Трунёвские

На фото: в середине Трунёв П.Т.-рядом его тёща-Сергеева О.Н.- внизу его жена -Зинаида, слева от Трунёва П.Т. Екатерина Танская, - стоит друг Екатерины-Николай Дубов.

                Трунёвские
                (год 1922)

                «Перетерпевший до конца
                той спасён будет»
                От Матфея Глав.10
               

                Часть 1
                Глава города Верхнеудинска

Решили поехать с утра, спозаранку.  Решение созрело так: было застолье, так себе застолье - собрались у Петра Тивуртиевича Трунёва выпить по бокалу вина, поболтать о разном, не затрагивая сложные неразрешимые темы, по куролесить по родственному друг над другом, но как это бывает в дружной весёлой компании, и отдохнувшими разойтись по своим углам.  Пётр Тивуртиевич Трунёв — известный в Вернеуденске (сейчас Улан-Удэ) человек, а до этого времени влиятельный чиновник - слов не хватит какие он занимал должности в городе: он купец 2-ой гильдии, был управляющим Русско-Азиатским банком, одно время был главой города Верхнеудинска, а так, сопутствующих этим привилегиям, несчётное количество общественных обязанностей - хоть пруд пруди.  Однако, он достойно справлялся с ними, чем снискал уважения у городской знати, и надо полагать и у простых горожан.  У него в гостях в этот раз были: свояк Михаил Владимирович Танский, его жена Екатерина Александровна, а компанию дополнили жена Петра — Зинаида Александровна, и их дети Андрей и Михаил.  Натешившись до одури Пётр вдруг неожиданно  для всех заявил:
- Собираюсь посетить родственников моего прадеда, да вы слышали о нём — Василий Мефодьевич Трунёв, своим богатством и теперешними мытарствами обязано моё семейство и двоюродным братьям моего прадеда, надо съездить по проведать их родственников, кто ещё жив, поклонится могилам ушедших от нас, подышать воздухом моих предков.  Да и дорога пока не размыта, да и Спас на дворе: самое время навестить селение Трунёво, что в Красноярской слободе, - а потом Пётр продолжил,- когда ещё доведётся или доведётся ли вообще побывать на родине прадеда, а надо - на дворе лихолетье, и похоже Советская власть надолго, а мы то ей не по нутру, - закончил наконец Пётр Тивуртиевич, и не сдержавшись прослезился.
-А чего так неожиданно Петруша,- удивлённо спросила Зинаида Александровна, да ты же слышала Зинуля от чего, да Советская власть это серьёзно, разве вы все не поняли это, скоро нам всем будет туго, пожалуй только Михаила Владимировича  беда минует, так ведь Миша, минует...
Михаил Танский молчит — ничего не предвещало, что сегодняшнее застолье обернётся мрачным настроением для всех, а что отвечать свояку — итак всё ясно.  Он политикой не интересуется — он лишь заведующий городской больницы, и политика не его стезя.  А то что времена настают серьёзные было ясно и ему.  А тем временем Пётр продолжал:
- Перед смертью отец наказ сделал и поделился, мол, богатство наше не на пустом месте возникло — братья двоюродные  моего деда складчину сделали, мол, пробивайся Василий Мефодьевич наверх в город, в купцы ты самый головастый из нас, а там с  копейкой делать нечего, да и нам будет подмога, хоть чем подмога — дружные они Трунёвские, так и сказал, дружные, вот и мне надо обязательно съездить на родину прадеда, поклонится родственникам, наказ отца выполнить.
-Я тоже хочу с тобой отец,- вязался в разговор старший сын Андрей,- я тоже  поеду, посмотрю что это такое селение Трунёво,,- воскликнул младший сын Михаил.
- Интересно какое оно теперь селение Трунёво,- поддержал разговор свояка Танский, наверное тоже лихорадит Советская власть повсюду и туда в медвежий угол добралась... .
-А как же я одна без тебя Миша, умру от скуки,- шутливо защебетала Екатерина Александровна, да мы скорому: туда сюда и снова буду с тобой моя кровиночка,- отозвался Танский,- ха, ха, ха,- рассмеялась в  ответ Екатерина Александровна,- подожду уж съезди, любить крепче будешь.
-Съезди Петруша, свози своих,- напутствовала  Зинаида Александровна мужа, - а мы с сестрой Екатериной будем поджидать вас здесь дома, да,-продолжила она, - и от нас поклон низкий родне передай, мол, любим скучаем, а приехать на этот раз не получилось: времена то лихие - голова кругом.
На том и порешили.  А с утра спозаранку выбрал двух лошадей Пётр Тивуртиевич, (выбрал сам лучших жеребцов из своей конюшни-он к этому времени организовал свою конюшню), дал наказы помощнику по конюшне, и на простой повозке, но с рессорами, и уже чуть позже мчались они под лучами восходящего солнца в районе Верхней Берёзовки, мчались по-началу как угорелые.
-Ты потише Петро, куда разогнался,- ворчит Танский,- лошади застоялись, свободу почувствовали,- отвечает Пётр, а  сам натянул вожжи струной и поговаривает, - удержу нету, успокоятся когда на горку пойдут,- На этом замолчали оба. 

