Судак

В конце мая 1989 года я поехал отдыхать в Судак, в военный санаторий. Казалось бы, что можно рассказать о пребывании офицера в санатории, интересного для читателей: сколько раз сходил на танцы, сколько выпил вкусного крымского вина? Оказывается можно, ведь каждый отдыхает по своему - у меня в санатории произошли интересные встречи, о которых я и поведаю ниже. Сначала несколько вводных слов о самом санатории. Он расположен, как сейчас принято говорить, на первой линии курорта и занимает площадь 29 га (официальная информация). Много это или мало? Это очень много. Для сравнения, военный санаторий в Адлере занимает от силы 2 га и фактически зажат между железнодорожным вокзалом, рыбоперерабатывающим комбинатом и кондитерской фабрикой. Территория санатория очень живописная, на ней произрастают десятки видов экзотических (для жителя средней полосы) растений. Если встать лицом к морю, то в левом ближнем к морю углу территории находится красивый особняк — это дача Главнокомандующего ВВС. Ну а как же в Советском Союзе без этого?

Формально, по документам с 1 июня в санатории начинался купальный сезон. Кто хоть раз бывал в Крыму, знает, что к июню морская вода не успевает прогреться, поэтому речь о купании не идет. Да и для загорания температура воздуха еще не каждый день располагает. Поэтому надо придумать как распорядиться временем, остающимся от посещения врачей и бальнеологических процедур. По моему мнению, в первую очередь надо дать отдохнуть своему мозгу, ведь на службе каждый день, постоянно надо решать какие-то задачи. Не зря говорят, что отдых — это смена вида деятельности. Для этого служит немного загадочное слово — терренкур.

Те встречи, которые у меня случились, весьма разноплановые. Поэтому я о каждой встрече расскажу в отдельной главке.

                * 1 *
Знакомство с санаторием начинается с приемного отделения. Здесь производится оформление всех документов, без которых ты не можешь считаться полноценным отдыхающим. В частности назначают, в каком корпусе и в какой палате ты будешь проживать. В те времена, о которых я веду речь, в Судаке были три корпуса более старой постройки и, соответственно, совсем не комфортабельные, и был многоэтажный спальный корпус, в котором были палаты со стандартными для советских времен удобствами. Меня определили в более старый корпус, в двухместную палату. Зашел в комнату, осмотрелся — есть лоджия, которая выходит на море, это уже большой плюс. Начинаю обживаться, начал с того, что надо разгрузить дорожную сумку, вещи разложить по местам так, чтобы ими было удобно пользоваться.

