Мухтарова верность

Мухтар появился у нас, когда мы только дом построили. Отец подобрал маленького облезлого щенка в подъезде у каких-то знакомых. Это был нелепый коротколапый бездомыш с тонким крысиным хвостом. Пес отчаянно затявкал при появлении чужака, и отец решил – хороший из него сторож получится.

Когда отец принес щенка домой, мать рассмеялась:

— Крыса какая-то, а не собака! Много ли он нам тут наохраняет?

Но Мухтар свои обязанности понял сразу и приступил к ним, не откладывая. Каждое утро мимо нашего дома на выпас шло стадо коров, а вечером возвращалось. Мы еще не успели двор забором обнести, а у матери столько грядок было с разными посадками – топчи не хочу. Вот и стал Мухтар коров от двора отгонять.

Конечно, мы его за это хвалили, и он стал выслуживаться. При появлении стада никогда не лаял и в атаку не бросался. Сидел молча на своей сторожевой вышке – на куче с песком – и на окно поглядывал. Если только кто-то из хозяев в окне появлялся, или просто занавеска шевелилась, тогда уже Мухтар с оглушающим лаем кидался в бой. Со временем коровы усвоили, что в наш двор заходить нельзя, и уж больше к нам не совались.

Был у Мухтара напарник – котенок Белый, нам его незадолго до появления щенка отдали. Они, как любопытные и общительные дети, сразу подружились, и вместе стали служить хозяевам. Белый зачищал территорию от крыс и мышей, не брезговал и ящерицами с кузнечиками. А Мухтар нес свою сторожевую вахту.

Постепенно на домашних харчах щенок начал выправляться, оброс густой блестящей шерстью, даже лысый хвост зарос – Мухтар превратился в красивого пушистого пса с умными карими глазами. Он был почти весь черный, только на груди белый «галстучек» и самый кончик хвоста тоже белый. Лапы так и остались короткими, да и сам Мухтар был каких-нибудь сантиметров тридцать от земли. Его вид, несмотря на дворовое происхождение, выдавал охотничью породу.

В еде Мухтар был неприхотливый – ел все, что с хозяйского стола перепадало – и супы, и каши, и любую вареную крупу, косточки, само собой, любил погрызть. Единственное, что он не любил – это хлеб. Наверное, во время подъе;здного детства переел. Чтобы не расстраивать хозяев, он зарывал хлеб в землю, в надежде, что мы ничего не заметим.

— Что, опять запасы делал, да? – посмеивались мы, отряхивая от земли и песка его виноватую морду.

Жил Мухтар на улице, отец построил для него просторную будку. И как бы нам того не хотелось, но пришлось Мухтара на цепь сажать. Повзрослел щенок. Убежал из дома и загулял на три дня. Вернулся с порванной шеей и весь в клещах – видать, отлеживался где-то в лесу после боя. Как раз собачьи свадьбы в разгаре были, и нашему возмужавшему крепко досталось.

Думаете, это его остановило? Как бы не так! Подлечился – и опять доказывать свою мужскую состоятельность. Даже ненавистная цепь не остановила. Мы всегда удивлялись, как он, такой маленький, умудрялся ее рвать – железная все-таки. Крупные и сильные соперники Мухтара не пугали, и он каждый раз самоотверженно сражался за даму сердца…

Когда любовный сезон проходил, держать на привязи Мухтара уже не было необходимости – он тогда со двора ни одной лапой. Как-то раз мы заметили, что он еду из своей миски стал куда-то уносить. Выберет кусочки потверже, чтоб не разваливались, и тащит со двора.

Решили мы с братом за ним проследить – интересно же было. Просеменил наш пес с куском мяса в зубах мимо соседского двора, мимо второго, третьего… Наконец, в очередной двор свернул.

Мы за ним не стали идти – чужой двор все-таки. Стоим в сторонке, наблюдаем. А там собака с двумя щенками. Щенки хвостиками завиляли, будто узнали его. Подошел Мухтар, положил перед ними мясо и со двора прочь. Собака с грустными глазами сделала было пару шагов за ним, качнув тяжелым отвисшим брюхом. Но Мухтар уже скрылся из виду. Так мы поняли, что все это время он своим детям еду носил! Для нас так и осталось загадкой, каким образом он родную кровь вычислял.

— Мухтар-то наш алименты выплачивает. – шутила мать. – Некоторым мужикам бы у него поучиться…

Бывало, барбосихи с потомством к нам во двор сами захаживали. Мухтар им позволял есть вдоволь из своей миски. Значит, те щенки тоже его были. Чужих он бы и за сто метров не подпустил.

Так и жили мы четыре года, а потом родители решили дом продать и переселиться в квартиру. Конечно же, Мухтара мы с собой взяли. Только он в четырех стенах затосковал: есть почти перестал, слонялся из угла в угол, цокая когтями по скользкому непривычному паркету, и не знал, куда себя деть.

Тогда решили мы его пристроить к моему деду – у него свой дом был и двор большой, правда, обнесенный глухим забором с человеческий рост. Со временем Муха, как прозвал его дед, научился высоко подпрыгивать – хотел видеть, что происходит на улице. И опять вроде как неволя получилась, но все же лучше, чем в квартире. Да и компания у Мухтара была – худая и рахитичная дворняга Найда.

Зажили они с Найдой, как муж с женой. Десять лет прожили. Правда, щенков за это время у них так и не народилось – сил не было на потомство у больной Найды. Не побегать с ней было, не порезвиться. Сам с собой, бывало, Мухтар заиграется, развеселится; а если еще и на улице услышит какую возню, так и подскакивает на своих коротких лапах – чтобы свободы кусочек хотя бы взглядом урвать. Наверное, не по душе была ему такая жизнь. Но никого, кроме Найды, Мухтар больше и не понюхал. Верным оставался. Так уж он был устроен.