Хороший день

а в т о р с к а я    с е р и я      «Д р у г о й   г л о б у с»
 

  Сегодня рисовали затылок, плечи и жопу Веры Олеговны…
 Не «фрагментально», конечно. Всю Веру Олеговну целиком, но впечатление такое – именно эти детали.
Настраиваясь, начав делать на холсте разметку, Мусатов испытывал гамму (палитру) смешанных чувств. Удивление, недоумение… Любопытство, к живописи отношение не имеющее.  И полное отсутствие низменной реакции - на Веру Олеговну у Мусатова не зашевелилось даже в мыслях.
Но, по порядку, дорогой читатель.
Удивляло Бориса то, что у Веры Олеговны оказались такие вот спина, талия и жо... ягодицы. В одежде Вера Олеговна казалась гораздо худее. Не говоря уже о том, что вопрос о размерах ее фигуры не возникал. Не мог возникнуть.
Одежда, когда Борис (он проспал) появился в мастерской, была с Веры Олеговны уже снята, раз она стояла на подиуме. Стояла так - носом в условный угол, произвольно окруженная мольбертами Серебрякова, Потемкина, Мухина, Серовой и Чижа. Между студентами ходил Дмитрий Дмитриевич, либо давая советы, либо деликатно, но беспощадно критикуя.
Вначале Мусатов подумал, что это не Вера Олеговна, а   просто натурщица. Но брошка! На затылке поблескивала брошь-заколка (ее также требовалось перенести на полотно), прекрасно Мусатову знакомая.  Это украшение-заколку он много раз видел в деканате. Почему?
До потому, что Вера Олеговна работала секретаршей декана. И была неотъемлемой частью интерьера приемной. Такой же, как неудобный для сидения диван, шкаф, забитый бухгалтерскими папками и бронзовый бюст Репина с золотым от троганья носом.
Эта сплетенная в бабочку жемчужная нитка была единственной «вольностью» в строго-неприметном облике Веры Олеговны. Носила она один и тот же темно-синий костюм в сочетании с мышиной блузкой (воротник-стойка). Волосы всегда в тугой пучок.  Такой «человек в футляре», сосредоточенный на служебных обязанностях.
А сейчас без футляра. И такие вот потрясающие ягодицы, шея и талия! Сей невольно контраст даже слегка возбуждал – Вера Олеговна нагая и «та», не нагая.   Удивительно! Всюду жизнь, как говорится.
Представь, дорогой читатель, что ты, будучи уже старшим школьником, увидел вдруг голую директрису или учительницу физики. Или, скажем, учительницу истории – бесстрастное коммунистическое лицо, полное пренебрежение к внешнему виду, цитаты из Ленина… И на тебе!  Вполне человеческие груди, темная пена «там». И далее по тексту – а ведь кто-то эти груди теребит. Перед тем, как…
Было у Бориса сомнение: «А вдруг не она? Быть не может!» Но его Дмитрий Дмитриевич же и развеял, попрося:
-Вера Олеговна, будьте любезны, чуть левее головку и подбородочек чуть выше. Вот так, идеальненько! Благодарю вас.
И вот тогда возник ряд вопросов, мешающих Борису спокойно работать и сильно отвлекающих его внимание. Самый первый такой – сколько Вере Олеговне лет? Не «может быть», а есть?  В деканате Вера Олеговна могла быть ровесницей самого декана, у которого уже взрослая дочь. А на самом деле? Тридцать два? Тридцать шесть? Сорок?
Точно не больше сорока. Точно меньше – покатые, очень гладкие плечи, сильная спина, вдоль которой по позвоночнику глубокая ложбинка; «виолончельная» талия, жо… (прости читатель) ягодицы, как у незамужней деревенской скотницы. Сколько?
Мусатов в определении женского возраста на глаз был не специалист. И сравнивать ягодицы Веры Олеговны с подобным местом у доярки тоже никак не мог.