Когда я занимался этим делом, в комнату зашел мой сосед. На вид он был одного возраста со мной, и скорее всего, в таком же воинском звании. Доминирующая компонента в выражении его лица — сказать, что это надменность, будет преувеличением, но было видно, что человек знает себе цену и на откровенничанье с первым встречным не настроен. Но существуют определенные правила приличия, нельзя же перекинуться парой слов «Здрасьте — Здрасьте», отвернуться и продолжать заниматься своим делом — сумку разбирать. Со стороны это выглядело бы как демонстративное неуважение. Я попытался завязать разговор, представился, что я приехал из Чкаловской, и в свою очередь спросил, откуда он приехал. Сосед, как бы не хотя, ответил, что он приехал с Дальнего Востока. Поскольку я сам начинал службу в Приморском крае, меня это заинтересовало, и я спросил, не может ли он уточнить, где именно он служит. Оказалось, что он служит в Уссурийске. А в этом городе располагался Штаб авиационной дивизии, в одном из полков которой я служил после училища. Представьте мое изумление, когда из дальнейшего разговора выяснилось, что именно в этом Штабе он и служит! Как говорится, это было стопроцентное попадание. Тут я сказал, не скрывая своей радости: «Так мы же с вами практически однополчане, я в 1972-1974 годах служил в Кремово». После этой информации сосед дальше разговаривал со мной более охотно. Естественно, я начал расспрашивать его, как там сейчас в Кремово. Его рассказ меня сильно удивил. Когда я там служил, гарнизон по всем параметрам, которые характеризуют бытовое обустройство, а можно сказать и более общо — качество жизни, был на очень плохом счету. Сосед сказал, что произошли громадные изменения, и сейчас Кремово считается лучшим гарнизоном в Воздушной армии по бытовым вопросам. Изменился жилой фонд. При мне было четыре кирпичные пятиэтажки — типичные «хрущевки», остальное — это двухэтажные дома еще дохрущевской эпохи, частично кирпичные, а были и деревянные, барачного типа. В одном из таких домов мы с женой прожили год в коммунальной квартире на две семьи. Были построены два пятиэтажных крупнопанельных жилых дома по 75 квартир, новое здание общеобразовательной школы. Сделали благоустройство территории, между домами проложили асфальтированные дорожки. С моей точки зрения, человека, который служил в этом гарнизоне, самое революционное преобразование заключалось в том, что жилые дома были газифицированы. На территории жилого городка установили газгольдер — это большая цистерна для хранения сжиженного природного газа (сокращение СПГ сейчас у всех на слуху) и вспомогательное оборудование для его испарения. От газгольдера развели газовые трубы по всем домам до каждой квартиры. В квартирах установили газовые плиты и газовые колонки. С точки зрения обитателя квартиры пользование газом от газгольдера ничем не отличалось от пользования природным газом. По утвержденному графику раз в несколько дней приезжала автомобильная цистерна, из которой сжиженный газ перекачивали в газгольдер. Таким образом, в каждой квартире газ был круглосуточно, его не надо было как-то там экономить, ты мог полностью обеспечивать свои бытовые потребности.

Кардинально изменилось снабжение гарнизона, как принято было говорить в советские времена, товарами народного потребления. В мои времена жены офицеров в 6 часов утра занимали очередь в военторговский магазин, чтобы купить молока для ребенка. Дело в том, что того количества продуктов, которое привозили в магазин, на всех жителей городка не хватало, не смотря на ограничения, типа «больше двух бутылок молока в одни руки не давать». К 1989 году в стране многое поменялось, так в районах, граничащих с Китаем, получила развитие так называемая приграничная торговля. Местным руководящим органам Военторга разрешили самостоятельно торговать с сопредельной территорией на принципе бартера (здравствуйте лихие девяностые). Ассортимент на полках магазинов кардинально изменился. Мой сосед привел такой пример: перед отпуском он специально поехал из Уссурийска в Кремово, чтобы купить две пары зимних сапог — одну для своей жены, а другую для матери. Представляете, он из Владивостока в Симферополь на самолете вез коробки с женскими сапогами. Естественно, когда в одном отдельно взятом военном гарнизоне вдруг забил фонтан изобилия, его нужно было соответствующим образом охранять, иначе местное население могло разнести по кирпичику и сам военторг. Поэтому весь жилой городок огородили глухим железобетонным забором, сделали проходную и ввели для всех его жителей, даже детей, пропускной режим.

На следующий день у моего соседа закончился срок путевки, он попрощался со мной и уехал. Больше мы с ним никогда не пересекались. В принципе, после его отъезда я понял, что может и зря подозревал его в некотором высокомерии в общении со мной. Может быть, он просто был слишком рациональный человек и решил, что раз с этим человеком (со мной) придется провести под одной крышей всего одни сутки, то не стоит с ним и знакомиться более близко.