                Часть 2
                Деревня Батурино
                (Батуринская слобода)

Действительно, чуть под уставшие лошади после продолжительного подъёма замедлили бег и перешли на скорый шаг.  Скоро будет крутой разворот на девяносто градусов (тёщин язык), а потом снова подъём, дорога знакомая для всех: не раз приходилось выезжать семействами почти до Турунтаево, выезжать так для прогулки и ненадолго, а теперь же предстоит дальняя дорога с ночёвкой.  Ехали молчком, любовались красотами.  А было действительно красиво: высокие пирамидальные сосны как таинственные старцы отбрасывали утреннюю тень на полотно дороги, от чего она казалась чуть темноватой и загадочной, иногда эта загадочность исчезала, когда появлялись залысины соснового леса, а на этих перелесках буйно расплёскивался березняк.  Молодые берёзки упрямо тянулись вверх, разбрасывая от себя новую нынешнюю поросль, что придавало кустистость самим берёзкам.
-Эко наросло, лес деловой вырубили, а место вновь затягивается,- не удержался Танский.
-Отец приостановись,- попросил кто-то из сыновей,- как красиво, дюже хочется пробежаться, по плутать в березняке. 
Потом они, сыновья, весело по-молодому спрыгнули с телеги и закружились  между молодых берёзок, хохоча при этом  и дурачась между собой.
- Надумал я Михаил заехать в Батурино, сделать крюк,- неожиданно даже для себя самого проговорил Пётр,- больно охота мне посетить могилу декабриста Шимкова, слышал небось о нём, слышал, а как же от тебя и слышал, Иван Фёдорович кажется его звали, так заедем,- снова предложил Пётр,- там и заночуем, да сыновьям моим полезно будет, а то смотри как разыгрались, ветер в головах.
В Батурино приехали ближе к вечеру, ехали не торопясь, дважды останавливались по дороге: один раз около святого места для бурят-Бурхан, брызнули водочки под дерево, на котором колыхались цветные тряпочки, попросили удачной дороги у святых духов, и с лёгким сердцем отправились далее, а второй раз остановились на речке Итанца, остановились чтобы напоить лошадей и чтобы подкрепились они зелёной приречной травкой, да и они сами тоже подкрепились — перекусили тем что наложили им домочадцы.
Тихо и спокойно течёт речка Итанца вода в ней как будто кристальная.  Перекусив, присели на бережок: внизу около них чистая вода - как легко хорошо им сейчас так бы и сидели, сидели и молчали, молчали и наслаждались чистой родниковой водичкой, думали бы каждый о своём, думали бы о приятном что было в их прошлой жизни.  И о главном Танский и Трунёв не вспоминали сейчас - не хотелось им ломать своё настроение, пропитанное красотами природы, столь удивительно богатой в эти летние августовские дни.  Но разговора о главном не избежать и каждый из них подспудно готовился к нему, желая этим разговором осмыслить события последних месяцев.  События, которые принесла в их жизнь новая власть, Советская власть.  Кажется они боялись, что разговор будет пустым, а больше всего боялся Пётр Трунёв, что не найдёт он ответа, и тем самым ещё более запутается и окончательно испортит своё настроение, и задуманная поездка станет для него горьким разочарованием.
-Кто вы,- встретил их голос, когда Пётр постучал в окно небольшого домика, расположенного рядом с церковью,- я сейчас выйду,- повторил голос и через минуту из калитки вышла невысокая худенькая старушка,- нам бы на ночлег, на одну ночь, пустите?, пущу,- оглядев компанию и убедившись, что не проходимцы, открыла ворота,- а лошадей и повозку вон туда в угол ближе к пряслам, а там и корыто есть для овса, а сами то в дом ступайте, а я самоварчик вскипячу, да на стол налажу.
Спустя время, трапезничая, поделились с хозяйкой о цели приезда, а старушка  в ответ: «Да знаю ту могилку, тут недалеко на церковном кладбище и плита на ней, да вы её увидите, ухоженная она, - а потом она добавила,- ребёнком видела как за ней ухаживала престарелая бабка как же её звали, да, вспомнила Фёкла Батурина, баяли, что жених её тут лежит, декабрист, а сейчас тоже кто-то ухаживает, только не видела я, кто».   
Ближе к ночи Пётр вышел к лошадям, насыпал в корыто овса, обнял лошадей за шею — успокоил их, мол, отдыхайте, а с утра в дорогу.  В ответ, благодарно фыркнув, лошади принялись за овёс
-Удивительные существа лошади благодарные,- тревожно подумалось ему вдруг, - и конюшню я завёл во время, как раз по нынешним временам, отвлекают от мрачных мыслей, да и приработок кое — какой, а как закончится нынешнее время — одному богу известно,- пере крестясь успокоился Пётр.  На улице было так тихо, что он услышал как вдалеке шумит речка Итанца, как сверчки, перекликаясь меж собой, заводили ночную перекличку.  Он увидел глубину ночного небо и тысячи звёзд, усеявшего его.  Ему стало легко и приятно, и он понял, что правильно сделал, что уговорил Танского заехать в Батурино и навестить могилу Ивана Фёдоровича Шимкова, о котором рассказывал его отец - Тивурт Иванович, и завтра по утру он навестит её вместе с сыновьями и со свояком Танским, он поклонится от имени отца, и этим воздаст должное ему.
