Зверь часть 2, раздел 1

Над Лесом луна. Свет от нее течет ниже и ниже, спускаясь по деревьям. Этот свет воспевали тысячи поэтов, но я вспомнил почему-то, что он ненастоящий, отраженный и, стало быть, неживой. Я, наверное, похож на лунный свет. Такой же ненастоящий. Куда полетел, дурной? Чего на земле не сиделось?
Как я думал о себе недавно – будет весь Мосах в гирляндах и праздничных шарах, а я буду стоять в каком-нибудь большом зале, может быть, даже в императорском дворце. Был же я там, натурально, был. И вот встану – на глазах очки от чрезмерных бликов, одет небрежно, в пику всем вельможам, в зубах сигарета, а в правой руке бокал с хорошим алкоголем, а на нем позолоченная литера «М» - то есть «Мортимер». Весь этот праздник будет и в мою честь, а в конце я обязательно устрою грандиозное представление, каких еще не бывало. Как насчет десяти часов непрерывных и каждый раз новых трюков? Мог же, умел все. И в этот миг великого триумфа кто-то спустил меня с небес на землю. Вернее даже, скинул.
Вот мое место – на сцене, бьющий по струнам еще и еще, чтобы праздник не кончался. Я – величайший актер во всей Империи, хоть и не признанный правительством. Нет же. Возомнил себя еще и вершителем судеб, миротворцем. Слишком сильно задрал голову, корона с нее упала, и праздник закончился.
Я сидел на большом древесном корне, прислонившись к стволу. Было немного холодно; от этого можно было спастись одеялом, но, честно говоря, колдовать совсем не хотелось. Невдалеке вздыхала Зина – она не спала. А Марк пытался ее приободрить, повторяя, что мы обязательно выкрутимся. Правда, я не уверен, что он имел в виду и меня.
Сну мешал еще и грозный храп гоблинов. Они выставили пару часовых, а все остальные во главе с Оттаваном повалились на землю и вырубились. Более того, я видел, что и часовые спят. Если бы хоть один имперский отряд отправился бы за нами в погоню, нас бы передушили как котят, потому как заметить эту орду не составило бы ни малейшего труда.
Моя и без того подорванная вера в могущество великого Леса уменьшилась еще раз в десять.
 - Эй, Джим! – услышал я.
В двух шагах от меня сидел нюхач, склонив голову набок, как собака. Голые руки упирались в землю, в лунном свете блестели влажные глаза.
 - Это я, Карий.
 - Карий? Что это вы на четвереньках сегодня?
 - Так быстрее.
 - Что нам теперь делать? Мы все сделали, как было условлено, но все впустую. Империя уже давно верна Матвею.
 - Ужасно, ужасно, - согласился жрец. – Все пошло не так. Понимаешь, мы думали, что Матвей – просто очень осторожный человек. На худой конец – что в его окружении есть кто-то из Леса. Но то, что он сам оборотень и при этом так яростно нас ненавидит, было страшным ударом. Никто не ожидал.
 - Когда вы узнали об этом?
 - Вчера днем.
 - Так что же вы не отменили…
 - Что не отменили? – перебил меня Карий. – Встречу с Иоанном? Ты знаешь, что это была наша первая в жизни возможность поговорить с правителем людей. Последний раз был, когда ни тебя, ни меня, ни всей Империи еще в помине не было. И мы должны были отказаться? Или кем-то вас заменить? Вас, всю жизнь бывших внутри Империи и прекрасно знавших ее обычаи? Мы подумали, что трое лесовиков лучше, чем один, и что у вас получится обезвредить Матвея.
 - Да какая разница, сколько мы жили в Империи? – сорвался я. – Матвей все равно был лучше нас. Никто из нас не знал Запретный город так, как он!
 - Джим! – Карий тоже начал злиться. – Не строй из себя маленького мальчика! Ты не знал, на что соглашаешься? Или тебя кто-то заставлял? Или Грат не сказал тебе, что принц Матвей – оборотень? Ты знал столько же, сколько и мы.
 - Но при этом мы трое все потеряли, а Лес остался при своем.
 - Друзья мои, у вас осталось главное – жизнь. В отличие от наших братьев, которых сегодня расстреляли в Мосахе. И не сомневайся, Матвей еще придет сюда, со своими солдатами и пушками. И нам придется воевать с ним. Так что Лесу ненамного лучше.
 - Значит, быть войне?
 - Марк и Зина уже стояли рядом и внимательно слушали наш разговор.
 - Думаю, да, - жрец на четвереньках двинулся мимо нас. – Я боюсь не меньше вашего, и я понимаю, как вам тяжело. Никто не думал, что Матвей ударит первым, и удар будет таким страшным. Мы как будто всегда отстаем на шаг.
