Химик Мензуркин

    На   том   промежутке   тысячелетия,  который   совпал  с  периодом  земного  шествия  Димы  Мензуркина,  современники,  представленные  в  лице  соседей  и  родных,  знали  Диму   как   величайшего   химика.    В  его  звенящем   от   науки   мозге  хаотично   теснились  миллионы  жутчайших  химических  формул,   цепляющихся   друг    за  друга  фенольными   кольцами   и  ковалентными  связями.  Усыпанная   рыжими кудрями,  будто   медными  пружинками,  голова   выдающегося химика  буквально вздувалась от  бензоатов   и   ацетатов,  гидроксиды  едва  не сыпались из  его торчащих  в  стороны  ушей.  Глаза   Мензуркина  постоянно  горели  двумя  неугасимыми  факелами  безумной одержимости.   Нередко   по  ночам, встрепенувшись   всем  своим   сверхнаучным   организмом,   Дима   вздымал  с   измятой   подушки   взъерошенную  кучерявую    головушку   и   лихорадочно  выкрикивал   во   тьму:
    – Трибутил!.. Диацетил! – Его  горемычная  голова  вновь тяжело  обрушивалась  на  подушку, и разбудивший всю  квартиру  химик снова  проваливался  в  тягостное  забытье.

       Художественных   книг  Мензуркин   не   читал,   музыки   не   слушал,  брезговал   живописью,  а  театр   называл  «бессмысленным   и   глупым   шутовством».  Зато  он   сутками   ворожил  над   пузырящимися   пробирками  в   университетской    лаборатории,   с  невыразимым  восторгом  наблюдая  за   разноцветными  пенящимися  зельями  в  узких  сосудах  химической  посуды.  Вообще,  Дима   считал  науку  единственным  достойным  занятием   для  мозга   разумного   человека.
      
     Он  знал, как  синтетическим  путём  получить циклопентанпергидрофенантрен,  но  вот  о   том,   что   в   семье  старшего   брата  может  родиться  ребёнок,  Дима   как-то   не   догадывался.  Первое   время  он   с  нескрываемым   ужасом  взирал  на  крохотного  карапуза   с  соской-пустышкой,  копошащегося  в пёстрой   коляске  с   откидным   верхом.   Брать   маленького  племянника   на   руки  химик  страшился   до   обморока и во  время   своих  гостевых  визитов   к   брату  обходил  кроватку  дитяти  по  широкому   радиусу,  будто  племянник  был  высокорадиоактивным  изотопом  с   чудовищной   проникающей  способностью   излучения.

      Когда  же   ребёнку  исполнилось   четыре  года,  родители   решились   отпустить его  на   прогулку   с   великим   химическим   деятелем…

      Это   был   один   из   тех  прекрасных   июньских  дней,  когда   по   безукоризненной   лазури  небосвода   плыли  восхитительные  громады  белоснежных   облаков  и   весёлое   жизнерадостное  солнышко  щедро  дарило  своё   тепло  объятым   пухом  кронам   высоких  тополей.

    –  Дядя Дима, пошли в палк! –  подняв  на  немыслимо  кучерявого  химика  доверчивый   детский   взор,  предложил   племянник  Славик.
    –   В парк? Зачем? – не понял замысла ребёнка  Мензуркин.
    –   Покатаемся с тобой на калусели! – восторженно  сказал  карапуз.
    –   На   карусели? – предельно   удивившись,  поглядел   на   ребёнка   химик. – Ты  сам  подумай,  Вячеслав,  разве   может   разумное   существо  интересоваться   такой    бессмыслицей?  Какое  может    быть   удовольствие  от  перегрузок,   испытываемых   при  центробежном   ускорении?

       Славик   ничего   не   понял   из   того,   что  наговорил   его   кудрявый    дядя-интеллектуал. Уразумел он одно – в парк  на   карусель  они  сегодня   не   пойдут.

    –  Дядя  Дима,  давай   купим   с  тобой   моложеное! – Племянник    показал   пальчиком  на  цветастый  киоск   с  вывеской  «Вкусный   холодок».
    