                * 2 *
В военном санатории в летний период ни одна койка не может простаивать. Как только уборщица сменила постельное белье, так сразу же появился новый отдыхающий. Было ему на вид лет 25, принадлежал он к летному составу. Мне было почти 40 лет, и я прекрасно понимаю, что для него я был представителем уже другого поколения. Действительно, я помню по себе, когда мне было 25 лет, 40-летний мужчина воспринимался мной как ровесник моего отца. Помня не совсем положительный опыт общения с предыдущим соседом, я решил, что называется, не приставать к соседу с расспросами. Если захочет сам, то расскажет что-то о себе. Последующие события показали, что молодой летчик приехал в Судак не в последнюю очередь для того, чтобы решать женский вопрос. На следующий день он подошел ко мне с необычной просьбой. Он попросил меня перед сном не закрывать на шпингалеты дверь, ведущую на лоджию. То есть он собирался возвращаться в спальный корпус тогда, когда по распорядку дня входные двери закрыты на ключ, и проход в корпус уже запрещен. Учитывая, что наша палата находилась на 3-м этаже, я делаю вывод, что как с уровнем физподготовки, так и с вестибулярным аппаратом у него проблем не было. И началась интересная жизнь. Засыпал я один в комнате, а на утро нас было уже двое. Причем, на втором или третьем ночном походе сосед научился проникать в палату настолько тихо, что я даже не просыпался.

                * 3 *
Гуляя по дорожкам санатория, однажды я встретил двух летчиков, с которыми служил с 1972 по 1974 год в Кремово. Разговор получился коротким и, как говорится, протокольным. На это был ряд причин. Во-первых, хоть мы и служили в одном полку, но между летным составом и техническим составом (я занимал должность инженера полка по радиотехническому оборудованию) по определению не могло быть каких-то отношений, которые с натягом можно было бы назвать дружескими. С одной стороны, любой летчик после полета мог написать замечание по работе радиооборудования самолета, и тогда у меня были бы неприятности. С другой стороны, два раза в год я участвовал в принятии зачетов у летного состава по знанию оборудования самолета. Поскольку я только что закончил училище и еще не знал досконально наш МиГ-21ПФМ, я старался задавать летчикам на зачете самые простые вопросы. И даже при таком моем либеральном отношении к зачету был случай, когда я буквально был вынужден влепить трояк не рядовому летчику, а командиру звена капитану Кареву. Он не ответил ни на один вопрос, при этом держался, пожалуй, вызывающе. Он разговаривал таким тоном, словно хотел дать мне понять: «Вот ты, молодой лейтенант, мне не ровня. Я даже не буду отвечать на твои вопросы, и ты мне ничего не сделаешь». Получив тройку на зачете, он был крайне возмущен и побежал жаловаться командиру полка. Тот проявил объективность и не стал раздувать какой-то большой инцидент. Он при случае сказал моему начальнику, что у того растут хорошие, зубастые ребята. Таким образом, для меня эта принципиальность на зачете не имела никаких последствий.

Во-вторых, прошло уже 15 лет с тех пор, как меня перевели служить из Кремово на Чкаловскую. Да и эти летчики уже давно не служили в Кремово, и не могли мне ничего рассказать о том, как изменилась тамошняя офицерская жизнь.

                * 4 *
Следующая встреча, о которой я хочу рассказать, с моим сослуживцем по 30-му институту Александром Константиновичем Городниченко. Мы работали вместе в одном отделе, одной лаборатории, даже сидели в одной комнате. С Александром произошла одна история, не показательная для 30-го института, но, пожалуй, характерная для людей с его складом характера. Я пришел в институт в конце сентября 1974 года. Для меня начальником лаборатории было определено научное направление, за которое я буду отвечать. Кроме этого был разработан и утвержден план ввода в строй меня, как молодого специалиста. То есть, ближайшие 3-4 месяца я должен был работать по собственному плану индивидуально, фактически не принимая участия в исследованиях лаборатории в целом. А в коллективе в это время на финишную прямую вышла научно-исследовательская работа под шифром «Заход-73». Она должна была завершиться в декабре 1974 года выдачей частного отчета. Научным руководителем работы был начальник лаборатории Комягин, ответственным исполнителем младший научный сотрудник Городниченко. Он окончил училище на год раньше меня и сразу попал по распределению в 30-й институт. К моменту описываемых событий у него был стаж работы в институте 3 года. По меркам нашего института 3 года — это достаточный срок для формирования крепкого научного сотрудника. То есть я хочу подчеркнуть, что назначение Городниченко ответственным исполнителем НИР было закономерным, совершенно рядовым событием.