 - Ах, не думал? – заорал Марк и бросился к нюхачу.
 Карий пронзительно завопил. Тут же гоблины вскочили на ноги. Булавы и огромные мечи в их лапах были готовы к бою.
Жрец с трудом распрямился и взглянул на моего друга:
 - Ты здесь гость, Марк Кречет. Если я прикажу, наши воины убьют тебя. Еще раз повторяю – вы отлично знали, на что идете. Больше повторять не буду. Приближается рассвет. Сейчас Грат соберет все лесное племя. Там и решим, что делать.
***
Весь лесной народ собрался на огромной поляне посреди Леса. Тут была такая живность, о которой я и не слышал ни разу. Ближе всех к нам стояли гоблины – элитная гвардия лесного короля. Они великолепны. У гоблинов сильные ноги, густо покрытые мышцами и толстой чешуйчатой кожей. Поэтому они могут быстро бегать на сколь угодно дальние дистанции. Добавьте к этому огромную силу и умение обращаться с оружием, которое вкладывают в них с раннего детства. Их ведет Оттаван – однорукий военачальник. У него широкое лицо с брылями вокруг рта. Голова покрыта шрамами, которые скрывает искусно сделанная татуировка из черных и желтых полос, разбегавшихся ото лба к ушам. Мне рассказывали, что воин бьется без шлема и не боится боли, а от тяжелых ран его защищает невероятное крепкий череп. Охотно верю.
В целом лесовики делятся на три рода – добрые, не очень и откровенно вредные. Добрые – это орлы, гномы, далее идут эльфы, отменные стрелки, правда, игнорирующие напрочь огнестрельное оружие. Потом гремлины, коротышки из горных расщелин, и русалки, прекрасные и холодные как лед. Изысканная внешность обманчива – эти нежные руки отлично управляются с саблями, только успевай считать отрубленные головы.
Нейтральные – это, во-первых, гоблины и все их родственники. Орки – внешне те же гномы, только с зеленой кожей и без бороды. Огры (не путайте) – огромные тупые детины с рыжими шевелюрами и опять же зеленой кожей. А еще циклопы, я увидел их впервые в жизни -одноглазые великаны с овечьими или бараньими шкурами, обернутыми вокруг пояса. Ширина плеч и громадные ручищи позволят им в два счета разорвать задохлика вроде меня напополам. Лица, вижу даже отсюда, дружелюбием не отличаются.
Во-вторых, это болотники. Гноллы – что-то вроде лошадей, вставших на дыбы и ссутулившихся. Змеи всех размеров и пород. Василиски – гигантские вараны с гребнями на голове и ядовитыми зубами. Наконец, бьют копытами горгоны – мощные коровы с кожей будто из меди; она выглядит чешуйчатой, отливает красным цветом.
Почему я называю их нейтралами? В целом они доброжелательно настроены по отношению к лесному царю, подчиняются ему, но иногда в их головах что-то перемыкает, и они начинают буянить. Гоблины и горгоны самые опасные. И Грат полюбился многим тем, что он подчинил себе даже этих существ, сделал гоблинов костяком своей армии и установил в Лесу мир и покой. Пока что.
И, наконец, жители подземелья, выросшие там на заре веков. В великой войне они поддержали Некроманта, но, когда дело запахло жареным, предали его. Верными колдуну остались только ожившие мертвецы и вампиры, и, когда он пал, их изгнали далеко на север, где вечная тьма и холод. Остальным дали прощение. Это отвратительные твари, за которыми нужен глаз да глаз. Рогатые демоны; адские собаки – волки с двумя головами; злобоглазы – осьминоги с россыпью гигантских глаз на головах и обжигающими щупальцами; минотавры; гарпии; медузы – похожи на русалок, только вместо волос у них змеи. Время от времени они поднимают голову, вспоминая о былых славных днях, и тогда приходится посылать целые армии, чтобы вернуть их в нормальное русло.
И вот появился Грат в человеческом обличье. Он был одет в простую рубашку и штаны; обуви на лесном царе не было. Ему протянули какой-то плащ, но Грат отмахнулся и поднялся на верхнюю ступеньку трона.
Карий, вновь надевший на себя корсет, подошел к Грату.
 - Братья мои! – сказал лесной король.  – Я знаю, что мы еще не пировали в честь нового царя, но мне придется говорить с вами сейчас, потому как случились очень важные и грозные для нас вещи. В этот раз я обойду традиции. Надеюсь, вы поймете меня.
Он взял что-то из рук Карего и надел себе на голову. Лесная корона! Жаль, мне с такого расстояния ничего не было видно. Но собравшиеся глухо зароптали. Лес свято чтил традиции и не любил никаких нарушений.
 - Тише, тише, - сказал Грат. – Есть причина. Я прошу всех мудрецов точно переводить мои слова, чтобы ни одно не пропало бесследно.
