Мои воспоминания о катастрофе на Чернобыльской АЭС

                Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Откр.8:11. Имя сей звезде «полынь», по-украински "чернобыль"; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки. Горечь, обозначаемая полынью, как утверждают некоторые, означает скорбь, поражающую грешников, мучимых в геенне; по обширности своей она правдоподобно и правильно названа водами. Но мы думаем, что этим указывается и на скорби последних дней. Звезда или означает, что все это идет с неба, или указывает на диавола, как о нем говорит пророк Исаия: «Како спаде с небесе денница восходящая заутра?» (Ис. 14:12).

  Волею судеб с 29 по 30 апреля, а потом с 3 по 5 мая я провел в восьми километровой зоне Чернобыльской АЭС (поселке Полесском-8 км. от Припяти и в Припяти один день).
  То, что я увидел было необъяснимо и страшно, хотя Киев об этом ничего в те дни не знал (а до Киева от Припяти всего 70 км). Не знал точно ничего о катастрофе этой и я, молодой сотрудник Агропрома УССР. Не смотряна то, что по образованию я был филолог и литературный критик, любитель и практик фото и киносъемки, жрналист-внештатник ряда украинских СМИ, мнепредложили в Агрпроме место заведующего областного отдела пропаганды передовых методов труда в строителшьстве, потому что отделубылнужен человек, который умеет хорошо фотографировать, снимать технические киносюжеты и писать статьи в СМИ по пропаганде передовых методжов труда в строителшьстве.
 До этого приглашения я работал старшим научныцм сотрудником Госмузея литературы УССР,
 Зарплата моя в музее была смехотворной, 130 рэ. грязными. Чистыми на руки я получал 118 рублей, а новая должность давала возможность получать зарплату в 230 руб, а с командировочными, которых было очень много, до 350 рэ. Я, естественно, согласился и перешел на новое место работы, откуда и был послан в зону Чернобыльской катастрофы, для проведения фотосъемок местных РБУ, принадлежавших нашему министернству, Агропрому УССР. Сельское отделение агропрома Полесское, находилосаь в восьми км. от Припяти, куда я и приехал 29 апреляф 1986 года, то есть, на третьи сутки после взрыва Чернобыльской АЭС.
 Первое, что удивило меня в Полесском, чтовокзал был оцеплен милицией и у всех приезжающих проверяли документы. Проверили и меня и вернули командировочное удоствоерение.Улицы поселка были так переполнены людими, что анпоминали киевский Крещатик. Это тоже было странным, потому что поселок небольшой.
 Я спросил у проходящих почему так много народа на улицах. Мне объяснили, что это те кого выселили из Припяти, и расскаазали, что они живут по квартирам и в местной школе, в спортзале. Сказали, что в центре большая бесплатная столовая, для всех без исключения, и что к питанию бесплатно выдается бутылка сухого белого вина.Было заметно сразу, что все кто на улице немного под шафэ.Вино выдавалось для сопротивеления организма радиации. И это было действительно так, в чем я убедился немного позже, посетив эту столовую.
 Вернусь немного назад. В Киеве о взрыве на Чернобыльской АЭС никтоничего незнал, так как СМИ Украины и СССР усиленно скрывали этот факт о населения. О взрыве первыми заговорили в Киеве любители слушать "Голос Америки". Именно они и начали первыми говорить о катастрофе в Чернобыле. Их обвиняли в западной пропаганде и мнение киевлян разделилось: одни верили, что взыв был,другие нет. На эту тему все много спорили.Лично ябыл двоякого мнения: и верил и не верил, поэтому колгда я ехал в командировку, то еще точно не знал Был ли в Припяти взрыв на АЭС. Здесь уже, я убедился, что взрыв был, нокакой? Какой мощности, я не знал.
 
  В столовой Полесского разговорился с одниммужчиной из Припяти, который сообщал мне, что радиация в Припяти зашкаливает за две тысячи рентген в час, а в Полесском около одного рентгена в час. Он же рассказал мне,что никого выезжать самостоятельно не выпускают, а обещают автобусы, для массового одновременного выезда всех в одно установленное правительством СССР место.
