День Воцарения

Над оборонительной линией Альберта стоял мороз. Вечер 31-го декабря опустился на траншеи тихим снегопадом. Ветер, ещё вчера выхолаживавший солдат своими резкими порывами, наконец стих. На фронте наступила долгожданная передышка.

В промерзшем блиндаже первой линии окопов, у тусклой керосиновой лампы полукругом расселись солдаты 83-го ударного пехотного полка им. Вавилова. Замотанные в шинели и трофейные септентрионские накидки, бойцы передавали в кругу бутылку водки. На патронном ящике красовалась припасенная к празднику банка с бычками в томате. Из-под натянутых папах виднелись лишь раскрасневшиеся носы и блестящие от выпитого глаза.

– Стёпка, удружи.
– Пейте, Василь Палыч! За свое здоровье.
– Буде мне... Уж не за меня сегодня чарки опрокидывать.
– А за кого, за Самого, что-ль?
– Ну, а как же. Сегодня День Воцарения как-никак.
– Дык Государя здесь нет, токмо мы.
– Да ну тя к бесам, Стёпка. Уж как ударник бы побоялся Бога. Царь наш всегда рядом.
– Угу, в соседнем блине зад морозит.
– Ишь ты, болтун. Армия – копьё государево. А мы, вавиловцы – его острие.
– Гвардейцам это скажите, Василь Палыч. Про острие.
– Да ну их, бесноватых.
– Ваша правда.
– За Государя. Царствуй ныне и вовеки!
– Вовеки! – подхватили остальные в блиндаже.
– Вовеки! – послышался глухой голос из темноты траншеи.

Разговоры резко смолкли. Занесённая было для глотка бутылка остановилась на полпути. Все напряжённо уставились в темный проем. Оттуда медленно вышел на свет политрук.

– Вавиловцы равнение-е!.. – взревел командир отделения, вскакивая на ноги.

Початая бутылка водки тут же растворилась в вещмешке. Наученные двумя годами войны солдаты сходу приняли молодцеватый вид. Пара секунд, и перед вошедшим политруком стояло готовое к выполнению боевых задач отделение. Бойцы, как один, вытянули руки по швам, задрали подбородки и уставились в пространство прямо перед собой. Шинели были одернуты, ремни поправлены, а трофейные накидки скинуты в дальний угол.

– Вольно, товарищи! – последнее слово он особенно выделил. Это обращение не особо поощрялось после смерти Императора Густава. И первыми, кто следил за отсутствием этого словца в окопах, были именно политруки.
– Приказный Марков. Чем можем служить? – сделал шаг вперёд командир отделения.

Политрук подошёл к нему и испытывающе посмотрел сквозь противогаз. Затем он вдруг взялся за продолговатый фильтр маски и стянул ее с лица. Солдаты замерли. Никогда они ещё не видели, чтобы полевые особисты расставались со своими противогазами.

– Служба подождёт, приказный! – язык политрука слегка заплетался, а в глазах плясал хмельной огонек. – Лучше будем праздновать!

С этими словами он выудил из-за пазухи бутылку из темного стекла с черрийской надписью «Schnaps» и поставил ее на патронный ящик. Прямо к банке с бычками. Разведя руками, он воскликнул:

– Ну и чего же вы ждёте, господа ударники? Доставайте водку, и будем пить за Государя. Пусть царствует ныне и вовеки!
– Вовеки! – гаркнули бойцы, весело переглянулись друг с другом и принялись рассаживаться вокруг ящика. Поистине, во время Дня Воцарения приключались удивительные вещи.

Спустя час политрук, которого, оказывается, звали Василием, уже вовсю горланил «Хватай шинель, и сразу в бой» в обнимку с приказным. Бутылка крепкого заморского алкоголя успешно разошлась по кружкам ударников, а родная водка и вовсе, растопила всякий лёд между ними и начальством. Молодая и не очень кровь ударила в головы, и уставшие солдаты присоединились к поющим командирам. Казалось, будто и в самом блиндаже стало жарко.

Вдруг, прямо в разгар подходящего к полуночи веселья, за дверным проёмом блиндажа послышалось два глухих удара. Приказный, резко замолкнув, приложил палец к губам, схватил винтовку и, тут же протрезвев, осторожно вышел наружу. Спустя пару минут, Марков появился в проёме, держа за шкирку едва волочащего ноги, покрытого с ног до головы снегом солдата в синей шинели. Приказный подтолкнул его внутрь блиндажа.

