый в моей руке цветок содрогается, словно сопротивляющийся охотнику зверь, от порывов ветра, боясь необратимо угодить в почти прозрачную вечность моих морей. Видится мне: теряясь в небесах, лепестки должны улетать с воздушной лёгкостью, с какой человек любой расстаётся с тем, что мучительно и опасно разрушительно, – старыми неудачами, неушедшими печалями и горестями, незажившими обидами. Однако мой цветок яркими оттенками богат: неизломанным красным, колючих листьев зелёным, – и по-прежнему цел и свеж. И только потому, что ничья рука – тонкая, изящная – до этих пор не коснулась стебля, трепетно не держала его в ладони, он преданно служит мне, являя идеал уединённости ни для кого непостижимого места, – столь одиноко пустынного, как представления о собственном будущем.

     У бушующих вод умиротворённо, спокойно: волны, о скалы разбиваясь, ледяными каплями лица касаются, приглашая впасть в объятия владычицы сего; приведшая меня к краю земли узкая тропинка под взором морским грозит лишиться опоры под ногами, – посреди полотна окутанных дымчатой завесой бескрайних морей лишь она мой спутник.

     Здесь я приобрёл Холод, своего брата, который оберегает от ветра, стелющегося тонким одеялом на серой – почти чёрной – земле, камень за камнем ведущей к обрыву. У его края явственно ощущается отсутствие минут и года времени, – заколдованное нечто меж двух измерений: деформированного прошлого и познаваемого. В моей душе они сочетаются так, чему быть переплетённым совершенно безнравственно, укоризненно, но пейзаж тусклых оттенков обрамляется, коим не могу налюбоваться: излучающим жизни смысл и вместе с ним его упущение, переживаемое всеобъемлющим опустошением.

     Мой мир, как давно ты запечатлён на картине моего сознания, – зыбкий, волнующийся, – будто завтра последний твой островок, а на нём и мои шаги, исчезнут туда, откуда вернуть тебя не смогу иметь и шанса? Истина могущественней, а правды в ней источается меньше, – в какой бы люди позабыли о лице самообмана; где природа провозглашена хозяйкой всему живому; когда ценность абсолютна и измерима не только в денежном эквиваленте. Она может погубить тебя, предоставив элементарное в своей наглости объяснение: ненаблюдаемого не существует, а значит – это результат твоего воображения, разумеется, неправильного, больного, который не несёт пользы и бессмыслен ровно настолько, насколько вероятно воплощение «фантазии». Ныне именно так называют то, что некогда было внутренним миром? Какой бы действительность ни была манящей и, как первопричина, видоизменяющейся, обладающей преимуществом существовать подобно дышащему созданию, для неё я убого безнадёжен, ибо ей никак не удаётся забрать меня из мира, в котором свобода ощущается, без преувеличения, отовсюду: в пении ветра, высоте гребней волн, ничем не ограниченном широком пространстве, чистоте и подвижности мыслей.

     Искренность чувств показалась, преобразилась в неочевидные формы и детали, нашедшие выражение в беззвёздном ночном небе, уютном одиночестве, воссоединении музыкальности природы с огнём моей души. Он взволнованно показывает творение, кое рука судьбы рисовала более двадцати лет, говорит, что это правда, которую справедливо могу назвать родной.

     И пускай возмущённые порицания, неодобрительные восклицания голосят, находя тяжёлую тишину на дне глубин, пока я, одновременно с горечью и чувством восторга, отразившимися на лице грустной полуулыбкой, всматриваюсь в синюю полосу горизонта.

     Дано ли название этому загадочному уголку? Суждено ли увидеть его настоящим в своей короткой жизни? Цветок, будто сдавшись, опустил бутон, со сжатой ладони смотря мне в ноги, а я, вслед за ним, вниз наклонил голову, пряча глаза рукой, с досадной беспомощностью внимая своим ответам на поставленные вопросы…

     – L. | 13 сен.'22 | Версия #1 от 13 дек.'22