Глава вторая. Коршун. Стемнело...

Комнату надо снимать. У Ленки окончательно крышу на мне сорвало: отца уже почти не стесняется. Работа мне нужна, Лёх. Срочно! Но... Где только не был, то я им не подхожу, то работа мне.
На днях в пекарню частную заходил. Хороший коллектив. Тётки добрые такие: пирожками накормили, булок с собой насовали, а мешки с мукой по пятьдесят кг. Не потяну…
Сегодня ещё в одно место заглядывал. Место, блин. Киоск «Мороженое». Чуть не сорвался на хозяина. У него, оказывается, свои виды на продавщицу имеются. И чо? Мне не продавщица нужна, а работа. Ну, пусть ищет импотента. Не... Говорю же, что не сорвался я. Нафиг надо? Посочувствовал мужику. Импотент для импотента безопасен стопроцентно. Смешно?
Посмейся, Командор, посмейся...
Слышь, Лёх? Помнишь, я тебе за одноклассника своего говорил? Виталька Коршунов. Столкнулись мы с ним на объездной. Ну ты чо? Вот же ж... Не лбами мы столкнулись, просто случайно встретились: он мимо ехал и окатил меня из лужи. Шумахер хренов. Нет, Лёх, не дошло у нас до разборки. Честно говорю тебе, что не дошло. Чо? Хорошо меня знаешь? Хм… А может, я теперь человек-сюрприз?
Смейся, смейся...
Кстати, было за что навешать: домой пришёл грязный, как свин и мокрый по самые уши. Но чот посмотрел на него.... Вымотанный в дупель. Понятное дело: целый клуб на себе тащит, а в клубе у него не просто буфет, а кафе. Персонала теперь немеряно, и даже ансамбль имеется. Слышал мельком от отца, что он ещё ресторан открывать собирается, отделывает уже. Вымотаешься, пожалуй.
Ага, правильно понимаешь, Лёх: злился я, злился и не разозлился ни хрена. Ну, подумаешь - окатил. И чо? Разве это повод по морде стучать? Мелочи, не стоит.
Чего? Считаешь, что стоило расхерачить позвоночник о камни и почти год в госпитале отваляться, чтобы научиться понимать это? Ну, да, так и есть, брат, так и есть...
Чо? Повзрослел я? Он, кстати, тоже. Удивил прям, что мне на помощь примчал, а не бычатам, чутка хвосты им не оторвал, но главное не это. Знаешь, Лёх, я прям кожей почувствовал, что он за меня испугался. Искренне так... Аж руки у него дрожали. Ну, у меня-то понятно с чего и почему, а у него?
Не... Чо ты? Я сам от быков отмахался, и от него тоже отмахался бы, если чо. Уже могу себя поднять и в прыжке всё чётко выдаю. Тяжеловато ещё, конечно, но всё равно...
Слышь, Лёх? Стемнеет скоро. Домой мне пора, а так не климатит... Какой, нафиг, дом? Нет у меня дома, нора есть, и то надо выползать из неё, как можно быстрее. Ничо, Лёх, выползу. На Фэндер свой очень надеюсь. Нормально ведь играю, не Закк Уайлд, конечно, но всяко лучше, чем гитарист из "Буржуя". Это кафе у нас в городе.
Ага, кафе, блин. Забегаловка, а не кафе. Варёной капустой прёт с порога. Лёх... У нас в части так пахло, когда капусту на обед давали. Помнишь рыбу с капустой? И я помню...
А ансамбль в "Буржуе" никакой: играют кто в лес, кто по дрова и чего им закажут, а заказывают одно и то же. Плохо это, когда свой репертуар очень маленький, никакой совсем. "Пионер" мой больше мог изобразить, а у тех - одна попса. День рождения в кафе отмечали, вот они и гоняли "Белые розы" раз пятьсот. Отстой, короче.
Ладно... Давай покурим, Лёх, да пойду я.
Дружище, нафиг ты сюда древесный запах приволок? Понравился что ли? Не надо его запоминать, не нужен он нам с тобой и мы ему не нужны. Лети вон лучше, глянь кто каркуш побеспокоил. Прям толпой поднялись.
Ну, ё….
- Лёшенька! Сыночек! Лёша!
Так. Спокойно, Маэстро! Только спокойно и аккуратно. Ну-ка, обними её. Просто обними.
- Тихо, тёть Нин, тихо… Не Лёша я – Сергей. Помнишь?
Нет, не помнит, но что не сын – поняла, отстранилась вон. Не испугалась? Нет, слава те...
Ах, ты ж... Как же мне? И что делать теперь? Чёрт!
- Тёть Нин, а ты чего раздетая?
Молчит. В глаза смотрит, смотрит… А взгляд пустой, безумный. Внутри зрачков огоньки вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут. Ясно, как только заполыхают глаза и всё - не остановить её будет. Писец...
Домой её надо каким-то образом доставить. А каким? Ничо. Щас дядя Вася придёт. Уверен. Он говорил. Чёрт! Говорил - да, что если домой увести не может, то ... Не... Домой её надо.
