Русская парадигма

   
   Тёплый июльский денёк. Запахи свежескошенного сена и яблоневого сада.  Дом Суровикиных с закрытыми ставнями окнами. Летняя кухонька, в которой пахнет разваренной капустой, лавровым листом…
   Иван Семёнович нервно ходит в кухне и цедит: ну, где ты, где ты. Жена Анна вытирает платочком глаза.
- Пятый день уже пошёл, - всхлипывает Анна.
   Раздаются шаги, распахивается дверь. Показывается пятидесятилетний сын Василий. Иван Семёнович с радостью и одновременно со злостью сморит на опухшее лицо сына.
- Приветствую вас, старики. Немножко пьян, зато как славно отдыхал.
- Погулял, - бросает Иван Семёнович. – Целую неделю пил. На звонки мои не отвечал. Где пропадал? Я обзвонил всё, что только мог. Ноль. Хотел тебя в розыск уже подавать. Почему на звонки не отвечал? Мы с матерью места не находили. Какие мысли только не лезли в голову. Убили. Связался с какой – то бандитской компанией, накололи наркотиками, попал под машину, поезд. Ты знаешь, что такое больное разыгравшееся воображение. Это ум на грани, а душа полностью в панике.
- Телефон разрядился, а зарядка дома осталась.
- Всё врёшь. Когда же перестанешь врать и пить?
- Прости отец. Последний раз погулял. Больше не буду. Ни капли. Нужно сходить в банкомат. Деньги с работы на карточку пришли. Получить надо. Я схожу?
- Я пойду с тобой, а то снова сорвёшься.
   Полчаса ушло, чтобы получить деньги.
   Возвращаясь домой, Василий сказал, что закончились сигареты.
- Зайдём в магазин, батя. купим.
- Только сигарет. Никакого пива, водки, коньяка, - сказал Иван Семёнович.
   В магазине Василий, подойдя к прилавку, купил сигарет и бутылку конька.
- Я же тебя предупреждал никакого спиртного, - скрипнул зубами Иван Семёнович, когда они вышли из магазина. -  Не послушал. Дай посмотрю, что за коньяк.
   Иван Семёнович, взяв бутылку, рассмотрел.
- Дорогой. Хороший. Выпить что ли? Ты как?
   Иван Семёнович пристально посмотрел на сына.
- Я не против, - повеселев ответил Василий. -  Опохмелиться. Голова трещит.
   Иван Семёнович повертел в руках бутылку, а потом со всего маху швырнул её на асфальт.
- Это же деньги, - завопил Василий.
- Становись рачки и лижи, а я пошёл домой.
- Битьё бутылок — это твой программный символ. Я так понимаю.
- Что ещё за символ?
- Послушай, батя. Ты не задумывался, почему я пью.
- От дурости.
- Не, батя. Всё гораздо сложней. Твоё воспитание началось с программы «Наш паровоз летит вперёд. В коммуне остановка. Земля крестьянам. Фабрики и заводы рабочим». Кровавая программа. Не мало кровушки высосала. По сути не наша. Чужого корня, с Запада содрали, но оформлена по – российски. Слякоть не разводили. Чтоб и как не говорили, какую грязь не бросали – факт остаётся фактом. Люди той программы создали и спасли страну. Так?
- Так.
- Летела, летела эта программа, крылышками махала и врезалась в другую так, что одни осколки полетели, с неё и началось моё воспитание.
- И с какой программы началось твоё воспитание?
- А моё воспитание, батя, началось с программы «Новое поколение будет жить при коммунизме». Авантюрная программа. Корня тоже не нашего, но оформлена по нашему. Перестройка выбросила эти программы на помойку. Подбирать никто не хочет. Трепыхаются некоторые, да силёнок маловато. Появилась новая. Корня тоже не нашего, но никак не оформлена. Разброд и неясность. Где – то похожа на «Наш паровоз летит вперёд», но только никто не знает, где остановка и какая. К какой цели рельсы прокладывать. Ты приспособился к новому паровозу и бьёшь бутылки, а я не смог приспособиться и пью. Вот в чём дело.
- Не мели ерунду.
- Для тебя ерунда, а для меня, как жить. Сломали меня программы, а тебя толкнули на приспособленчество. В этом и разница между тобой и мной. Думаешь, что, разбив бутылку, я пить перестану, а выдумав новую программу исполнят её? Как бы не так.
- Ты философией не занимайся, а бросай пить.
-Эх, батя, батя. Это не философия. Это жизнь. А чтоб не единицам, а всем нормально жить в России такой программы пока ещё не придумали. Если и придумают, то кто исполнять будет? В России уже испокон веков заложено выдумывать программы, но не исполнять их.
   Василий зло сплюнул.
- Не понял я толком ничего, - сказал Иван Семёнович.
- Вот этим и пользуется, что ничего мы не поняли и не понимаем. Приспособленцы и примкнувшие к ним.