       Мензуркин,   буксируя   за   руку   маленького  Славика,  причалил   к   яркому,  по-ярмарочному  пёстрому    киоску  с   мороженым.  Он   подтолкнул   на   переносице  огромные   очки  и  пристально   воззрился  на   стеклянную    витрину  с  разноцветными  этикетками.

    – Давай  купим   банановое!   Как   с   мамой! – вцепившись   в   дядину   ладошку,  попросил  Славик.
    – Банановое? – Мензуркин  вскинул  на  лоб  брови. – Ты  что,  Вячеслав?!  Там   вместо   бананов  искусственный ароматизатор – изоамил-изовалерат или, как  его  ещё  называют,   изоамиловый  эфир  изовалериановой  кислоты.  Это  есть   неполезно!
    –  Тогда   давай  глушевый! – предложил  карапуз. 
    – Грушевый? – Деятель  химической   науки  вновь  укоризненно  поглядел   на  племянника. – Тоже   нельзя.  Груш   там   и  в  помине   нет,  а   только   синтетический  изоамиловый   эфир  масляной   кислоты – изоамилбутират.  Он   имеет   аромат   груш.  Детям    такое   есть  нельзя.  Пойдём   лучше  сидеть   на   лавочке.

      Славик,  обиженно  поджав   пухлые   губы,  засеменил   за   Мензуркиным  к   уличной  деревянной    лавочке.

      Вытерев сиденье   скамейки   тремя  удушливо  пахнущими  спиртовыми   салфетками,  химик  усадил  на   продезинфицированную  поверхность  ребёнка   и  сам   уселся   рядом.

      Забыв прежние мелкие обиды на дядю,  Славик   потряс  локоть  научного   деятеля:
    –  Дядя  Дима,  ласскажи   мне   сказку!
    –  Сказку? – Мензуркин  форсированно  почесал   своё   научное  чело. – Сказку  можно.  Сейчас   будет  сказка!

      Карапуз удобнее угнездился  на скамеечке  и поднял на кучерявого дядю  по-детски  восторженные  глаза,  приготовившись  внимать  волшебный   рассказ.

      Химик   же  продолжал  неистово   чесать  лоб.  Он  довольно   явственно   ощущал,   как   в  его   черепной   коробке  шевелятся   извилины,  распихивая  в  стороны  оксиды  и  амилоформиаты. Наконец, его  высокоинтеллектуальный  лик  просиял  лучами  озарения,   и  Мензуркин,  устремив   палец  ввысь,   выдал:
    –  Итак,  сказка! Младший лаборант Иван Иваныч синтезировал у себя в гараже  металлический  водород! – Химик  покряхтел   и   добавил: - Это  произошло  в  погребно-гаражном   кооперативе  номер  сто  шесть.  Бокс   девятнадцать.

       Мензуркин торжественно замолчал,  восхищённый   своей    выдумкой.  На  несколько  секунд  над  скамейкой  зависла  напряжённая   тишина,  внезапно  разорвавшаяся  от  горестного детского плача.  Славик   оглушительно  ревел   на   всю  аллейку,  совершенно  обидевшись  на  непонятливого  дядю. При   этом   химик  высился  около  рыдающего  ребёнка,  как   кучерявый   истукан, и бестолково глядел  на  плачущее  дитя. Он  даже  не заметил, как по соседству с ним уселся  седой  дедуля с мощными   бровями.

    –  Не дело, братец! – упрекнул Мензуркина старичок. – У тебя  хлопец  дуром   орёт,   а   ты и не колышешься. Ты б хоть его успокоить попробовал.
    – Так я ему сказку рассказал, а он того… заплакал! – лупая глазами, сказал  неведомому  старцу  химик.
    –  Сказку?  Какую  ты  там   сказку  ему   рассказал? – изумился  дед   с   бровями.
    –  Ну, про  металлический   водород! – Мензуркин   повернулся   к  старику.
    –  Про что??? – опешил  дед.
    –  Про металлический водород! – повторил тему  своего сказочного сочинения химик. –  Про твёрдый  водород, представляющий  собой  белую  снегоподобную  массу,  кристаллы    гексагональной сингонии, которые переходят в  атмосферную металлическую  фазу   при   давлении  около двухсот пятидесяти тысяч  атмосфер! И то,  это  всего  лишь теория,  а   я сказал, что младший лаборант  Иван Иваныч сделал это у себя в гараже! Вот такая сказка!