Может это и несколько скучно читать, но я должен рассказать немного о той «кухне», которая свойственна научной работе. Подготовка отчета состоит из ряда этапов. Сначала ответственный исполнитель собирает материалы от внутренних соисполнителей, далее обрабатывает их, редактирует, чтобы получился стройный, логичный документ. Следующий этап — материал предоставляется в рукописном виде научному руководителю для рецензирования. Когда материал окончательно отшлифован, он сдается в машинописное бюро. Напоминаю, что никаких персональных компьютеров еще не существует, текст печатается на пишущей машинке. Через несколько дней ответственный исполнитель получает из МБ большую стопку листов с грифом «Секретно» и начинает вычитывать ошибки, допущенные машинисткой. Выделяются в отдельную стопку листы, требующие правки, и снова относятся в МБ. Когда все ошибки и опечатки исправлены, начинается этап подписания отчета начальниками разного уровня. На это тоже нужно время. Приведу только один пример. В описываемом случае начальник института должен подписать отчет не позднее 31 декабря. Но начальник института не «резиновый», он не может за один рабочий день подписать, к примеру, 10 отчетов. Значит ответственные исполнители со своими отчетами, образно говоря, выстраиваются в очередь. Чтобы подписать гарантированно 31 декабря, надо у секретаря записаться в очередь со своим отчетом где-то 20-21 декабря — это крайний срок. Двигаясь от последнего этапа этого процесса к началу, вычисляем, что ответственный исполнитель должен представить отчет в рукописном виде научному руководителю примерно 05-10 ноября. А теперь рассказываю, как получилось в жизни. Пришло 5 ноября, Комягин подходит к Александру Константиновичу и говорит: «Давай отчет». Тот отвечает, что ему нужно еще «совсем чуть-чуть», и все будет готово. Через один день Комягин снова подходит к Городниченко и голосом, не предвещающим ничего хорошего, говорит: «Давай в таком виде, как есть. Я сам доделаю, если надо». Александр, потупив глаза, отвечает упавшим голосом: «У меня ничего нет». Что происходило дальше, можно не описывать, гоголевского «Ревизора» знают все (или почти все).

Это армия, здесь в такой ситуации с провинившимися не «цацкаются», Городниченко, естественно, свое получит. Но это потом, в первую очередь надо было решить, как спасать «Заход-73» и, соответственно, честь отдела. Из юридических вопросов надо было и фактически, и формально (на титульном листе отчета) поменять ответственного исполнителя. Так как моя программа ввода в строй была рассчитана на то научное направление, которым занимался и Городниченко, выбор начальника пал на меня. Просто у него в той ситуации не было альтернативы. Пришлось мне резко прекратить ввод в строй и принять участие в известном эксперименте, когда не умеющего плавать человека бросают в воду на глубоком месте — захочет жить, выплывет. Перед дальнейшим изложением хочу сделать одну ремарку. Пусть читатель не думает, что я хочу противопоставить себя Городниченко, что он плохой научный сотрудник, а я хороший. Большую часть работы взвалил на себя Комягин, я же в основном «подносил патроны», занимался различной технической и оформительской работой, выполнял расчеты на ЭВМ. Могу сказать, что никакой ввод в строй по заранее написанной программе не сравнится с реальной работой научного сотрудника. Комягин был очень упорный человек, мы часами сидели у него в кабинете и шлифовали текст отчета, чтобы все было красиво не только с научной точки зрения, но и написано правильным литературным языком. И мы не зря старались. Когда я понес отчет на подпись начальнику Управления полковнику Бурлакову, он прочитал отчет, подписал его и с хмурым лицом раздраженным тоном сказал: «Так гладко написано, что даже придраться не к чему». Сказав это, он отдал мне отчет, и я с пунцовыми щеками вышел из кабинета. Когда я рассказал о произошедшем в кабинете начальника Управления Комягину, он сказал, что я балбес, что эту фразу надо расценивать как высшую похвалу, и нужно было поблагодарить Бурлакова. А то, что у него было хмурое лицо, ничего не значит, оно у него всегда хмурое. В итоге всех наших стараний мы спасли честь отдела и подписали отчет у начальника института вовремя. Я лично за пару месяцев получил неоценимый опыт. В обычных условиях для этого потребовалось бы не меньше полутора лет.