Император Иоанн убит. Теперь императором будет Матвей. Он оборотень и при этом люто ненавидит Лес. За ним огромная армия обученных солдат, и среди них паршивая тварь – Волог-оживленец. Они выполнят любой приказ Матвея. Такой опасности не было уже давно. Что надо делать? Прежде всего, забудьте о своих обидах друг на друга, их мы рассудим потом. Сейчас надо чувствовать, что все мы – дети Леса, и не важно, какое именно племя нас породило. Вот сейчас совсем не важно.
Вороны и все, кто летает по небу. Скажите нашим братьям в городах, пусть уходят обратно в Лес. В городах смерть. Вчера в Мосахе расстреляли много лесовиков, и нельзя, чтобы такое повторилось.
Как воевать с Матвеем, спросите вы? Точно не в чистом поле, не по их правилам. Там они нас победят. Повоюем, как с Конрадом – на расстоянии, на рожон не лезть, в открытую не драться. Пусть гоняются за нами по Лесу, за каждым кустом их будет ждать погибель. Думаю, Матвей попытается выманить нас на открытую битву раз, другой, потом ненависть затмит ему разум, и он ринется сюда, как его предок. Тут ему и конец. Пусть имперские солдаты умирают, а нам умирать незачем.
 - Грат, послушай! – это поднял руку Марк Кречет. – Ты просто так в Лесу не отсидишься!
 - Кто ты такой, чтобы указывать королю? – пророкотал Оттаван.
 - Подожди! – остановил его Грат. – Пусть говорит.
Марк вышел в середину площадки:
 - Отсидеться у вас не получится! Вы хотите воевать так же, как воевали с Конрадом, но уже двадцать лет прошло. Все их оружие стало намного сильнее. Знаете, чем стреляют теперь пушки? Разрывными ядрами – они при падении разлетаются на части, и из них вытекает огонь. Десятка таких ядер хватит, чтобы сжечь дотла целую рощу. И подумайте еще, сколько вас погибнет в пожаре или от осколков ядра.
 - Вранье! – возразил Оттаван. – Знаю я эти пушки. В глубь Леса они не выстрелят. Слишком много деревьев на пути.
 - И пушки повалят их одно за другим, - сказал Марк. – Их ядра стали больше и опаснее, чем раньше. И еще, слыхали вы о мортирах? Маленькие пушки, их стволы смотрят вверх. Ядра, из них пущенные, полетят вот так, по дуге, и им все равно, какие тут высокие деревья. Они перелетят все преграды и разорвутся точно там, где нужно. Вы не боитесь пожаров? Как вы собираетесь сражаться с огнем, который охватит все деревья?
А еще есть егеря, обученные воевать как раз в лесу, и они точно будут с вами драться. Это вам не полуграмотные крестьяне, которых сюда вел Конрад. Они особо и не хотели воевать. Матвей отправит обученных солдат, которые умеют убивать? Как вы с ними справитесь?
 - И что ты предлагаешь? – воскликнул Грат. – Воевать с ними в открытую?
 - Нет, но нельзя же сидеть сложа руки.
 - А мы и не будем. Все ты правильно говоришь. Вот их пушки, которыми ты нас пугаешь. А у нас есть орлы, которые возьмут по большому камню и скинут на эти пушки. И все тут.
Орлы застрекотали.
 - Правильно, - сказал Карий. – Можно и клювом ударить – любая пушка пополам сломается.
 - Мортиры зарядят картечь, и все ваши орлы там полягут, - парировал Марк.
 - Ну хорошо, - сердито рявкнул Грат. – Орлов мы пошлем на обычные пушки, у которых ствол не поднимается. А что до мортир, на них полетят воробьи и летучие мыши и выклюют стрелкам глаза. А еще есть крысы, которые облепят их с ног до головы и закусают до смерти. Мы с помощью крыс нашлем на их города столько болезней, что ни один человек там жить не сможет. По воробьям картечь не попадет, маленькие больно. А без стрелков пушки – обычные куски железа.
Егерями пугаешь? А смогут они воевать, когда каждое дерево, каждый клочок земли будет с ними драться? Да ни одна армия так не сможет. Такого приема Матвею еще нигде не оказывали. У него основная сила кто? Всадники. А от них в Лесу никакого толку. Представь еще, заберется на дерево эльф с луком и сядет там в ветвях. И пока его с этого дерева собьешь, он десяток солдат положит. А если таких эльфов много будет. Так что мы окажем императору такой прием, что побежит обратно, поджав хвост.
Кречет все не мог убрать с рожи сомнение.
