Тайная жизнь моего кота
Каждый раз, как мы разговариваем с Маттиасом, приходит его кошка Маруся, мурлычит оперным сопрано, ласково жмурится, переворачивается на спину и даже трётся об телефон.
Маттиас в подобных случаях обычно объясняет её поведение так: «Маруся тебя любит… Ей нравится твой голос… Она приходит, чтобы ты поговорила с ней по-русски…»
К слову, Маруся стерилизованная. Но однажды она вела себя в лучших традициях безнадёжно влюбившейся кошки — явно не в русский язык и не в чей-то голос… И что-то уж больно на амурном вымурлыкивала… Глядя на не в меру размурчавшуюся Марусю, Маттиас выдвинул следующую версию:
— Наверное, твой Кеша свёл её с ума!
— О нет! Мой Кеша ей не ровня, — возразила я, — он, конечно, кот талантливый, говорящий, смелый, он великий охотник и настоящий мужчина, но всё же он обычный дворовой кот. А Маруся твоя голубых кровей. В её блестящей родословной одни сибирские аристократы, в том числе представители невской маскарадной породы.
Но как-то раз Маттиас показал мне книгу «The Hermitage cats». И знаете кого я там увидела? Кешу. Моего Кешу!!! Ну ведь один к одному: полосатый окрас, белое жабо, рыжий нос, атлетическое телосложение охотника, типичный кЕшачий взгляд… Только там мой Кеша изрядно похудевший — но это обычное явление для котов летом.
Так вот оно что! Кеша мой служит при дворе и попал в книгу почётных кавалеров. Вот почему он каждый раз с укором смотрел на меня, когда я называла его Кешкой-негодником. А в Эрмитаже его, стало быть, не иначе как графом Иннокентием зовут-величают… И как же я могла его-то сиятельство заклеймить такой унизительной кличкой?
Бывает, смотрит, не моргая, и что-то на мурчащем или на рычаще-мурчащем прямо выговаривает:
«М-марр-рия, н-ну что за вздоррр! Изволь объясннниться! Какой я тебе ннегоднник?! Вррочеммм, рррадуйся, что ты дамм-ма. Ин-наче бррросил бы я тебе белую ворррсиннку пррряммо лапой…» А бывает, запрыгнет на руки и так нежно промурчит: «Marie, mon amie…»
Значит, мне вовсе не показалось, что Кеша не только на мурчащем русском баять мастер, но уже и мурчащий французский освоил. Что ж, всё это в порядке вещей для придворных котов.
Отныне всё сходится! И теперь мне стало ясно, почему я так часто не могу его дозваться вечерами, даже если на дворе далеко не март. Это ж он в Эрмитаж на службу уходит, перемещаясь во времени и пространстве таинственными кошачьими тропами… И только луна да месяц видели эти тропы на зыбких границах разных измерений… И только им ведомо, куда ведёт та последняя тропка, что на исходе девятой кошачьей жизни…
…
Пожалуй, теперь мне кое-что известно о твоей тайной жизни, мой благородный Иннокентий незнатного происхождения… Однако несмотря на твоё выслуженное дворянство и завоёванный когтями титул, несмотря на твой клык, утраченный в сражениях, несмотря на твоё положение в обществе и многочисленные таланты, несмотря на то, что ты извёл в округе всех грызунов, ты всё равно останешься для меня негодником: тем маленьким шкодливым негодником, который беспощадно кусал и царапал мои руки, оттачивая с колыбели боевые приёмы… А я воспитывала тебя, то в сердцах обзывая нелестным прозвищем, то наставляя как самая терпеливая гувернантка: «C'est un mauvais ton, cher chaton.»
11.12.2022
Свидетельство о публикации №222121300872