Теперь о том, какие последствия имела эта история для Городниченко в дисциплинарном плане. На гражданке бывают такие ситуации, когда сотрудник, допустим, плохо выполнил порученную работу, и его надо увольнять «по статье». Но ему не хотят портить трудовую книжку и предлагают уволиться «по собственному желанию». В Советской Армии тоже существовал примерно аналогичный способ решения конфликта между начальником и подчиненным. Было принято решение в отделе избавиться от Городниченко. Первый вариант — это перевести человека внутри института из научного отдела в обеспечивающий отдел. Например, можно было перевести сотрудника в плановый отдел, и такой случай мне хорошо известен. У этого варианта есть большой недостаток. Человека переводят в обеспечивающий отдел, скажем честно — в наказание, а там он получает большие возможности для карьерного роста. Проходит несколько лет, и он становится полковником, называется человека «наказали». Это реальный случай, я даже помню фамилию человека.

Второй вариант — дать возможность неугодному офицеру перейти в другую воинскую часть и продолжить службу, что называется, с чистого листа. Здесь все зависит от тебя самого, от того, много ли у тебя друзей и знакомых в местах, пригодных для перехода. Самый лучший вариант, если у тебя есть знакомые среди кадровиков. Процедура эта не быстрая, заняла целый год, после чего Городниченко оказался в воинской части, которая была расположена в городе Видное. Он фактически ничего не потерял, один населенный пункт в ближнем Подмосковье поменял на другой.

За те дни, что мы провели вместе в Судаке, я хоть что-то узнал о Городниченко, как о человеке. Тогда, в институте, он был скромным и малоразговорчивым сослуживцем, я о нем практически ничего не знал. После общения в Судаке я сделал вывод, что Саша был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Оказывается, в годы нашей совместной службы его отец занимал должность Главного инженера Воздушной армии, штаб которой находился в Одессе. И хобби у него было, поистине, генеральское — фазенда недалеко от города, на которой он увлекался селекцией винограда. У него росло 50 сортов винограда, по одному кусту каждого сорта, на большее не хватало земли. Сам Городниченко был женат, нет, не могу сказать на дочке космонавта, но на дочери человека, занимавшего неплохую должность в Центре подготовки космонавтов, и жил в Звездном городке у родителей жены. Незадолго до описываемых событий его жена пришла к такому выводу, что Александр не соответствует нарисованному в ее воображении образу «принца на белом коне» и развелась с ним. Саша перебрался в офицерское общежитие на Чкаловскую. Естественно, он очень сильно переживал развод, а я тогда совсем не разбирался в людях и не мог понять, почему у него такой подавленный вид. С высоты моего сегодняшнего жизненного опыта я понимаю, что когда любимая жена выгнала тебя за порог, трудно сосредоточиться на каких-то научных исследованиях.

Наше общение в Судаке, как мне казалось, несло позитив как с моей стороны, так и с его. Но определенная трещинка в его отношении ко мне, все-таки была. Я самим своим существованием напоминал ему о том, как не сложилась у него служба в 30-м институте. Я делаю такой вывод вот почему. В Судаке у меня был с собой обычный для тех лет пленочный фотоаппарат. Я много снимал, в том числе и Сашу на фоне местных достопримечательностей. Вернувшись домой, я проявил пленки, напечатал карточки и послал ему штук 10, отобрал те, которые будут ему интересны. Ответа я никакого не получил. Из чего делаю вывод, что он хотел побыстрее забыть все, что было связано в его жизни с 30-м институтом.