Так, всё потом. Для начала успокоить и отвлечь. Ничо. Ты справишься, Маэстро. Улыбайся, говори тихо, но убедительно, главное – говори с ней.
- Иди ко мне, тёть Нин. Иди? Вот так… Давай на лавке посидим? А я тебя обниму и курткой прикрою, погреемся. Давай? Холодно. Видишь, сосны замёрзли? Хвоя чутка не звенит. А у меня куртка тёплая. А у них нет куртки.
Так... Присела на лавку, прижалась. Глажу её по голове, глажу, и никакого тремора у меня нет, и башка моя ясная, только у сердца - ком тяжёлый, шипастый ком. Я знаю... Это боль... Её боль давит меня изнутри, режет, рвётся наружу вопросом, на который ей никто не ответит - "За что?" Да, никто и никогда не ответит.
- Тёть Нин, смотри какой закат розовый. Видишь? Красиво?
Кивает в ответ, смотрит на небо, улыбается несмело.
Господи ты боже мой… Что же с тобой стало, моя ты хорошая…. Волосы до пояса были: чёрные, густые, вьющиеся. А сейчас - подстрижена коротко, седая, клочками обросла, плешины по всей голове.
Дружище, не надо психовать, успокойся, не тереби венки. Она вон вздрагивает, оглядывается, а понять, где находится, не может.
- Ничо, тёть Нин, ничо… Не пугайся. Это ветер. Давай я тебя крепче обниму? Теплее будет. Чего ты хочешь? Я слушаю тебя.
Да, я слушаю. Я очень внимательно слушаю и собираю её в себе, забираю её в себя, и она расслабляется: обмякла, вздохнула прерывисто и словно вспомнила что-то.
- Ты за Лёшей?
Ну, ё... Перевернулось всё внутри. Стоп! Не смей рассыпаться! Улыбайся, Маэстро, улыбайся, спецназ!
- Да, я за Лёшей.
Прости, но не соврал я тебе ни разу, тёть Нин. Я за нашим Лёшей на камни повторно лёг бы, если б его нам вернули. Чего тебе, хорошая моя?
- Сейчас, сыночек, он поест и пойдёте на дискотеку. Ему обязательно надо поесть. Подождёшь его?
- Конечно, подожду. Давай вместе подождём? Посидим, подождём, ветер послушаем.
Пой, дружище. Пой! Тихо и ласково.
Так... Притихла, не дёргается, по сторонам не озирается, смотрит в одну точку. Прижалась ещё теснее, обняла и смотрит, и думает о чём-то своём.
Ох, чую, что не на долго, притихла. Чёрт! Дядь Вась! Ты где? Дружище, гони к нему! Тащи его сюда, как хочешь. Тащи, говорю!
Слава те...
- Здравствуй, Серёжа.
- Привет, дядь Вась.
Ах, ты ж… Тёть Нин! Куда?
- Уходи! Уходи! Сейчас он придёт! Он придёт!
Ну-ка, постой дядь Вась. Постой в сторонке, говорю! Не пугай её. Погоди…
- Тёть Нин… Ну ты чего? Не надо вырываться. Слышишь? Посмотри на меня. Посмотри…
Вот так… Не узнала? Не узнала… Брови свела, вглядывается настороженно, но не вырывается, не мечется. Хорошо.
Эх, ты ж... Узнала...
- Серёжа…
И засмеялась радостно так.
- Лёша дома, лошадей кормит. Пойдём к нам?
- Я тут его подожду. Хорошо? А ты иди домой, а то дядя Вася замёрз вон.
Обняла меня крепко-крепко, целует, за лицо ладонями держит, влилась в меня взглядом. В сердце влилась, в память, в душу…
- Сыночек, ты подожди его, он придёт. Он тебя любит…
Чёрт! Дружище! Ну, сделай ты уже хоть что-нибудь! Я тебя прошу. Я прошу тебя! Пусть домой идёт. Я же не выдержу. Дядя Вася и тот в сосну лбом уткнулся, голову руками обхватил, плечи ходуном ходят. Плачет он беззвучно, больно, страшно...
Тихо! Мотоцикл заурчал. Не понял... Какой мотоцикл? Тут же барханы и сосны. Не ездят тут на мотоциклах, да и на приколах уже мотоциклы. Но я же не сумасшедший… Я его слышу! И не только я.
- Лёша! Лёша! Вася, он домой поехал!
И побежала тётя Нина домой... сына встречать... Только розовая кофточка между памятниками мелькает. Старенькая кофточка, но яркая. Цыганская...
Беги за ней, дядь Вась. Беги… А я посижу немного. Сил нет. Никаких нет сил! Словно выжали меня насухо, словно я синхронизацию движений час отрабатывал безостановочно. Всё тело звенит, а голова ясная и спокоен я. Спокоен...
Лёшка…. Лёшка…
Прости меня, тёть Нин, за то, что живой я, а он...
Ветер за плечи обнимает, к груди жмётся, скулит тихонько.
Сейчас, друже. Сейчас покурю и пойдём. Стемнело...