Но он читал книгу о современной жизни колхозников – строят новый свинарник, весело строят. Из армии недавно вернулся главный герой.  Увидел в клубе Анастасию. И как кипятком! Банным жгучим жаром, от которого перехватило у Громова дыхание - неужто она, Настька? Как хороша! Вспотевшая рука Максима сама полезла за папиросами…
И вот там, в «Успели до срока» (название романа) было описано, какие у незамужней скотницы Анастасии Романовой талия и прочие прелести. Когда они на рассвете купались в Волхове.
-А знаешь, Настьк… - Максим прыгал на крепкой ноге, вытряхивая из уха воду. Громов нырял превосходно. – Что талия у тебя, как виолончель!
Он в эти счастливые минуты любовался блестящей в розовых лучах восхода кожей Романовой. И ее новым купальным костюмом с заграничным названием «мини-бикини».
-С чего взял? – склонившись чуть набок, Анастасия выжимала свою вызывающую зависть толстую косу. Она любила плавать на спине.
-В концерте был, вот! На Ростроповиче.
-Не ругайся, Максимушко.
-А я и не ругаюсь, с чего взяла?! Фамилия эта такая. Ах, как он Брамса играет! Мы… когда поженимся, когда будем в Москве, обязательно сходим. Слово комсомольское даю!
И ясные глаза Громова на миг подернулись пеленой мечты.
-А…
- Что «а», ну говори.
-А попка моя, как что? – и Анастасия, чтобы скрыть смущение, нагнулась за платьем.
И дальше по тексту…
Борис Мусатов мало общался с женщинами. И с девушками тоже – предпочтя им художественные книги, учебу и рисование. Рисование, рисование и еще раз оно - блокнот с набросками всегда у Бориса в кармане.
Еще мы заметим, что сближению отчасти препятствовала скромность, застенчивость -   Борис считал себя «несимпатичным». С девушками Мусатов был робок.
Второй вопрос -  а есть ли у Веры Олеговны муж? Обладая прекрасной зрительной памятью, Борис не помнил, было ли на пальце у Веры Олеговны обручальное кольцо.
Это было Мусатову странно – такое количество вопросов, вдруг ставших для него важными.
Веру Олеговну, «ту» -  сидящую за бумагами и телефонами в деканате, невозможно было соединить с мужем, как с мужчиной. Здесь снова можно вернуться к примеру, с учительницей. Или школьной уборщицей. Ясно, что ее муженек приносит «получку», читает «Советский спорт», вбивает в стену гвозди, чтобы вешать картины. Что в комнате на подоконнике стоит его баночка для окурков. В коридоре его ботинки… Но под одеялом? Уборщица и ее муж? Вера Олеговна и ее муж. Без трусов!
А дети? Если есть муж, должны быть дети. Один?
Еще Бориса беспокоила тайна. А что Веру Олеговну заставило перед всеми обнажиться? Какая причина подвигла ее преодолеть естественный стыд?
Он сразу вспомнил снящиеся порой (но не сегодня) кошмары, когда ты абсолютно голый на Невском! Или в Эрмитаже: стоишь, не зная куда провалится, прячешь обеими руками хозяйство. Жмешься спиной к стене. А мимо японцы. Или школьницы в белых фартуках… Ужас.
А последствия? В виде того же Дмитрия Дмитриевича, который непременно будет этот день вспоминать. Например, на совещании, когда Вера Олеговна конспектирует. «А я ведь я знаю, как у вас, Вера Олеговна, там под юбочкой. И под блузочкой, хе-хе-с...»
Или, что многократно хуже, - Голубкин с Чижом. Циники и пошляки. Наверняка будут глумится.
-А у кого в нашей академии самая смачная на всю округу (прости, прости, читатель!) жопень? – цыкнет слюной Голубкин.
-У Жаботинской?
-Дитя! У секретарши декана! Вот те крест, собственными глазами на зачете. Рубенс сохнет от зависти.
-И Кустодиев, - обязательно вставит Чиж.
-И Кустодиев. Тот уже все ногти сгрыз.
Что заставило Веру Олеговну пойти на подобный риск?
-А вы, мой милый, все спите? – удивился Дмитрий Дмитриевич, ничего на холсте Мусатова не разглядев.