                * 5 *
Как я писал ранее, купальный сезон в Судаке только начался, но уже бывали теплые дни, когда вполне можно было загорать. В один из таких дней на пляже я встретил Ольгу Дибижеву, которая отдыхала в санатории с двумя детьми. Мало того, что мы с Ольгой работали в 30-м институте, так мы еще жили в одном доме, в одном подъезде. Я жил на 7 этаже в квартире 112, а она жила точно надо мной в квартире 119. Сейчас объясню, почему я так подробно об этом рассказываю. К 1989 году моя семейная жизнь дала трещину, и в следующем году жена развелась со мной. Я не знаю, где и при каких обстоятельствах моя супруга познакомилась с Ольгой, но через какое-то время они стали подругами. Мы с женой в это время почти не разговаривали, жили под одной крышей как два чужих человека. Практически каждый день я приходил из института, мы ужинали, после чего жена брала пакет с вязанием и уходила к Ольге часа на два.

В Судаке я попал в неловкую ситуацию. Вход на пляж просматривался со всех его углов. Если бы я приходил на пляж один (а это так и было) и шел куда-то в другой конец, то со стороны Ольги это выглядело так, будто я ее намеренно игнорирую. Поэтому приходилось выбирать место рядом с ней и ее детьми и вести светские разговоры. Был даже такой момент, когда я сопровождал ее семейство на морской прогулке. Причал располагался совсем недалеко от санатория. Был такой маршрут: прогулочный теплоход отходит от пристани и движется вдоль побережья на запад, доходит до местечка Новый Свет, не швартуется, а разворачивается и следует назад в Судак. Весь рейс не умолкает экскурсовод, через громкоговоритель вещая отдыхающим о местных достопримечательностях. Экскурсия мне понравилась, берег там действительно живописный.

Все это я написал как вступление, для лучшего понимания ситуации. А речь пойдет о том, что у этой молодой женщины за плечами уже была жизненная трагедия. Ее муж, майор Дибижев тоже служил в нашем институте. Много лет уже он увлекался рафтингом. Если кто не знает, рафтинг — это сплав на надувных плотах по горным рекам. Горные реки и, даже, их отдельные участки имеют свою шкалу сложности, как горные маршруты для альпинистов. Соответственно, занимающиеся рафтингом должны иметь подходящую категорию подготовки, чтобы им разрешили сплавляться по выбранному маршруту. Сплавлялся бы Дибижев на плотах и сплавлялся себе, и было бы все хорошо, но… За год или два до описываемых событий Дибижев уговорил своего хорошего друга майора Лёвина принять вместе с ним участие в рафтинге. Лёвин тоже работал в нашем институте, с ним я пересекался в художественной самодеятельности.

А дальше все произошло как во второсортной мелодраме. По каждому борту плота располагаются гребцы, их ноги специальными ремнями крепко привязаны к плоту, в руках у них весла. Вода ревет, ударяясь о камни, никаких команд не слышно. Гребцы должны действовать синхронно, как единый механизм. На каждом метре маршрута они должны принимать решение. Например, сейчас правый борт гребет изо всех сил, а левый борт тормозит. А через пару секунд — наоборот. Все это управление плотом делается для того, чтобы пройти точно посередине между двумя камнями. Самое страшное — налететь скулой плота на камень, переворот неизбежен. Подробностей аварии я уже не помню, главное в том, что Лёвина смыло с плота, и он оказался в бушующей воде. Дибижев как друг и человек, который пригласил Лёвина в этот опасный спорт, бросился его спасать. Спасти то своего друга он спас, но выплыть самому уже не хватило сил.

