Абы как

- Время? – "11-60" – Как это? как это? как это? – "А вот так: 11-60 – и не минуты больше. Ой – уже 11-61".

Три девицы под окном пряли поздно вечерком…
     И-и-и – когда это было!
     Теперь девицы не прядут, а только языками, как помелом машут, но выйти замуж по-прежнему мечтают. Нет, не за батюшку-царя – нужен им старикашка! – за принца. Только вот ведь какая штука: принцев в мире кот наплакал, форменный дефицит, раз, два – и обчёлся. Девочек, в основном, рожают королевские фамилии. Феминистическая диверсия просматривается в действиях монархических особ женского пола, и потому волей-неволей приходится выбирать то малое, что имеется в наличии. А наличествуют битые молью олигархи и неполноценные мажоры, у которых ума по определению нема и не предвидится, сколь долго не обучай дебилов в престижных учебных итонах, оксфордах и кроссвордах. Да и этих дитятей дефицит, так что приходится довольствоваться малым – из того достатка, что имеется в реальной жизни, а не на страницах глянцевых журналов и пожухших сайтах настырного интернета.

Первая из подруг - Тося, Таисия, Таечка. Вышла замуж за отставного военного Нестора Петровича. И был он старше её на "энное" количество лет, где "эн" – несуверенная составляющая, целиком и полностью зависимая от жизненных обстоятельств.
     Тоська непосредственна настолько, насколько посредственной была её жизнь в сельской глубинке.
     "Охренеть!" – закричала она, увидев танец маленьких лебедей на сцене Большого театра. И лишь потом, после балета, муж объяснил ей, что кричать в таких случаях следует "браво", да и то, если ты мужчина. И вообще, женщине кричать не комильфо. Нет, ну визжать, конечно, можно, но не до такой степени, чтобы солисты балета сбивались с ритма, а с пюпитров музыкантов сдувало ноты. Тоське, впрочем, плевать на чужое мнение. "Думайте обо мне, что хочете! – повторяет она время от времени. - Мне дела нет до ваших дум – от своих тошно". Это её жизненное кредо.

- Что это? – строго спросил налоговый инспектор.
     - Апельсин, - ответил Нестор Петрович.
     - Апельсин на яблоне?
     - Так точно, - по военному чётко ответил Нестор Петрович.
     - А как он на ней очутился?
     - Вырос.
     - Но этого не может быть!
     - Как видите, может. И не один. – Считает: раз, два три, четыре, пять…
     - Подождите, подождите… И что же они сами по себе выросли?
     - Получается сами по себе.
     - Без всякой прививки?
     - Без.
     - И каким же образом?
     - Ну, наверное, путём опыления.
     - А вы где были, когда происходило это самое опыление?
     - А я знаю?
     - А я вам скажу, как было дело. Сейчас, одну минуточку. – Глянул в электронное устройство, похожее на то, с которым шастают по вагонам пригородных электричек ушлые контролёры. – Опыление вашей яблони произошло шестого мая. Пятого мая бутоны ещё не распустились – вот, у нас и фотография есть на этот день… А с седьмого зачастили дожди, и шли они аккурат до шестнадцатого числа.
     Вопрос: где вы были шестого мая?
     - А я помню?
     - А были вы шестого числа у Бурашниковой Таисии Степановны, вашей соседки. Весь день пропадали. И даже на ночь остались…
     И потому ещё вопрос: чем вы с ней занимались?
     - Опылением, - сказал отставной военный, понуро свесив голову.
     - Блудом вы занимались, а не опылением. Блудом!..
     Инспектор спрятал электронное устройство в потёртый кожух и, выждав паузу, заявил проштрафившемуся дачнику:
     - Так и быть, на первый раз я вас прощаю. А в следующий - накажу по всей строгости налогового законодательства: следить надобно за яблоней, если уж взялись за сельскохозяйственную деятельность.
     Ещё одна пауза, а потом:
     - Апельсины, когда созреют, передадите мне с нарочным и или сами принесёте – как вам удобнее.
     - Все?! – ахнул Нестор Петрович.
     - Конечно, все, их не так уж и много. Сколько всего?
     - Семнадцать, - упавшим голосом произнёс Нестор Петрович.
     - Вот именно, - сказал инспектор. – вот именно…

Вторая подруга - Эмма. Всю жизнь мечтала жить за каменной стеной. Как в крепости. Наверное потому, что сызмальства в её кровях играли желания, самоубийственные, как лососи, идущие на нерест.
     И вот в эту провинциалку влюбился подающий надежды дипломат. Понимая, что взваливает на себя неподъёмный груз, новоявленный Пигмалион полгода обучал её приличным манерам, внушая в какой руке держать нож, в какой вилку, с какой ноги вставать утром. А ещё пытался научить английскому языку хотя бы в объёме, доступном Эллочке-людоедке. Гиблое дело: она не то что иностранного, своего-то толком не знала - кулёма…
     Тем не менее, отдадим должное Пигмалиону: любить избранницу он не перестал и увёз её таки в одно из зарубежных посольств, поместив за высоким забором.
     Кстати, этот дипломат, будучи студентом, когда туалетной бумаги ещё не было, ходил по общественным туалетам и стучал в кабинки, предлагая: "Газетка не нужна? Вам какую – "Известии" или "Правду"? Нет, "Комсомолки" нет. А у местных газет бумага шершавая. С вас 10 копеек. Почему так дорого? А за доставку". 
     В одной руке спидола, в другой – пачка советской прессы. Из спидолы неслась залихватская запись, транслируемая из-за бугра: "Зиганшин-буги, Крючковский-рок, Поплавский съел второй сапог. Пока Зиганшин рок кидал, гармонь Федотов доедал".
     Кто-то с огромным чемоданом пытался протиснуться в кабинку. "Да куда ты с чемоданом – и на унитаз? Будто камеры хранения нет".
     Кто-то кряхтел: "Товарищи, имейте совесть! Только сосредоточился…"
     Кто-то негодовал: "Кому нужна "Правда"? Никому. Разве что обманутому мужу, да и то через раз"…
     - А ты откуда всё это знаешь? – спросили подруги у Эммы.
     - Он рассказывал…