 - Марк, послушай, - сказал лесной царь. – А вы, братья, простите, что напоминаю об этом. Наши предки когда-то уничтожили злого волшебника, оживлявшего мертвецов, Некроманта. Это единственный, кого мы когда-либо называли врагом. И он пал, и вся его армия вместе с ним. Матвей против него – несмышленое дитя, пусть даже с пушками и солдатами. Так вот, раз уж наши предки победили самого Некроманта, неужто мы окажемся хуже них? Матвей падет, помни это.
 - Ну конечно, - пробормотал Марк, вернувшись к нам. – Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Грат тем временем обходил весь свой народ, давая указания каждому племени. Медленно, но верно он приближался к нам. Наконец поравнялся с нами, остановился и устало взглянул из-под косматых бровей.
 - А нам теперь что делать? – спросил у него Кречет. – Вот нам всем троим.
Грат пожал плечами:
 - Можете оставаться, если хотите. Столько, сколько нужно.
 - Сидеть в Лесу – все, что ты можешь предложить?
 - Можете вернуться. Я не буду держать на вас зла. Но там теперь стреляют. И не обижайтесь, пожалуйста, по-моему, очевидно, что я не в силах вернуть вас домой. На самом деле все очень просто. Началась война людей и Леса, не первая и не последняя. Очередная, скажем так. И каждый из нас теперь должен решить, на чьей он стороне.
***
Утром того же дня принц Матвей устроил в Большом дворце, как это называется, разбор полетов.
Участниками его были, помимо самого принца, еще генерал Криденер, командующий гарнизоном Мосаха, и знакомый нам Роман Барник. Еще там был патриарх Лука, верховный иерарх имперской церкви.
Дело было в Белом зале, недалеко от памятной статуи императора Конрада. Пока что принц стоял, глядя в окно. Он молчал, остальные тоже. Барник время от времени утирал пот носовым платком.
 - Генерал Криденер, - сказал наконец Матвей.  – У меня нет слов, чтобы выразить мое разочарование. Вот объясните мне, как ваши солдаты умудрились не заметить в самом центре города орла размером с двухэтажный дом?
 - Лесовики в городе были повсюду, - неуверенно возразил Криденер. – Праздник же был, и государь сам приказал пропускать их.
 - Вот, - сказал принц, указав пальцем на пол. – Вот здесь умер мой отец. Умер, доверившись лесовикам. Я предупреждал его, что он слишком близко подпустил этих тварей. Он не послушался меня, и вот чем все закончилось. Но даже в таком случае для лесных провели черту, за которую им заходить запрещалось. Как тогда орел оказался вплотную к Запретному городу?
 - Но это же гвардия должна…
Матвей прервал его взмахом руки:
 - Чего я не потерплю, так это перекладывания вины на других. Гвардейцы отвечают за то, что происходит внутри резиденции. Они позволили Грату бежать из дворца и будут за это наказаны. Но город – уже ваша ответственность, генерал. Даже когда Грат добежал до реки, мы расстреляли бы его, прыгни он в воду. Но тут появился орел.
Криденер молчал.
 - Что это, - спросил наследник, - преступная халатность или измена?
 - Вы меня простите, - медленно сказал Криденер, - но изменником меня сделать не удастся. Я служил еще вашему деду…
 - И ваши представления о войне остались теми же, что и в то славное время. Славное, но давно ушедшее. Когда мы воевали с Марой, эта разница в умении и технологиях была очень заметна. Выживали только на боевом духе, а этого недостаточно. Дух в пушку не зарядишь. А гарнизон Мосаха в это время, похоже, вконец обленился. Вы можете мне гарантировать безопасность столицы в случае революции? Вам вообще известно, что такое революция?
Опять молчание.
 - Генерал Криденер, - объявил Матвей, - я отстраняю вас с поста командующего столичным гарнизоном, равно как и с любых других военных постов. Отправляю вас на почетную пенсию в ваше имение. Передайте дела генералу Пайту. Можете идти.
Следующим на очереди был Роман Барник.
 - Скажи мне, пожалуйста, - спросил его наследник, - где канцлер Матерс?
 - Бежал, ваше высочество, - толстяк вытер пот.
 - Это мне известно, - мирно пояснил Матвей. – Я хочу знать, где он сейчас.
 - Не знаю, принц.
 - Худшее, что ты мог ответить.
 - Милорд, мы делаем все возможное, - зашептал Барник. – Городской дом канцлера и клубы, где он мог появиться, под наблюдением полиции. Имения мы возьмем под надзор сегодня или завтра. Корабль, на котором плыл канцлер, нашли за городом, но он был пуст.
 - Я был бы очень удивлен, - ответил Матвей, - если бы Матерс сидел там и ждал вас. Естественно, он бросил корабль при первой возможности. Думаю, искать его дома или в имении бесполезно. Не такой он дурак, чтобы там скрываться. У него точно есть укрытие, о котором мы не знаем. Вот и займись этим, дружище. Проверьте каждую зацепку, даже если она покажется полным бредом. Нельзя оставлять Матерса в живых, он слишком важная фигура для наших врагов.