-Вот она плита, - воскликнул сын Петра Михаил,- да и надписи на ней,- а потом, разметав рукой налёт пыли, прочёл надпись снизу,- Потерпевший до конца той спасёнъ будетъ. Отъ Матфея глава Х. 
-Эту плиту привезла княгиня Волконская, слышали небось о ней,- заговорил Пётр, и, ожидая встречного вопроса, продолжил, - да, та самая Мария Николаевна Волконская — известная ныне, жена декабриста Волконского. 
-Отец мой Тивуртий много рассказывал о декабристах, он ребёнком был когда они гостевали в доме моего деда, а отец мой Тивуртий всё впитывал, говорил мне - был как «губка», получается сынки мои, что прадед мой — Василий Мефодьевич Трунёв был личностью незаурядной и интересной, - закончил он назидательно. 
Пётр Трунёв тронутый тем, что его рассказ задел сыновей и Танского, добавил: «А в доме у Василия Мифодьевича бывали и Кюхельбекер и Бестужев, заезжал даже князь Евгений Петрович Оболенский (один из руководителей восстания декабристов), о как интересно, -  удивлённо произнёс Танский, и ты Пётр не делился этим раннее, отчего не делился, время не пришло, - отозвался Пётр, - а сейчас в самый раз этот разговор, к месту».
- Да, мы заедем в Итанцы (сейчас Турунтаево), и полюбуемся на дом  где жил Оболенский, да это по дороге, около церкви, и крюк делать не надо,- успокоил он всех.
-Да, я многим не делился,- продолжил Пётр, продолжил когда они выехали из Батурино, - а теперь хочу высказаться, а ты слушай Миша, а захочешь и напиши когда — нибудь, ты же любишь писать, и тебя получается писать, читал твоё - оригинально пишешь, только пиши что нам пришлось пережить, а не о фонарях и столбах для освещения, которые я приобрёл для города из личных накоплений, напишу,- отозвался Танский,- обязательно напишу, конечно напишешь,-  поддержал Пётр,- только напечатать не дадут при новой власти...
Повозку не трясло, хотя лошади, отдохнувшие за ночь перешли на рысь, но рессоры повозки сглаживали неровность дороги, и биение колёс от дороги не рождало тележный шум.  Можно было разговаривать вполголоса без натуги.
Наконец свояки коснулись главного — затеяли разговор о последствиях для своих семей при новой власти.
-Меня лишат всех званий и привилегий, я это чувствую, а потом и отберут имущество моё, а меня и мою семью упрячут подальше, хорошо, если на выселки, я знаю чем всё кончится — диктатура пролетариата, брат, шутить не будут, не до шуток, время такое, мать его,- выругался Пётр и унижено замолчал.
-Да обойдётся свояк, не тушуйся, ты главное не выступай сейчас против власти, а там глядишь и наладится,- успокаивает Петра Танский.
-Не наладится, а вот ты придержи язык за зубами, лишнего не пиши и не печатайся пока в местных газетёнкам, глядишь, будешь новой власти своим,- парировал Пётр.
-Отец смотри какие красоты, - оторвал от разговора Андрей, - так бы и ехал не останавливался, да красиво,- откликнулся Пётр,- да мало что изменилось, когда мы с отцом добирались до Трунёво, да давно это было лет тридцать назад, а дорогу запомнил, а как не запомнить — красота кругом. 
- Да, по этой дороге наши предки товары из Иркутска, зимой на лошадях в Вернеудинск доставляли, сколько соли они перевезли, одному богу известно, да тяжела доля купеческая, соль то из Усолья-Сибирского, через Байкал, через лёд, а кто это оценит, кто посочувствует купечеству теперь,- и снова как вчера за застольем, Пётр прослезился.
Сейчас же они ехали вдоль реки Селенги, река была слева по ходу, а справа от них горбами то принижались, то возвышались перелесками горки, горки, заросшие крепким строительным лесом.  Этот лес, наклоненный в сторону дороги, как бы кланялся им, едущим в повозке.
-Как чудно, - воскликнул Мишка — сын Петра, чудно и загадочно как в сказках, что читала мне матушка на ночь в детстве, а вот они наяву, я даже могу углубится в этот лес, потрогать руками крепкие лесины, запрятаться в  них, и не надо ни каких сказок на ночь. 
С восторгом  и каким то  незнакомым чувством, которого не замечал в Мишке Пётр ранее, делился теперь впечатлением Мишка со всеми, кто был в повозке.  А потом они вдруг громко засмеялись, засмеялись не над Мишкой, а просто так, от души.  За рекой загудело, и было видно как по железной дороге, вдалеке шёл поезд, и он гудел непрерывно и надсадно, выбрасывая клубы чёрного дыма в голубое дообеденное небо.  Смех оборвался и стало слышно как колёса  повозки тарабанят каменистую дорогу.
-Ну, пошли родимые,- крикнул надсадно Пётр,- и лошади, учуяв настроение хозяина, прибавили шаг.
                Часть 3
                Трунёво