– Вот те раз! – воскликнул политрук.
– Вот те два, – подыграл ему Марков, вытаскивая ещё одного септентрионца в блиндаж.

Повскакивавшие с мест ударники изумлённо смотрели на двоих вражеских солдат, стоящих прямо перед ними.

– Они даже без винтовок были. Заплутали в метели, судя по всему.
– Это мы у них и спросим, – еле проговаривая слова, оборвал его политрук. – Вы тут что забыли, птахи залётные? И как мимо дозора прошли?

В ответ, сквозь стучащие зубы трясущихся септентрионцев, донеслось лишь:

– Amis. Nous sommes amis...
– Друзья они... Ещё бы вы другое ляпнули, – Василий, кажется, неплохо понимал валирийский. – Заплутали? Заплутали, что-ль, спрашиваю?!
– Ne tuez pas. Nous sommes amis!
– Ай, чтоб вас... Язык врага надо знать! – махнул рукой политрук.

Два северянина тут же отшатнулись. Они беспомощно вращали глазами, переводя взгляд с одного ударника, на другого. На них смотрели чужие усатые лица южан. Лица исконных врагов, которые, по рассказам, едят своих пленных.

– Сегодня День Воцарения! – громко сказал политрук, пошатываясь подойдя к септентрионцам. – Мы славим нашего Императора. И вы будете делать это с нами. Чтобы было проще, – он указал на стол, – у нас есть водка. Поняли? Никаких расстрелов. Только водка!

Северяне, кажется, поняли, о чем речь и радостно закивали головами.

– Дела-а... – протянул самый старый ударник отделения Василий Павлович и первым жестами пригласил вчерашних врагов к столу.

Поистине, в День Воцарения возможно всё, что угодно.

***

Спустя час, когда запасы огненной жидкости иссякли, а большинство солдат уже начали клевать носом, было решено заканчивать банкет. Научившиеся общаться с друг с другом жестами солдаты вышли из блиндажа практически лучшими друзьями. Они дружно подошли к лестницам, прислоненным к стене окопа.

– Ну что, авось и расскажете своим, что здесь не монстры какие. А тоже люди, – напутствовал их приказный Марков. – Но уж ежели встретимся лицом к лицу ещё раз – не серчайте. Война есть война.

Северяне понимающе закивали. Один из них, что был повыше, залез рукой под шинель и выудил из кармана портсигар. Под одобрительные возгласы, он раздал всем по сигарете. На минуту воцарилась тишина. Лишь табачный дым вился над траншеей.

– Ну все. Ваши позиции там, – показал рукой Марков. – Прощайте, господа.

Северяне обвели солдат благодарными взглядами, козырнули политруку, стоящему поодаль, и полезли наверх. Чтобы проводить неожиданных товарищей, ударники вскарабкались на ступень и осторожно повыглядывали из окопа. Северяне беззаботно шли, слегка спотыкаясь.

– Сегодня мы были друзьями. А завтра опять возненавидим друг друга.
– Мы же острие копья, Василь Палыч. Сами говорили. Наше дело – война.
– Вот завтра и продолжим делать свое дело, Стёп...

К Маркову быстрым шагом подошёл политрук. Он вскарабкался на ступень и глянул в спины идущим септентрионцам. Затем он перевел взгляд на часы, которые держал в руках, и повернулся к приказному.

– Приказный Марков, праздник закончился, – с этими словами политрук натянул противогаз, который до того болтался, притороченный к ремню. – Время выполнять свой долг.
– Но ведь День Воцарения...
– Был. Две минуты назад.

Марков горько усмехнулся и постарался посмотреть в глаза политрука. Но ответом ему послужили лишь непроницаемые линзы противогазы. Сплюнув под ноги, он развернулся к своим бойцам и гаркнул:

– Вавиловцы-ы, в ружье!

Повинуясь выработанным рефлексам, ударники поскидывали с плечей винтовки. И лишь тогда осознали, что сейчас произойдет.

– По противнику це-ельсь!

Идущие вдалеке септентрионцы, кажется, услышали крик. Они повернулись и приветственно замахали руками, не понимая слов.

– Пли!

Винтовки выстрелили слаженно и дружно. Недаром у ударного полка Вавилова была репутация лучших стрелков Империи.

В День Воцарения возможно любое, даже немыслимое чудо. Но, стоит наступить новому дню, как все возвращается на круги своя.