 - Понял. А артисты?
 - Вот они меня совсем не волнуют. Талантливые полукровки, и не более того. Если даже появятся, мы объявим их иллюзией, порождением лесных колдунов, и развеем эту иллюзию. Пулями.
 - Ясно. Позволите идти?
 - Подожди, друг мой. Матерс, артисты – это все важно, но пускай этим занимаются твои люди. Случай с канцлером я беру под личный контроль. А ты меня подвел и заслуживаешь наказания.
 - Лишите поста? Или отправите в камеру?
 - Ни то и ни другое. Кое-что более интересное. Моя личная просьба. Возьми карету и охрану, сколько пожелаешь, и отправляйся на юг. Близко к Лесу не подъезжайте, не надо их дразнить. На 29-м километре тебя будет ждать господин Крауч.
 - Волог, - уточнил Барник.
 - Точно. Возьмешь его с собой.
Толстяк всплеснул руками:
 - Как, интересно знать? Ни одно животное его не выносит. Возьмем его с собой, весь наш отряд тут же разбежится.
 - А ему не нужна ни лошадь, ни карета. Побежит следом, ему не привыкать. И вот вместе с Вологом ты доставишь мне горячо тобой любимого Тома Райдера. Живым и невредимым.
 - Действительно, - кивнул Роман. – Наказание изощренное. С Вологом я еще смиряюсь, но вот разговаривать с Райдером… Лучше уж вырвать себе половину здоровых зубов. Зачем вам этот отброс?
 - Этот, как ты говоришь, отброс – боевой офицер, отлично себя показавший в боях с Марой. Оставим за скобками его поведение вне фронта. Со всеми своими завихрениями старина Райдер – лучшее пособие по уничтожению лесных тварей. Знает, как убить любую из них. Поэтому он будет нам полезен. Не говоря уже о том, что он сын графа Кромвеля.
 - Незаконнорожденный! – воскликнул Барник.
 - И что теперь? Зато в голове у него один из лучших умов Империи, и мне не по себе от того, что этот ум гробит себя понапрасну на постоялом дворе. Если бы его братья, полноправные сыновья графа Кромвеля, обладали бы таким же талантом, я бы привлек их к себе на службу. Но они абсолютные бездари, а один еще и сумасшедший.
Матвей не мог оставаться спокойным. Он повернулся к Барнику, глаза наследника возбужденно сверкали:
 - Пора уже забыть об этих нелепых правилах крови! Старая родовая знать должна уйти в прошлое. Она еще цепляется за свои права, что-то требует, но время ее уже прошло. На смену ей идет новая элита, служащая, которая получила славу благодаря своему таланту и упорному труду. Волог, Райдер – вот эти люди. И ты тоже. Я ценю твой ум и усердие и не виню в ситуации с Гратом. Тут все ошиблись, даже я. Ты поезжай, привези Райдера. Это даже не приказ, а моя личная просьба.
 - Все сделаем, государь, как надо.
 - Не называй меня так, пока не короновали, - сказал Матвей. – Плохая примета.
 - Примета или нет, а мы обо всем позаботимся.
 - Буду ждать, - улыбнулся принц, пожимая ему руку.
Третьим и последним на сегодня гостем наследника был патриарх Лука. Его, единственного из всех, Матвей пригласил сесть. Они устроились за круглым столом, покрытым белой скатертью, на мягких стульях. Слуги принесли чаю, и начался неспешный обстоятельный разговор.
 - Сочувствую твоей утрате, - сказал патриарх. – Это большая потеря для всех нас.
 - Это сделали лесовики, - ответил принц. – Вы, когда я спрашивал о них, всегда отмалчивались. Но сейчас вы можете сказать – что вы думаете о лесовиках?
 - Божьи твари, как и люди.
 - Не люди, - возразил Матвей, - и никогда ими не будут. Неотесанные дикари, варвары. Они опасны. Вот что общего, скажите, у человека и гоблина, например?
 - Обоих создал Бог.
 - А если отойти от богословия?
 - Я обязан ему следовать. Это мой долг, как ты знаешь. Даже если отойдем немного, откуда-то лесовики все же взялись? Я сторонник того мнения, что, если какое-то существо живет в этом мире, значит, так заведено Богом. Или природой, можно и так назвать. Кто мы такие, чтобы ей противиться? Мы можем предотвратить землетрясения, наводнения или снежный буран? Нет, можем лишь защититься, но не запретить их. Мы природе не хозяева. А ты хочешь решать, кому жить, кому умирать. Что касается человека и гоблина, я уверен, что у них был общий предок. А у человека и оборотня тем более. Да что таить, ты сам оборотень.
