Глава 99. Трошкин и сёстры

Трошкин – это кличка, данная отцом А послушнику Александру Трашкову. Он приехал из Белоруссии в Болдино в том же году, что и мы, только летом. У него, кажется, было незаконченное психологическое образование. Он был хорош собой, подтянутый, немного сутуловатый, высокого роста, синеглазый брюнет с чёрными густыми ресницами. Он почему-то решил, что устоять перед ним невозможно. Хотя у сестёр кроме дружелюбного смеха ничего не вызывал. Ещё когда мы присутствовали на братской трапезе, манера чтения Трошкина казалась нам очень забавной, совсем немонашеской. Один раз в тексте ему попалось имя какого-то церковного деятеля или архиерея, Лазаря БаранОвича. Трошкин почему-то, запинаясь и заикаясь, прочитал БарАновича. Несмотря на тихий смех некоторых и подсказки, он не понял и всю трапезу продолжал именовать Лазаря сыном некоего Барана. Это было самое смешное чтение в нашей монастырской жизни. Поэтому сёстры решили, что Трошкин дебил и серьёзно к нему никто из сестёр не относился.


Батюшка обратил внимание на Трошкина сразу за его красоту. Трошкин это понял и манипулировал батюшкой в свою пользу как мог.

 
Пока в монастыре была Варвара, он приставал к ней. Подкалывал её. Например, называл их с Герасимом Ромео и Джульетта. Герасим был в миру Роман, а Варвара – Юлия. Она отшивала его: «Трошкин, отвали!» Он отвечал: «Сколько тебе отвалить, детка?» И так далее. Варвару выгнали, и он стал подкатывать к Наташе. Наташа очень злилась, нервничала. У неё не было средств объяснить ему, чтоб шёл своей дорогой. А он нёс ей какую-то философско-токсичную ересь.

 
Как-то Трошкин пристал и ко мне, вынудив жёстко послать его на три буквы. Он понял и больше не приставал. Впрочем моя внутренняя сфера так ему сопротивлялась, что мне даже приснился сон. Во сне Трошкин подкалывал меня как мальчишки в школе девчонок. Я, придя в гнев, схватила огромный древний фолиант, как в школе девчонки брали учебник, и треснула со всего маху ему по башке. Фолиант развалился на две части, Трошкин начал довольно ржать. А я в отчаянном бессилии закричала: «Ах ты мразь!» И проснулась. Потому что все мои средства борьбы с ним оказались исчерпаны. А слабое место найдено не было.

 
Он приставал и к Юле. Когда она развозила в тачке постиранное постельное белье по монастырю для паломников, Трошкин тайком подложил ей в тачку под бельё несколько кирпичей. Юля долго не могла понять, почему  тачка стала такой тяжёлой, пока не развезла всё бельё. Потом он завязал её забытые на столе чётки в морской узел. Потом застегнул её куртку, висящую на вешалке, на все пуговицы, она была в шоке, когда не могла в неё попасть рукой даже с третьего раза.

 
Вот так он веселился от нечего делать. Однажды он даже сказал всем нам, что мы пришли в монастырь, потому что нас никто не взял замуж. Это было очень обидной неправдой. Почти все сёстры были симпатичными, образованными, голосистыми, весёлыми и при желании легко бы вышли замуж. Батя ни разу не сказал в нашу защиту ничего. Он опять в своей странной манере ревновал Трошкина К НАМ, а не нас к Трошкину. Его радовали эти нездоровые конфликты. Поэтому я, имея уже в арсенале лишь одно доступное нам средство борьбы, жёсткое слово,  начала заступаться за сестёр в стихотворной форме.


***
О Трошкин! Будь ты мужиком,
Оставь сестёр в покое.
А то и так уж в горле ком,
Соблазн для всех и горе.
О Трошкин! Будь ты нам как брат,
Оставь свои делишки.
Такие фокусы творят
Незрелые мальчишки.
О Трошкин! Стань монахом ты!
Мы будем очень рады.
Гнушайся женской красоты,
Жди Божией награды.
Когда же станешь ты взрослей?
Ты словно из детсада.
Мы знаем без твоих соплей
Как нам спасаться надо.
О Трошкин! Что ты ждешь от нас?
Что мы затеем свару?
Даст батя за тебя нам в глаз,
Прогонит как Варвару.
О Трошкин! Знай, что мы тебя
Не очень любим сами.
Но хорошо веди себя, -
Останемся друзьями.
Держи в себе своё враньё,
Не мудрствуя лукаво,
А то учение твое
Для ближних как отрава.
О Трошкин! Сами по себе
Давно мы в мире этом.
И старцы нам не по судьбе,
Хоть и живут пусть где-то.


Я написала несколько подобных стихотворений, разнообразных по стилистике и ритму, одно даже положила на известную музыку(Девочка-виденье). Они были довольно суровые и язвительные, в них Трошкин жестоко высмеивался. Обозначались ярко его мужские комплексы, о которых мы были наслышаны от бати и братьев. А батя в свою очередь, наверное, в бане увидел, когда они мылись всей гурьбой, как у них было принято.


Но эффект у моих стихов был обратный желаемому. Трошкин не обиделся совсем. Наоборот всем белорусским паломникам и друзьям, своим землякам, показывал и хвастался, что сёстры пишут про него стихи. Со временем в монастыре установились даже негласные соревнования между братьями, у кого больше стихов, написанных мною.


Трошкин был не так безобиден, как казалось на первый взгляд. О развращённости и грязных фантазиях Трошкина и бати можно судить даже по одному удержавшемуся в памяти случаю. В монастыре жил белый кобель по кличке Рекс. Мы с ним подружились. Особенно он любил и слушался Наташу. Исполнял команды, ходил по пятам. Трошкин заметил это и сказал бате, что кобель нам нужен вместо мужика. Батя не замедлил доложить нам об этом, покатываясь со смеху. Я была поражена до ужаса. Я, конечно, знала из перечня грехов о скотоложестве. Но чтобы вот так в реальности представить себе монахинь с собакой, для меня это было за гранью воображения даже.




   Фото из личного архива(п.Тимофей?)