      Дед   сиюминутно  окаменел   с  округлёнными   глазами.  Вдруг   он   крякнул  и  заключил,     выйдя    из   оцепенения:
    – Это,   братец,  хренотень,   а   не   сказка…
    – Дядя  Дима, ты  дулак… – сквозь всхлипывания сообщил химику рыдающий Славик…

                *     *     *

        Когда  осень  усыпала   тротуары  ржавчиной  облетевшей   листвы,  в  грандиозной   биографии  величайшего  химического   деятеля  приключилось  неожиданное   событие – в  Мензуркина  до беспамятства  влюбилась  соседка  Галочка – студентка  финансово-экономической академии. В нескладной  неимоверно  кудрявой фигуре  химического   деятеля Галочка увидела невероятное светило современной науки, о котором   безумолчно  поведывала своим изумлённым подружкам. Однажды, уверив Мензуркина, что ей   страсть как хочется узнать о его научных опытах,  она  вытащила химика на прогулку.

      Парочка медленно плыла по осенним аллеям, и Мензуркин тоном телефонного   автоответчика вещал о многоатомных спиртах и кристаллических решётках. Так  началась  немыслимая эпопея вечерних прогулок с ярко выраженной сверхнаучной   направленностью.

      Как-то   раз,  во  время   одного  из   таких  вечерних  моционов,  Галочка  привела   Мензуркина  к   витрине   элитного  парфюмерного   магазина.

    – Это  редкий аромат,  духи  с тончайшими нотками герани, – сказала девушка,  указывая тонким пальцем на маленький дивный флакончик. – Я  уже  давно  хочу  себе   такие  на  день  рождения.
    – О-о! А когда у тебя день рождения? – деловито поинтересовался химик.
    – В следующую субботу, – ответствовала  засветившаяся  от  счастья   Галочка.

     Когда в  торжественном чертоге  влюблённой  соседки  празднично  гремела  посуда  и   накрывались именинные столы, на пороге возникла  жердеподобная фигура Мензуркина  с  ликующей физиономией. Шагнув в уставленную всевозможными букетами комнату,  химический деятель протянул радостной девушке таинственную колбу, заткнутую    сверху коричневой пробкой. На стеклянном боку сосуда была приклеена бумажка с   неведомой надписью «НСООСН2СН2С6Н5». Изумлённая девушка сию секунду  остолбенела и, округлив свои восхитительные голубые глаза, поглядела   на   Мензуркина:
    –   Митюша,  это   что?
    –   Два-фенилэтилформиат! – триумфальным  тоном  воскликнул  кудрявый  Митюша. – Это  эфир  ароматических   кислот,   имеющий   запах  хризантем!  Я   его   синтезировал  специально для тебя. Ты можешь духариться им по праздникам! Сначала я хотел  синтезировать к твоему дню рождения пентилбензоат – эфир, пахнущий клевером и  амброй – своеобразным  выделением из пищеварительного тракта кита. Но потом я   сделал тебе это! С праздником, Галина!

       Вконец  поражённая  подарком химика  девушка  с неподдельным  страхом  приняла  загадочный   дар  своего  соседа  и  поспешила   вынести  его  на   лоджию.  Держать  в  одной   комнате   именинный   торт  с  фенилэтилформиатом  она   панически   боялась…

      Однажды,  когда  Мензуркин  с  Галочкой  неторопливо  шествовали  по  запорошенному   первым   ноябрьским  снегом   бульвару,  девушка   предложила  химику:
    –   Митюша,  а  почему бы нам с  тобой не сходить в  кино?
    –  В кино? Вот ещё! Тратить время на глупое  искусство! –  тут  же  отверг  Галочкино  предложение научный деятель. – Лучше  приходи  завтра  к  нам   в  лабораторию!  Я  тебе  пропуск  выпишу.  Своими  глазами  увидишь  цитадель  научной   мысли!