Рука Матвей сжалась в кулак.
 - Осторожнее, батюшка, - предупредил он. – С огнем играете.
 - А я не в упрек тебе говорю, - сказал Лука. – Я думаю, ты станешь мудрым и великим государем, если смиришь свой нрав. Больно горячий. А государевым гневом ты меня не испугаешь. Вот дедушка твой, Иоанн Великий, тоже поначалу попов кнутом бил и колокола с церквей на пушки переплавлял. А потом снова к Церкви повернулся, и стоял твой дел на коленях перед патриархом и прощения просил. Не потому, что раскаялся, а потому, что понял, что без Церкви ему Империю не построить и не удержать. Не может еще государь без Церкви прожить. С какими странами дружим в первую очередь? С теми, где строй, как у нас, и вера, как у нас. А когда новую землю завоевываем, что там строим? Магистрат и церковную школу. И туда идут проповедники обращать народ в нашу веру. Потому что, если вера разная, это первая причина всех восстаний.
 - Вот опять на богословие свернули, - сказал Матвей. – Я вам про лесовиков, а вы про веру.
 - Отчего же про разное?
 - А то, что я свою звериную сущность обуздал, и наружу она не прорывается. Я за прогресс, за то, чтобы Империя росла и развивалась. Это мой долг, раз уж мы заговорили о долге. А Лес – это злейший враг любого прогресса.
 - И потому его надо испепелить? Иного выхода нет?
 - Да, именно так. Прижать их к ногтю, установить власть императора, обязать платить налоги. Какой еще выход вы предлагаете?
 - Ну раз уж один оборотень выучил идеи прогресса и добрался до самой вершины, возможно, и другие смогут их выучить.
 Матвей искренне рассмеялся, глядя на патриарха, как на блаженного:
 - Вы предлагаете учить наукам, хозяйству, военному делу стадо дикарей, которые не знают даже нашей грамоты и не хотят ее учить? Отец уже пытался их просвещать, и что в итоге – читать и писать кое-как выучилось два-три процента. За пятнадцать лет! Если перестать их учить, они забудут все за месяц. Не хотят лесовики учиться, наш язык учить не хотят, вообще ничего не хотят. Им главное, чтобы Лес стоял, а нам через него дороги вести надо и города строить, чтобы эти земли освоить наконец. Я ненавижу Лес, но оставил бы его, если бы от его существования была хоть какая-нибудь польза. Дело ведь не в том, что они не могут научиться, а в том, что не хотят. А содержать армию дармоедов я не буду. Это слишком дорогое удовольствие. Сами знаете, как у нас с деньгами. И я не буду учить людей лесному языку и обычаям. Это Лес внутри Империи, а не наоборот, вот пусть они и приспосабливаются. А не хотят – так я их заставлю.
 - Ты вот говоришь о деньгах, а думаешь, война дешевле обойдется? Лес стоит уже много веков, и за месяц ты его не сломишь. А долгая война нам не по карману.
 - Значит, благословения вашего не ждать?
 - Нет, - сказал Лука, - не жди.
 - И что же вы посоветуете?
 - Твоего отца убил оборотень Грат. Он, конечно, должен быть наказан. Попроси у лесовиков, чтобы они выдали тебе Грата. Взамен предай суду тех, кто устроил бойню в Мосахе, чтобы Лес это видел. И еще, мне кажется, будет правильным извиниться перед лесовиками.
 - Извиниться? – переспросил Матвей. – Я, конечно, уважаю ваше мнение и ваше желание со всеми жить в мире. Но я не помню, чтобы хоть один император извинялся перед Лесом за обиды, ему нанесенные. И быть первым я не желаю.
 - Тогда воюй, Матвей. Ты все равно так и сделаешь. Только если начинаешь войну, то будь любезен – выиграй. Если проиграешь, то и себя погубишь, и Империю.
 - Хорошо, - согласился наследник. – Пусть будет так.
Он поднялся, разминая затекшие ноги:
 - А как быть с долгом Западу? Откуда деньги брать?
 - Я понимаю твой намек, Матвей. Об этом давно уже я говорил со всеми отцами Церкви. Что мы решили – мы согласны, чтобы церковные и монастырские земли отошли в казну. Мы просим для себя треть дохода с этих земель, остальное – твое. Иконы и кресты не трогай, а ценную утварь и посуду можешь забирать. И гаси долг с нашей помощью.
 - А не жалко вам с имуществом расставаться?
 - Жалко, а что делать? Поможем тебе, у нас что-то да останется. А вот если на нас весь Запад пойдет, то быть нам его рабами, и потеряем все. Лучше уж мы тебе поможем с долгами рассчитаться, тем более что не ты их набирал. Только не глупи, будущий государь, не ходи ты войной на Лес или повремени хотя бы. Всю нашу помощь на эту войну потратишь.