 - Не выпускают, потому что боятся, что мы будем рассказывать людям правду о катастрофе, а хотят засекретить,- допивая свой стакан вина, сказал мне мой собеседник. - Сволочи, держат нас здесь в радиации, как в резервации индейцев!
 А для детей опасна и такая малая радиация. Детей было очень много, и много матерей с колясками грудников. Как потом я узнал, всех этих выселенцев в Полесское продержали там чуть ли не месяц, потому что не могли придумать куда же их всех вместе выселить и где поселить.
 В те дни моегопервогшоприезда в полесское, я еще не знал всех этих дозщометрических данных и спокойно прогуливался по Полесскому, посещая его магазины, особенно книжный, где были такие редкие книги, котрых в Киеве не купить, разве что срук на черном рынке. В столовой действителшьно все было бесплатно, вкеусно и плюс бутылка сухого вина. Я воспользщовалсмя этой льготой, зная целительное действие вина при радиации. Так прошло вдое суток. Я съездил на деньв Припять где отснял наше РБУ №1 на фотопленку. При выезде из Полесскогов Киев, на ЖД вокзале меня остановил милиционер, так как на мне висел фотоаппарат и потребовал засветить при нем пленку. потому что, якобы, фотосъемка здесь была запрещена законом. Помогло командировочнеое удостоверение и пленку не засветили.
Припять поразил меня чистотой и обилием цветочных клумб, наличием редких товаров в магазинах, которых даже в Киеве не было. Продавцы были любезны и учтивы. Я погулял по главному проспекту города, и где-то в 16-00 уехал на автобусе в Полесское, откудиа и отбыл назад в Киев. Разве мог я знать тогда,что эта "Прогулочка по Припяти" выльется для меня в дополнителшьных 150-200 рентген, о которых я узнал много позже, как и о том, что вся командировка вылилась мне в 200-300 рентген, что не смертельно, но очень опасно для здоровья.
 Так прошла моя первая командировка в Полесское и Припять, которая возобновилась всего через четыре дня.
 Я прниехал в Киев и ужаснулся: все бурлит и гуляет и никто не знает, что атомная угроза уже работает над людскими телами и душами. Я теперь это знал точно, но еще не в полной мере, так как не знал какой же уровень радиации я получил.
 Через сутки наступал всенародный праздник Первое Мая! Министр здравоохранения Украины, Романенко, выступил по Украинскому ТВ и заявил, что никаой Чернобыльской катастрофы не было и что все могут спокойно выходить на Крещатик к празднованию Дня трудящихся! Что весь КИЕВ И СДЕЛАЛ ЧЕРЕЗ СУТКИ, вывалив с грудными детьми в пекло уже киевского радиоактивного облучения. В этот праздничнеый день уровень радиации в Киеве превышал допустимый более чем в сто раз. В разных районах города он был разный, но непревышал 200 мл.рентген в час, что почти безопасно для взрослых, но не безопасно для детей.
 До Романенко по ЦТ СССР выступил М.С. Горбачев и уверенно заявил всей стране, что никакого взрыва на Чернобыльской АЭС не было, а бы очередной плановый выхлоп, которые происходят ежемесячно, и что все разговоры о взрыве западная антисоветская пропаганда. Ему поверили и в последствии жестокопо платились за его ложь! Тех, кто утверждал, что взрыв был, называли западными пропагандистами, врагами народа и предателями Родины.  Иногда даже угрожали, что сообщат об их антисоветской пропаганде в соответствующие органы, то есть в КГБ.
 Такова была считуация в Киеве до 12 мая, пока, вдруг, Горбачев не выступил с заявлением, что взрыв На Чернобыльской АЭС таки был, но ничего особо опасного население страны не ждет.
 Люди пришли от такого заявления в ужас. Киев впал во всеобщую панику и массы беженцев ринулись в аэропорты и на ЖД, и автовокзалы, чтобы спастись самим и спасти своих детей от атомной угрозы.
