Послесловие Любопытство 12

          Мост вздымаясь над рекой, проточившей путь собой, на отвесных берегах, раздвигаемых в веках, этой тихой полосой, что неслась вперёд с водой, берегам тем стал узлом, их сомкнув своим бревном, на котором ожидая, путь от части преграждая, свесив борт над сей водой, нагоняя голод той, разломав собой перила, гниль содрав стрелой с настила, возлежала та телега, в сласть видавшая пробега, что везла троих в себе, и не знала о судьбе, коя щепки раскидав, мук таких не ожидав, потерявши колесо, то что в пропасть унесло, плотника к себе взывала, ведь ещё существовала. А мечтая о ночлеге, и сочувствуя телеге, солнце жар стремилось сбавить, в силах землю лишь расплавить, жёлтым небо всё раскрасив, вечер ранний приукрасив, выжимало с тела сок, нёс который свой поток, сальным потом изливаясь, между пальцами слипаясь, сознавая в этот раз, что имел себе запас, в виде гревшейся воды, приносящей те плоды, о которых лишь мечтая, мальчик силился, взывая, путь в селенье проложить, чтоб отцу дозволить жить. Тот в мешках лежал сейчас, гретый солнцем новый час, был который знойной вехой, и для тела лишь помехой, с коей мальчик сок теряя, да спиною ощущая, доски грубого настила, с коих мост нужда слепила, духом раненым вздыхал, и тот мост обосновал, лёжкой твёрдой коий был, и в спине бревном ломил, мальчик что не замечая, думам разум отдавая, горлом сглатывая ком, вспоминал себя с отцом. В мыслях мальчик скорбных плывший, да лишь слабости коривший, кои взяли жизнь отца, вырвать дух не мог с кольца, что крутилось меж отцом, меж того плохим концом, не дождавшимся подмоги, и той слабостью, итоги, коей к смерти привели, да как сталось подвели, душу мальчика терзая, свет в которой истязая, к жизни тот совсем остыл, где подушкой мягкой был, ослик рядом с ним лежавший, и о том не возражавший, дело твёрдо сознавая, кое мальчика терзая, в глаз со лба спуская пот, вытирать принудив тот, нагружая непосильным, духом сделало бессильным, коий вяло гнал лишь зло, разжужжавшись что ползло, в шедший с тела солью пот, устремлявшийся и в рот, а осёл в разы сзывая, и хвостом порой мотая, это зло с себя сгонял, и тем думы подменял. А мальчонка же лежавший, в мыслях памятью дышавший, знойном маревом огня, к сну бредущегося дня, так бы скорбно бы и никнул, если б голос не окликнул, унося от глаз отца, в миг пропавшего лица, под свалившейся тоской, придавившей грудь ногой, проникая в боль с вопросом, сунув в душу слово носом, что помощника явил, коий тень собой дарил, отвратительной улыбки, чьи посылы были зыбки, грузом всяким окружённым, был с телеги что сгружённым, и желая внять ответ, глаз несли в себе секрет.
          - Что сказал ты? – мальчик пикнул.
          Тот над бойкостью хихикнул, взгляд сощурив вновь спросил:
          - Ты нас малец не простил?
          - Что? За что? – задался взгляд.
          Явно был помощник рад, что-то умыслом сплетая, и хитринку глаз метая, пояснив слова с секретом, что ломались над ответом:
          - С Серафимом ведь мы всё же… Поступать же так не гоже…
          Мальчик нехотя вникая, но уклон не понимая, вновь задал тому вопрос, кто совать пустился нос:
          - Ты к чему меня пытаешь? Про отца ты что-то знаешь?
          Тут помощник усмехнувшись, будто в гадкое уткнувшись, приоткрыл на свет секрет, выдав мальчику ответ, взгляд под коим опустив, тайну вынес пояснив:
- В общем здесь такое дело: упокоилось чтоб тело, по законам всех святых, в мире мёртвых и живых, нужно сделать, брат, обряд, – и поднял свой хитрый взгляд. – Смерть малой ведь страшный грех, и касается он всех.
          - Не слыхал такого я!
          А помощник что судья, взгляд серьёзностью налив, вновь пустился разъяснив:
          - Ты серьёзно говоришь?! Ой в беде, отец, малыш! В общем связь нужно создать, чтоб усопший мог летать, ибо всем загробный мир, иссушая в теле жир, чтоб душа могла взлететь, и до рая долететь, опускает переправу, всем причём скажу по нраву.