Борис от неожиданности вздрогнул.
-Чем вы по ночам занимаетесь? Будьте любезны, ручечкой пошустрей, пошустрей.  Скоро уж и сеанс окончится. Огорчили вы меня, Мусатов. И красочек поменьше давите, экономьте красочки.
Замечание Дмитрия Дмитриевича Бориса отрезвило, и он старался теперь наверстать упущенной время. Изумляясь умению Веры Олеговны быть абсолютно неподвижной.
Здесь, дорогой читатель, уместна метафора-цитата: «шел дождь, и перестал, и вновь пошел, притворщица не трогалась…»
***
Вечером в общежитии случилось то, что Мусатов предполагал, когда пытался срисовывать Веру Олеговну.
Произошла это на кухне, где собралось довольно много народа.
-Господа! Имею честь задать вам один пикантный вопрос… - Голубкин при публике обожал паясничать. – Проверка эрудиции и наблюдательности.
Полезли улыбочки, раздались смешки «предвкушения». Голубкин стал центром внимания.
-Так вот, милостивые судари и сударя. У кого в нашей академии, да что академии! Во всей округе Васильевского острова. У кого на этой обширной площади самая смачная и аппетитная жопень? У ко го? Одна попытка.
-У Жаботинской?
-Мимо. У секретарши декана! Собств…
-А ну заткнись, мерзавец! Подонок! – перебил его Борис и, не в силах более себя сдерживать, подскочил к Голубкину и ударил его в нижнюю челюсть (лошадиные зубы насмешника громко лязгнули) и заодно заехал в скулу стоящему рядом с Голубкиным Чижу.
Началась бешеная драка, после которой Голубкин был Борисом «зверски избит». Так записали в протоколе - Голубкин и Чиж ходили в милицию показывать ссадины и писать на Мусатова жалобу. Причину драки установить не удалось.
После стычки учеба в академии для Бориса закончилась.
Забирая документы, он снова увидел Веру Олеговну в ее обычной «секретарской ипостаси».
-Я благодарна вам, Борис, - тихо сказала ему Вера Олеговна и покраснела. – Вы настоящий рыцарь. У вас чудесное, благородное сердце.
-А вы… - Борис мгновенно забыл о снедающей его грусти, - вы прекрасны!
Да, в этот момент румяная, с блестящими от слез глазами Вера Олеговна была прекрасна!
-И я очень хотел бы написать ваш портрет. Жаль, что меня выперли.
-Так напишите.
-Где? Из общаги выперли тоже.
-У меня. Вам же ничто теперь не мешает прийти ко мне в гости.
-Верно. Ничто.
***
Портрет Мусатов начал, но до сих пор его не закончил. 
После свадьбы, прошедшей без огласки, без многоротого застолья (зарегистрировавшись, они сидели в кафе «Север», на столике в вазочке букетик первых фиалок, подаренный Борисом) Вера Олеговна из секретарш уволилась.
Теперь она работает в Русском музее, в архиве. Борис устроился в ДК «Кировец», где рисует плакаты, афиши и все, что попросят. У него свой подвал.
У Веры Олеговны задержка. Хотелось бы мальчика.
Теперь, дорогой читатель, ответы на «Почему?», и «Что заставило?»
В тот день на работу не вышла Светочка - привычная к ремеслу, железобетонная их натурщица (простудилась). И Дмитрий Дмитриевич в отчаянии, умоляя (и горько шутя) предложил подиум Вере Олеговне. За двойную почасовую плату.
Три часа, и можно купить модную радиолу «Беларусь».  Но это не главный резон. Главный резон, заставивший Веру Олеговну «публично» себя выставить, – публичность. А вдруг, ее кто-нибудь разглядит, заметит? «Увидит» …
Годы идут, терять нечего. А приобрести можно. Вдруг?
Ты, дорогой читатель, возможно смутишься – а разница в возрасте?
Нет такого явления! Если люди друг друга любят.  Разница может быть в темпераментах, интеллектуальном развитии, вкусах. Может быть.
Но, только не у Мусатовых… 
Спасибо за внимание.


Рецензии