  Но, еще до всеобщей паники, меня второй раз послали в Полесское и 3 мая я опять приехал в уже знакомый мне поселок и город Припять. Теперь все было несколько иначе.
 Людей на улицах было еще больше, улицы были просто перполнены ходящими, многие из которых были молодые матери с грудными детьмина руках или в детских колясках.
Я понял, что всех так еще и не выпускают для бегства от атома. Смотреть ан этих людей было и страшно и грустно.
- Что ждет их и их младенцев в будущем? Скольколет проживут они, а может быть и толькол месяцев? - думал я тогда.
 Но, повторюсь еще раз, уверенности моей в страшных последствиях облучения тогда еще не было. Теплилась надежда на лучшее.
 Все началдось после празднования Дня Трудящихся, 9 Мая!Киев опустел. Все кто могли выехали изгорода вывезли своих детей, ОСОБЕННО МАЛОЛЕТНИХ. пОЕХАЛИ ВЫВОЗИТЬ НАШЕГО СЫНА аНДРЕЯ И МЫ С ЖЕНОЙ. ПОВЕЗЛИ ЕГО К БАБУШКЕ В ЯГОТИН, откуда была родом моя жена и где у бабушки ее был свой частный домик.
 На ЖД вокзале собраласьогромная масса беженцев, в поезд было почти невозможно сесть, потому что массы рвались в агоны безо всяких билетов и, так сказать,сломя голову. Вагоны были переполнены: стояли в проходах, с грудными детьми на руках.окна закрыты, дышать нечем. Все облоивались потом, дети орали...Так, стоя, мы проехали четыре часа. В Яготине была тишь и благодать, там и вовсе никто ничего не знал о катастрофе на АЭС города Припять.
 Бабушка наша напоила нас козьим молоком, которое,оказывается, ни в коем случае нам нельзя было пить,так как оно повышает восприимчивость организма к радиации. Но, кто об этом тогда знал из простых людей? Не знали и мы. Моя мать, тесть и теща оставались в Киеве.
 Прошло два года с момента взрыва, а состояние моего сына не ухудшалось, но и не улучшалось. Крорвотечения из носа стали двухразовыми в день.
 Я вспомнил, что одна из моих однокурссниц вышла замуж за директора киевской атомной станции,о которой киевляне ничего не знают, молодого талантливого физика-ядерщикаи созвонившись с ней1 договорился о встрече с ее мужем. Встречак произошла в их квартире.
 На мой вопрос, что делать нам после взрыва на Чернобыльской АЭС он отевтил так:
 - Есть толшькоодин способ избежатьтрагедии радиационной болезни это навсегда уехать из Киева, и как можно дальше!
 - А что ж вы сами не уезжаете? - дерзким тоном спросила его моя жена.
 - Понимаете, Ирина, - отвечал он,- я на токай должнгости, что сам не имею права решать увольняться мне или нет. Меня в должность утверждал ЦККПСС Украины. Если бы не это, я бы непременно и давно уехал и жену Татьяну бы увез ссобой.
  Уже дома, моя жена обозвала нашего консультата физика-ядерщика, афернистом и лжецом и осталась при своем мнении, ог том, что из Киева она никуда не уедет, и что лучш8е здохнет в Киеве, чем будет жить в какой-нибудь дыре, среди грязи от кур, свиней и гусей. Дальнейшие разговоры с нею были бессмысленны.
 В 1989 году мое положение из-за чернобыльских последствий еще более ухудшилось.
 Стала болеть моя мать, которой было на то время 62 года. Кровотечения из носа и рвоты стали усиливаться. Она стала терять сознание и падать пряымо на улице или дома. У нее была ко мне одна просьба: вывезти ее из Киева куда угодно, подальше от Чернобыля. Я попал в капкан: жена не желает уезжать, а мать не может жить в Киеве. Положениме было патовое: уехать, значит бросить сына, остаться похоронить мать. На все мои уговоры о необходимости спасать мать, жена жестко отвечала:
 - А чего ее спасать? Ей уже давно пора на тот свет!Нечего тут воду мутить!



                (Статья в работе).