- Кто это?
     - Кто-кто - королева.
     - Какая маленькая, дряхлая! Сморчок, а не королева! А где король?
     - А короля нету.
     - Как это нету? А куда делся?
     - А не было.
     - Вообще не было?
     - Вообще.
     - А разве так бывает, чтобы "вообще"?
     - Как видишь, бывает.
     - И что же у неё даже мужика нет?
     - Почему нет - есть. Более того – муж.
     - И не король?
     - Герцог.
     - А почему не король?
     - Не выслужился, наверное, хотя в браке они уже семьдесят лет.
     - Сколько?! - ("Охренеть", - сказала бы Тося, но она в этом разговоре не участвовала). - Это сколько же ему лет?
     - Вековой юбилей скоро отметит, и ей до столетия рукой подать.
     - Живут же люди! – воскликнула Эмма.
     - Завидки берут?
     - Не то слово…

Третья подруга - Терпсихора. Была замужем трижды – официально, с отметкой в паспорте, а не абы как (абы – скрытная форма проституции).
     Мечтает о четвёртой ходке. Говорит: "Попытка – не пытка: всё какое-то разнообразие. Знать бы где найти достойного".
     Первый муж Терпсихоры Аполлоновны был когда-то номенклатурным работником высокого ранга. С подчинёнными женщинами обходился круто: чуть что – выгонял без выходного пособия. Утверждал, что "женщина женщине – рознь, небольшая, можно сказать, микроскопическая, но – рознь".
     А вот с жёнами расставался полюбовно, почти что по отечески. Первую за настоящего генерала-полковника выдал. Вторую - за секретаря ЦК… нет, не первого, на первого она не тянула, но – за второго секретаря потрёпанной в боях с контрреволюцией коммунистической партии.
     Вот и Терпсихору Аполлоновну сосватал номенклатурщику. Подруг Терпсихоры муж её Иван Ильич терпеть не мог. Однажды, когда они решили встретиться, разбушевался, выказав неудовольствие. "Клал я, кричал, на ваш девичник!" – Что клал? – не поняла наивная, как пассивный педераст, Терпсихора Аполлоновна. – "Что имею, то и кладу! – пафосно заявил Иван Ильич, а потом произнёс ещё более загадочную сентенцию: - Разносолов у меня для тебя нету!"
     Хлопнул дверью и ушёл, не попрощавшись.
     И Терпсихора Аполлоновна озадачилась, какие-такие разносолы он мог бы предложить её вниманию, если б, конечно, имел в своём распоряжении? Интересно, очень интересно…
     Совместное существование после описанного инцидента они сочли невозможным - и разошлись по обоюдному согласию.
     Нынешний сожитель Терпсихоры молод и креативен, как верблюд по сравнению с ахалтекинцем. Имеет вид настоящего мужчины: серьги в ушах, в ноздрях фианиты, на пальцах перстни, на запястьях браслеты… Да и ещё бусы - каждая бусина размером с грецкий орех…
     Живчик. В детстве, когда он говорил: "Агу! Агу!", мамаша его, меломанша, уверяла окружающих, что это он пытается выговорить фамилию Агутина.
     Вырос… -
     и понеслась душа в рай:
     трижды пытался застрелиться;
     дважды вешался;
     однажды, решив утопиться, наглотался воды в Останкинском пруду – вода упорно выталкивала его на поверхность; в результате два дня и три ночи не слезал с унитаза;
     один раз бросился вниз с башни "Федерация" (меньшие из небоскрёбов проигнорировал, не надеясь на успех); зацепился штанами за какой-то кронштейн и два часа крутился на ветру, как флюгер, пока не сняли;
     два раза показывал язык Путину, трижды голую задницу Обаме – безрезультатно;
     находится под наблюдением врачей и на учёте у либеральных отщепенцев. "Такой, как он, на многое способен. Наш человек", - утверждают соровские прихлебаи.
     О детях Терпсихора и не мечтала: рожать от такого сосковца считала гиблым делом. А забеременеть от иного более или менее полноценного индивидуума не додумалась или не захотела – подруги единого мнения на этот счёт не имеют. Детей, впрочем, тоже. И вообще, все они прожили жизнь абы как – без детского гомона и смеха. Бедняжечки. Жалко их, горемычных…

- Сколько на ваших часах? – "11-98" – Боже, как быстро летит время! Не успеешь оглянуться - помирать пора…