       Если честно, то девушка и сама не знала, хочет она видеть научную цитадель или нет.  Всевозможные бесконечные рассказы о фосфатах и этилацетатах уже начинали  наскучивать прелестной Галочке. Однако сходить в лабораторию своего великого  Митюши она всё же решилась.

       На  следующий   день   после   учёбы  девушка  пришла  в  лабораторию  химического  факультета,  где  самоотверженно трудился  одержимый  Мензуркин.  Научный  деятель,  косматый, в сбившихся очках и невероятно измятом халате, лично встретил Галочку у  турникета проходной и увлёк за собой по длинным таинственным  коридорам. Химик   притащил  за руку  девушку  в  тесную  комнатёнку,  лишённую   окон,   где   на   широком  деревянном столе возвышалось  дивное  химическое  сооружение.  Это   была  совершенно  немыслимая конструкция, состоящая из сотен разнокалиберных пробирок и реторт,  соединённых  между собой спиралевидными резиновыми трубочками. В сверкающих  зловещим блеском  сосудах, испуская  серые   облачка,   бурлили  и   пузырились  ядовито-зелёные,   фиолетовые  и  красные   снадобья.

    –  А сейчас,  Галина, ты станешь свидетельницей  колоссального научного прорыва! – высунув от упоения язык, Мензуркин чародействовал со своими  пробирками. – Сейчас   я   смешаю  цитронеллилацетат  с метиленовым эфиром пентилбензойной кислоты – и  произойдёт  грандиозное!

      Безумный  химик со  сверкающими   дикими  очами  забегал  вокруг  своего   дивного  стеклянного  сооружения. Он  зажёг  спичкой  пламя  в  гигантской  спиртовой   горелке  и  схватил   чёрную   банку,  на   боку   которой  жутко  скалился  страшный  человеческий   череп.  Трясущимися   пальцами  Мензуркин   откупорил  смертоносную  ёмкость  и   тонкой   тягучей  струйкой   влил  её   содержимое  в  стеклянную  воронку  сатанинского  аппарата.  Мгновенно  по   трубкам  дьявольской  стеклянной  конструкции  заструилась тёмно-бордовая жижа, всё химическое сооружение  лихорадочно затряслось,  зазвенев  сотнями  пробирок,  от   него  мутными  клубами  повалил   едкий   дымище.

       Над всем этим химическим неистовством мелькал перекошенный, сверкающий  демоническими искорками лик хохочущего Мензуркина с чрезвычайно разлохмаченной  шевелюрой.

       Галочка в ужасе попятилась к выходу. Она, нащупав за спиной ручку, распахнула   дверь и спешно выскочила в коридор. Девушка с округлёнными  перепуганными  глазами  застучала   каблуками  по кафельному полу длинного лабораторного  коридора.  Вдруг  за  её спиной грохнул адский взрыв.  Галочка   оглянулась  и   увидела,  как  дверь  страшного  химического чертога, в коем  колдовал  безумный  Мензуркин, вспучилась и,  повиснув   на секунду  на одной петле, оторвалась от косяка, плашмя обрушиваясь на пол. В  коридор  повалил   дым.

       Не помня себя от страха, Галочка вылетела за турникет лаборатории и ракетой  помчалась  прочь…

       Возможно, Дима Мензуркин и стоял на пороге грандиозного химического открытия.  Вполне  возможно.  Не  зря   же   некоторые   современники  называли  его  величайшим  научным  светилом.   А  некоторые   люди  считали  Мензуркина  несусветным  дураком. Спросите  хотя  бы  у  Славика  с Галочкой,  они  вам  расскажут…


                12  июня  2021 г.,
                г. Барнаул.