          Недоверчиво смотря и невежество коря, что о смерти мало знал, мальчик дальше в суть вникал, представляя нрав отца, как большого мудреца.
          - Серафим же был тем первым, став усопшему плачевным прегражденьем на пути, кто застал отца в смерти, и он твёрдо это знал, но вопроса не задал, что сказать мог под конец, умирая твой отец.
          - А зачем об этом знать?
          - Что тебе мне здесь сказать, те последние слова, говорит, что голова, перед смертным своим сном, и являются звеном, опускающим по нраву, для души той переправу.
          - И какие, то слова?
          - Что сказала голова, тем, кто был в последний миг, перед тем как час постиг, положив в них смысл свой, отделится чтоб душой, и чтоб знать, что к ней по нраву, опустить как переправу.
          - Ну, а, что-то за обряд?
          - В общем люди говорят, тот кто первый смерть увидел, душу, чтоб Господь завидел, те последние слова, что сказала голова, у могилы находясь, непрерывно час крестясь, должен в слух произносить, и неделю вод не пить.
          - Почему же Серафим, всеми будучи любим, про слова те не спросил, что отец мне сообщил?
          - Видно это потому, что вода нужна ему, у него кишка больная, и вода ей как святая.
          - Что же делать мне теперь?
          - Просто мне, дружок, поверь и тех слов, что на могиле, обещания дарили, в миг прощания с отцом, что вознёс ты пред концом, содержанье расскажи, и меня тем обяжи.
          Подозреньем мальчик взвился, и поспешно разродился:
          - Не могу сказать я их. Суть теряется так в них. Распыляются они, словно в зареве огни. Так отец мне пояснил, и спроста б не говорил. А откуда ты узнал, что ему я обещал?
          - Услыхал то на могиле, в миг который хоронили.
          - Ты подслушивал меня? – мальчик возглас взял браня.
          - Каждый, брат, там наущал. Ты всё громом провещал!
Улыбнулись этой шутке, словно вытравленной утке, а помощник продолжая, и поблажек не давая, дело вновь в процесс ввергал:
          - Я бы, друг, не предлагал, просто страшно мне душой, ведь своей больной кишкой, Серафим свершил грешок, на святое слив горшок, а мне дорог он поверь… Просто нужно знать где дверь...
          - Но, Мифутичь, как тут быть? Прошлого ж не воротить, а ведь первым Серафим, увидал отца таким.
          Тут помощник рассмеявшись, и за дело вновь принявшись, смех поспешно задавил, и всерьёз заговорил:
          - Дело вот в чём здесь, дружок: получается кружок, ты услышал те слова, что сказала голова, Серафим узрел отца, после смертного конца, ну а я от Серафима что душа невозвратима, первым новость услыхал. Так Господь везде писал.
Мальчик думы развернув, доль сомнений зачерпнув, вспоминая про наказ, что сорвал с отца губ сказ, погрузился глубоко, и поддавшись не легко, поспешил отцу помочь, отогнав все мысли прочь, и невежество ругая, произнёс слова слагая:
          - Что ты смотришь идиот?! Тебе мало здесь хлопот?! Груз кидай давай в телегу! И прибавил быстро бегу!!
          Мальчик вздрогнув взгляд метнул, и прям в лекаря воткнул, а помощник ускоряясь, угодить скорей пытаясь, побежал дела ваять, чтоб порыв тревожный снять, с коим вновь на мост явившись, и как гром небесный взвившись, лекарь прибыл за добром, пред которым мальчик ртом, подавившимся застыв, и в поспешности открыв, тот слова не выпуская, но явить их суть желая, уловил как улыбнувшись, лекарь вновь к делам вернувшись, стал помощника ругать, и расправою пугать, взгляд ловя лишь на телеге, меньше знающей в пробеге, чем о том знавала та, борт что свесила с моста, а помощник удивляясь, между тем как порываясь, дел зачин большой ваять, и на страхи лишь пенять, кинул вежливый вопрос:
          - Серафим, каков износ?
          Лекарь в том расслышав след, что виновник ихних бед, поспешил свой дух внести, чтоб напасти отвести:
          - Сопли лучше подотри, размечтался он смотри. Не твоё и руки прочь, или может мне помочь?!
          Но помощник сразу сдулся, и в проблемы окунулся, а мальчонка суть обдумав, но иного не придумав, спешно лекарю всучил:
          - Серафим, я всё простил, понимаю я тебя, не кори больше себя.
          - Ты о чём, прости, дружок?
          Тут помощник взяв прыжок, скривил злобно гадкий рот, прошептав тем:
          - Идиот…


Рецензии