 - Об этом не волнуйтесь, - заверил принц.
Был еще разговор о том, когда короновать нового государя. По правилам церковного этикета это можно было сделать не ранее чем через полгода. Но в данной ситуации принц просил поторопиться, говоря, что все – и Запад, и лесовики, и Мара должны увидеть, что у Империи есть хозяин, и вероломное убийство Иоанна ее не сломило. Патриарх согласился провести коронацию через месяц. Раньше, сказал он, никак. Надо же дождаться, пока все земли большой страны пришлют своих представителей.
Принц согласился на месяц.
Матвей не любил Церковь, видя в ней прямого конкурента императорской власти. Она не давала государю завладеть не только телами своих подданных, но и их разумом тоже. Она была древнее императоров, росла и крепла тогда, когда никакой Империи еще не было. Вот в языческие времена царей считали сыновьями солнца и поклонялись им, как богам. Правда, от смерти это все равно не спасало. В последние годы язычества цари менялись чуть ли не каждую неделю, и редкостью был тот, кто умирал в постели своей смертью. Остальных убивали. Но Церковь ведь рано или поздно тоже себя изживет. На Западе некоторые ученые и даже государи полагают, что никакого бога в небе нет. Правы ли они? С одной стороны, Матвей за время своих поездок по Империи видел такое, что исключало малейшую возможность божественного промысла в тех краях. С другой стороны – как объяснить фантастическую удачу, спасавшую ему жизнь и в Маре, и в Огненной Земле? Однажды люди точно узнают, есть бог или нет, долетят до неба и сами все увидят. Тогда на смену вере придет знание, и все религии падут. Не сейчас, попозже. Подождем.
Сегодня Запретный город отворил свои двери. Народ шел и шел на площадь перед дворцом. Наследник слышал, стоя в Белом зале, как за окном бурлит людское море. И он вышел на балкон навстречу этому морю.
Все тут – гвардейцы, солдаты, ткачи, кузнецы, горожане, врачи, торговцы, театралы и десятки других профессий. Раньше Матвей всегда стоял в отцовской тени, а теперь он сам лидер, и все они слушают его!
И принц заговорил, как подло обошлись с ними лесовики, как они ударили людям в спину и отплатили предательством за гостеприимство и снисхождение. Он сказал, что грядет новый порядок, где Леса уже не будет, потому что единственное, чего лесовики заслужили за свое предательство, так это того, чтобы любой их след был вымаран с имперской земли.
Эпоха императора Матвея, «новый порядок», началась.
***
В дороге так приятно качало и так успокаивающе стучали копыта по дороге и поскрипывали колеса, что Барник не выдержал и задремал. И спалось сладко, как вдруг карету тряхнуло, лошади испуганно заржали, а господин главный следователь ударился лбом о стенку и набил себе шишку. Чертыхаясь, он выглянул в окно, и точно – на обочине стояла бледная высокая фигура в старом мундире. Как только выследил?
Барник вздохнул, почувствовал легкий приступ тошноты.
 - Волог, за нами, - скомандовал он.
И лошади, напуганные, понеслись во весь опор. Роман не оглянулся. Он и без того знал, что за ними несется, ловко перепрыгивая через все препятствия, молчаливая и проворная серая тень.
***
В прежние времена я очень любил гулять по великому Лесу. Он, правда, тогда был не в пример радостнее. В детстве я думал, что каждый зверек – это моя семья, огромная, где даже неважно, человек ты или зверь. Сейчас, понятное дело, я так не думаю. А за зверьками потянулись другие божьи твари, фантастические, хоть книгу пиши. Бабушка говорила, что они тоже наши братья. Смешно.
Вот мне восемь лет или около того. Бабушка ведет меня за руку. Я прыгаю по корням деревьев, которые сильно выступают из земли. Бабушка сердится и одергивает меня. Но я же ребенок, мне хочется играть. Деревья в Лесу такие старые, кора на них вздулась от многих лет жизни и напоминает зубчатые щиты древних воинов. Я барабаню ладонями по этим выступам. Вокруг столько шишек и трав, а по земле бегают солнечные зайчики. А справа от нас шумит река. По ширине она и близко не сравнится с Ясенью, но та река и по сей день мне роднее. Больше того, я люблю ее. На горизонте она вдруг срывается с обрыва и, хоть я не вижу этого, но прекрасно слышно, как внизу огромная масса воды разбивается о камни.
Мы идем к броду, как вдруг по дорожке проносится что-то низкое и стремительное грязно-коричневого цвета.
 - Лиса! – восхищенно ору я. – Бабушка, смотри, лиса!