В Министерстве обороны есть жесткие правила — пока тело не найдено, человек считается пропавшим без вести. А пока офицер считается пропавшим без вести, его вдове не будет оформлена пенсия по утере кормильца. Чтобы отыскать тело, заплатили большие деньги за вертолет, который летал над рекой два дня. Как мне помнится, тело нашли, но с большим трудом. Вот так бывает, офицер погиб в мирное время при обстоятельствах, не связанных с исполнением своих служебных обязанностей. Хочу отметить, что и по прошествии большого времени Ольга Дибижева с детьми каждое воскресенье, что называется «в любую погоду» ездила на могилу мужа.

                * 6 *
Сначала маленький экскурс в архитектуру. Если читатель бывал в советские времена в черноморских здравницах, не важно профсоюзных или военных, хорошо представляет, как выглядели жилые корпуса. По всему фасаду шел один сплошной балкон, разделенный вертикальными перегородками на индивидуальные лоджии. Каждой палате своя лоджия. Так был построен и тот корпус, в котором я отдыхал… Так, да не совсем. Лоджии были объединены в группы по две. Между группами лоджий перегородка была высокая, от пола до потолка. А между лоджиями в группе — низкая, от пола и на высоту примерно 110 см. Такая конструкция перегородок весьма облегчала общение отдыхающих из соседних номеров, даже если они были и не рады такому общению. Я не знаю, зачем архитектор так спроектировал, у меня даже нет мыслей на этот счет.

Короче говоря, диспозиция такая. Если встать лицом к морю, в правой палате жили ваш покорный слуга и молодой летчик, который настойчиво решал женский вопрос. В левой палате жили две женщины, которым наверное было трудно найти точки соприкосновения в силу большой разницы в возрасте: одной было лет 35, другой было 75, она и не скрывала от меня свой возраст. Имя и отчество ее я уже не помню, давайте будем называть ее просто медсестра — такова была ее профессия. Ходить ей было тяжело, с ее больными ногами, только в столовую и в лечебный корпус. Остальное время она проводила на лоджии, дышала целебным морским воздухом. Когда Саша Городниченко уехал, у меня осталось две основные возможности проводить свободное время, когда солнечно и тепло — на пляже, когда погода не располагает к загару — в номере на лоджии.

Вот так и сложилось, я сидел в шезлонге на своей половине лоджии, а она  - на своей. Благодаря низкой перегородке мы видели друг друга. Видит бог, в такой ситуации мы не могли не познакомиться. С первых минут общения я обратил внимание на ее правильный литературный русский язык — мне это всегда нравилось. Позднее я узнал, что она из семьи коренной московской интеллигенции. Учитывая нашу разницу в возрасте понятно, что ее жизненный опыт был несравненно богаче моего. Чего только стоит, что она пережила Вторую мировую войну. Как-то она рассказала мне одну историю, которая по моему мнению, была главной историей ее жизни.

Шел октябрь 1941 года. «Враг стоял у ворот Москвы». Я беру эту фразу в кавычки, так как это избитый литературный штамп, повторенный тысячи раз. Немецкие бомбардировщики каждую ночь бомбили Москву. Муж моей новоиспеченной знакомой недавно закончил строительный институт и получил распределение в Мосметрострой. Поскольку строили метро практически круглосуточно, у него был пропуск на право передвижения по Москве во время комендантского часа. Молодой инженер шел по городу пешком, когда начался авиационный налет. Надо сказать, что немецкая авиация кроме бомб, которые призваны разрушать все на своем пути, использовала и агитационные бомбы, то есть простые контейнеры, заполненные листовками. Молодой человек впервые в своей жизни видел, чтобы с неба падали какие-то листы бумаги, он поднял одну бумажку и положил ее в карман брюк. Придя на работу, он выложил бумажку к себе в ящик стола, переоделся и спустился в забой. Когда он после окончания смены поднялся наверх, его уже ждали. Дальше все как обычно — черный воронок, Лубянка, камера, допросы, статья «58.10», срок. На допросе он пытался оправдываться: «Я не успел даже прочитать, я не знаю, что там написано!» Это вызывало только смех следователей.