В Трунёво добрались ближе к вечеру.  В середине пути остановились на перекус и потеряли немного времени, но потеряли не зря, пока лошади наслаждались зелёной травкой, (которой было в этом месте хоть завались), они побродили в округе, поели малины, собрали туесок малины как гостинцы,  нарубили свежих берёзовых веников к бане, которую, наверняка, организуют для них по приезду, попили с ручья кристальной водички, набрали с собой на дорогу и с лёгким сердцем продолжили путь.  Ехать ещё километров сорок, а может и чуть больше, указателей не было, и Пётр обнадёжил: «Немного осталось, чувствую скоро будем на месте, потерпите, - а потом весело добавил,- Христос терпел и нам велел...».
Трунёво расширилась с того времени, когда Пётр посещал её вместе с отцом, и было это лет тридцать назад (я об этом писал ранее), расширилась, и если подсчитать, то было уже домов двенадцать, были и вновь строящие — они блестели свежо - выстроганными брёвнами, блестели на солнце играли собой, радовали глаз.
По приезду остановились в доме Ефима Григорьевича Трунёва - погодка Петра Тивуртиевича, и прошлый раз они тоже останавливались в этом же доме, только встретил их тогда отец Ефима  - Григорий Трунёв.  Тогда встретили они их радушно с распростёртыми руками: баньку истопили, на стол наладили, родню собрали.  Немногих запомнил Пётр Тивуртиевич, но братьев отца  - Василия и Михаила запомнил крепко.  Кряжистые они, хоть и  стариками были, не растеряли удаль молодую, всё о прошлом делились: как торговлей занимались, обозами через зимний Байкал ходили, а потом и до Верхнеудинска, и бывало до Кяхты товар свой развозили, а обратно не пустыми шли — чаем, да тканями китайскими возвращались в родные пенаты.  Делились как под парусами в летнее время ходили через Байкал в Иркутск на сетеухах, товар туда сюда перевозили, а потом и по округе доставляли по магазинчикам : «А как иначе,- делились старики,- путь то наш краток, нежели вокруг Байкала, прибыльнее».
-Для купца что важно,- учили старики,- прибыль и не пустые хлопоты, а работёнка купцова на первый взгляд лёгкая - не поймёшь пока не переживёшь сам,- запомнил Пётр крепко слова стариков и через это, наверное, в память его врезались и они сами. 
-Как жаль,- думал Пётр, вспоминая, иногда, удалых стариков,- жаль, замерло их купеческое дело -  пришла железная дорога, нарушила привычный порядок, и  зажило Трунёво своим расширенным хозяйством: скотом, пашнями, и рыбалкой, которая теперь лишь годилась для пополнения собственных нужд, а иногда и на сторону, но так, без особой прибыли.
И в этот раз их встретили радушно: «А где женушки ваши Зинаида Александровна, да Екатерина Александровна, от чего мужской компанией,- удивлёно спросил Ефим Григорьевич, - но ладно потом, потом расскажите, за столом, - осёкся на полуслове Ефим Григорьевич.
- А ты брат постарел и блеска в глазах нет,- от чего так Пётр Тивуртиевич, - по-свойски, обратился к своему дальнему родственнику Ефим Григорьевич, а потом снова осёкся,- да и у нас дела тоже неважнецкие — вот пытаем ума, чего ждать от Советов, мучаемся, может пронесёт...
-А это свояк мой вот в живую привёз - Михаил Владимирович Танский,- представил его Пётр всем, кто был в доме,- напросился со мной,а я и рад, что напросился, да и вы тоже, небось, рады, что не один, да и сыновья мои там на улице, молодые они, всё им интересно, тоже напросились.
- Рады, рады от чего же не рады,- отвечал ему за всех Ефим Григорьевич, - а когда доведётся встретится, времена то какие, тревожные, ну да ладно,- продолжил он,- соловья баснями не кормят, а вы пока отдохните, а мы баньку истопим, на стол соберём, пригласим своих, Трунёвских.
Сыновьям Петра Тивуртиевича всё в диковинку в Трунёво, но удивили их просторы и речка Бугутур, удивили вдалеке горы, которые отделяли горизонт своими горбами, и начавшийся закат со стороны Байкала, разукрасил эти горы лиловой краской, на душе у них тепло и чисто, и показалось им всё это родным и близким, как будто бывали они ранее здесь, бывали не наяву, а во снах.  Вдруг окрестности Трунёво озвучил колокольный звон:
-А к  вечерне звон из Байкало-Кудары, с церкви,- а как звучит, заслушаешься, - проговорил кто-то из подростков, они тотчас присоединились к сыновьям Петра Тивуртиевича, как только увидели их  по приезду.
Доносившийся из далека звуки потрясли своей чистотой, и они (сыновья  Петра Тивуртиевича) окончательно слились теперь с местом, где когда-то родился их прапрадед  Василий Мифодьевич Трунёв.
В гости были приглашены: сыновья и дочь Василия Трунёва — Феофан  с женой Марией Васильевной, Григорий с женой Аграфеной Николаевной (в девичестве Орлова), Никифор, Иван с женой с Аксиньей Даниловной (в девичестве Перфильева), Егор с женой Дарьей Степановной (в девичестве Дружинина), и Мария (в замужестве Перхова), сыновья Михаила Трунёва (самый младший брат Василия Трунёва) — Афанасий с женой Ариной и Иван. Кроме Трунёвых были приглашены: Герасим Вторушин, Михаил Вторушин, Горбунов Иван Иванович, жившие рядом в соседях.
Собрал всех сын Григория Трунёва — Ефим, стол развернули в ограде, шутка ли пол деревни собралось, а детворы сколько — шум, гам...
Уже вечерело, благо темнеет поздно - август на дворе, а ближе к ночи зажгли фонари.  Разное говорилось за столом — всё больше хорошее, и кто-то постарше из Трунёвских поделился: «Замирает купеческое дело, а как хорошо начиналось нашими предками, нашими дедами: это они открыли соляной путь от Усолья-Сибирского в нашу сторону, это наш основатель рода Исай Трунёв по указу самого Петра1, проторил дорожку на восток с соляным товаром , он начинал, а нам пришлось увидеть как погибает начатое».
Слушают за столом, поддакивают, соглашаются, а, некоторые про себя думают:
- Не в силах изменить никто — цивилизация, паровоз не лошадь — пар с другой стороны идёт, не остановишь.
Хорошо гостям из города — словно попали они в родной дом, а когда за столом запели, так вовсе душой обмякли, даже подпевать стали.  А песни то всё старинные из глубины, задушу берут — слушаешь не наслушаться.