Отбывал наказание наш герой в Магнитогорском лагере, сокращенно МагЛаг. Заключенные этого лагеря строили Магнитогорский металлургический комбинат, коротко в народе его называли Магнитка. Как вы прекрасно понимаете, любая крупная стройка начинается с выемки грунта под котлован. Если я напишу, что надо было вырыть несколько котлованов гигантского размера и переместить при этом 1 миллион кубометров грунта, это все равно никого не впечатлит. Давайте попробуем представить так. Моя знакомая рассказала, что одновременно в лагере находилось более 70000 заключенных. Для сравнения, я проживаю в городе с населением примерно 120000 жителей. Если исключить детей и настоящих стариков, то оставшегося взрослого населения города не хватит для того, чтобы заполнить этот лагерь. Я сейчас приведу примерные цифры, а вы попытайтесь их мысленно представить: 20000 человек с тачками, 20000 человек с кирками и 30000 человек с лопатами. Это много?

Я ни в коей мере не претендую на лавры Александра Солженицына и не собираюсь пересказывать его произведение, просто хочу заметить, что в тот период еще не был знаком с его творчеством. Весь рассказ моей новой знакомой я слушал, затаив дыхание. Так совпало, что через месяц после моего возвращения из санатория, в июле 1989 года журнал «Новый мир» начал печатать главы из романа «Архипелаг ГУЛАГ». Я был подписан на «Новый мир» и по приходу журнала сразу начал читать произведение Солженицына. А рассказ моей знакомой по Судаку стал для меня как бы введением в «Архипелаг ГУЛАГ». Хочу остановиться только на одном нюансе, может быть он не упоминается у Солженицына. Муж моей знакомой в лагере заболел, его самочувствие становилось все хуже и хуже, была прямая угроза того, что он вскорости умрет. Оказывается, у большевиков все было предусмотрено и просчитано. Если заключенный умрет, то администрация лагеря понесет определенные расходы. А нельзя ли здесь сэкономить? Оказывается можно. Человека (заключенного) можно просто списать, или на лагерном сленге заактировать.

Вы можете спросить, как так, списать человека? А вот так, по аналогии. В любой мало мальски крупной организации имеется бухгалтер по учету материальных ценностей. Каждый предмет в организации, например стул, имел свой инвентарный номер и числился в соответствующей ведомости. Если стул испортился и ремонту не подлежит, то он списывается, о чем составляется акт. Понимаете, живого человека приравняли к стулу! Если в организации можно списать стул, то почему нельзя списать человека в ГуЛаге? После того, как заключенного заактировали, он уже не считается заключенным, он получает справку об освобождении. Теперь остается от него избавиться до того, как он умрет. Обычно в личном деле находили адрес кого-то из родственников и отправляли телеграмму: «Срочно приезжайте и забирайте». Его жена, получив такое сообщение,  примчалась и что же она увидела? Я не помню точной цифры, но он был такой худой, что любой врач скажет, что этого не может быть, с таким весом люди не живут. Первая задача у моей знакомой была — довезти мужа до Москвы, чтобы он не умер по дороге. Она справилась, она довезла. Дальше было не легче. Она выдюжила только благодаря своим знаниям, своему медицинскому образованию, выходила своего мужа, можно сказать из доходяги воскресила полноценного человека, который в дальнейшем прожил с ней долгую счастливую жизнь. Вот что может сделать любовь русской женщины!

Послесловие. Наверняка среди читателей найдутся такие, кто с гневом скажут: «Сам виноват, не надо было поднимать вражескую листовку. И правильно сделали, что посадили!» Я считаю, что по справедливости надо к другим людям относиться так же, как ты относишься к себе. Может ли каждый из высказавших эту претензию оглянуться на свою молодость и с уверенностью сказать, что в возрасте 20-25 лет не совершил ни одной ошибки? Я вот так сказать не могу, просто мне повезло — совершенные мной ошибки не имели тяжких последствий для меня и для других людей.

                14 декабря 2022года