                Часть 4
                Екатерина Танская
                (спустя полвека)

В доме (ныне построена гостиница) Танских, а точнее в половинке его обосновалась бухгалтерия книготорга Бурятии.  Танская, стеснённая в средствах сдала её внаймы, деньги небольшие, но всё равно доход, да и ей одной хоромы не нужны, муж её Михаил Владимирович Танский, дожив до девяносто трёх лет, покинул её, и вот теперь и она доживает своё, богом отпущенное.
-Смотрите девки, - услышала она за спиной молодой голос,- бабуся хозяйка дома, с ношей, да с тяжёленькой, это с магазина она,- пояснил кто-то из стайки молодых девчат, высыпавшей из бухгалтерии на перекур,- сама себя отоваривает, видно некому, говорят бездетная она.
Екатерина Александровна  обернулась на молодой голос, который напомнил ей и свой в молодости, и неожиданно для всех подошла, слегка ковыляя, к молодым.  И так же неожиданно разговорилась: «Курите, а в наше время этим не баловались, оборони бог какой грех, и ты куришь,- обратилась она к обладательнице звонкого голоса,- да Валя у нас не курящая, а так вышла за компанию, подышать,- ответил кто-то из стайки».
-Понравился мне твой голос, прямо как у меня в молодости, а хотите я поделюсь прошлым, своим наболевшим,- предложила вдруг старушка,- да я быстро поделюсь, главным поделюсь, докурить не успеите...
Замотали головами  в стайке, мол, говори поделись, всё равно перекур.
Поставила ношу старушка и заговорила, заговорила будто на исповеди в церкви: «Интересную мы жизнь прожили с мужем моим, хоть детей бог не дал, но не только для себя жили, а для друзей и родственников своих тоже.  Выпивали мало, не как сейчас молодёжь иная — до поросячего визга, много читали, да мой муж царство ему небесное, писательством занимался, да вы наверное слышали о нём, всё про Верхнеудинск писал, а главного не написал как мы жили бедствовали в начале Советской власти,- потом старушка добавила,- да не ругаю я нынешнюю власть, не бойтесь, худого слова не скажу, а вот прежняя власть, сразу после революции не по душе мне, муж мой как-то поделился, уже в конце жизни: свободу я почувствовал, когда со свояком Петром Тивуртиевичем Трунёвым побывали в деревне Трунёво, посмотрел как живут люди, я даже позавидовал им — как легко и свободно живут они,- старушка замолчала на время, а потом горячо заговорила,- а, что власть сделала с моей сестрой Зинаидой и с мужем её — сгноили в тюрьме, а сыновья ихние - Андрей помер в Чремхово на шахтах, а от Михаила ни слуху ни духу - потерялся где-то на просторах России.  Старушка замолчала снова, а потом сказала облегчённо,- заговорила я вас, пойду я, да и легче стало мне, выговорилась...».
-Да и нам пора послышалось в стайке, а интересная старушка,-  произнёс кто-то,- так бы и слушала её, послушаем - рядом живёт,- поддержали голоса и стихли за дверьми бухгалтерии книготорга.

От автора.
Из записок М.В. Танского, хранящихся в городском архиве г. Улан-Удэ (Бурятия): «...род Танских был очень знаменит. Родом из Черниговкой губернии,  корнями были связаны с А.С. Пушкиным и Н.В. Гоголем, так бабушка Гоголя - Татьяна Семёновна — дочь полковника Лизогуба, была из рода Танских».


Декабрь22г