 - А ну цыц! - одергивает меня старуха. – Зверье распугаешь. Ох, устрою я тебе маклаш.
Не знаю, что такое маклаш, ни тогда, ни сейчас. Но бабуля мне постоянно его обещала. Мне было очень интересно, что же это такое. Как бы его посмотреть…
Да, ребенком быть здорово. Ты ничего не понимаешь, и в этом твое высшее счастье. Ты просто гуляешь по Лесу, пинаешь шишки и машешь палкой в такт своим шагам. И ты даже представить себе не можешь, что может быть какая-то война. Лес, Империя, Огненная Земля и Мара – все едино для тебя. Весь мир един, а ты сам – отражение этого мира. Все так называемые взрослые проблемы не имеют вообще никакого значения, потому что ты просто не можешь осознать их. И потому ты счастлив. Я думаю, нет времени счастливее, чем детство.
И я стою, как в детстве, солнце светит мне в макушку, проникая сквозь веточки деревьев. Только вот Лес почему-то не радуется. Наоборот, куда ни гляну, все мрачнее тучи. Ну кроме нюхачей, у них губы отсутствуют напрочь, потому всегда улыбка до ушей и все зубы напоказ. Но это не в счет.
Марка я обошел километров за десять. Он, судя по виду, был готов лично переломать руками все вековые деревья в Лесу. К тому же у него закончился табак, от чего старина Кречет бесился еще больше. Я понимал, что в данный момент наша встреча не сулит мне ничего хорошего, потому держался от него поодаль.
Зина сидела совершенно неприкаянная. Меня и Марка хоть что-то роднило с Лесом, а она-то была чистокровным человеком, на десяток ближайших поколений точно. Поэтому Лес был для нее абсолютно чужим, темным и загадочным. Может, большинство людей в Империи именно такие? Лесное начало в них выродилось настолько, что они совсем потеряли связь со своими корнями и теперь легко могут поверить, что каждое лесное создание – исчадие ада. Человек вообще легко поддается внушению, даже без особых инструментов, полагаясь лишь на свой талант, можно настроить его как угодно. А если за тобой стоит целая машина из газет, глашатаев и святош, задача упрощается в миллион раз.
Я протянул Зине руку. Она посмотрела исподлобья и помотала головой. Я не отставал.
 - Что надо? – спросила Зина. Устало, но без всякой злости.
 - Пойдем, покажу тебе одно место.
 - Извини, сейчас немного не до того.
 - Пойдем, - уговаривал я.
Она вздохнула и наконец взглянула на меня прямо:
 - Давай так. Если это будет очередной монолог из серии «Посмотри, какие лесовики хорошие, они наши друзья» и все такое, я дам тебе пинка и скину с первого же обрыва. Идет?
 - Идет.
Здесь уместно упомянуть одну мою особенность из разряда приобретенных. Я понемногу учусь защищать свои мозги от чужого взгляда. Наверное, это должно выглядеть как огромная стена у меня в голове. Я начинаю ее строить, камушек за камушком, и дело активно движется вперед. В момент нашей высадки это была едва-едва слепленная насыпь, а теперь стена вымахала в половину моего роста, и останавливаться я не собираюсь. Не хочу, чтобы кто-то другой, будь то Карий, Грат или Матвей, сидел у меня в башке. Хоть я и узнал много ценного от лесных колдунов, но теперь их присутствие в моей жизни можно и нужно ограничить.
Мы с Зиной шли по лесным дорожкам. Дорогам моего детства, обутого в чистенькие синие носочки. То тут, то там встречались лесовики, провожавшие нас далеко не дружелюбными взглядами.
 - Мне страшно, Джейми, - сказала она.
 - Выкарабкаемся. Есть у меня одна идея.
 - Я не про солдат и не про Матвея. Мне страшно здесь, в Лесу. Все эти гоблины и гномы так похожи на животных, как Матвей и говорил. От них воняет, они срут себе под ноги и жрут сырое мясо. Откуда, скажи мне, они берут сырое мясо? Кто умер, чтобы быть съеденным?
Я видел лесную трапезу. Туша, лежавшая на поляне, была, по-видимому, коровой. Вокруг нее сгрудились гоблины, они враз потянули к корове свои лапы. И затрещала коровья кожа под их когтями. Каждый вырвал себе по куску из коровьего брюха, оттащил его в сторону и сожрал, глотая мясо огромными кусками и рыгая на весь Лес. Вся эта орда урчала, чавкала, хрустели кости у нее на зубах, и за версту воняло сырым мясом. И на соседних участках, где если другие, творилось то же самое. Я ушел с поляны, и потом меня вырвало наизнанку. Сдержаться я не мог.
 - Откуда у них мясо? – нападала на меня Зина. – Допустим, они охотятся или разводят животных для еды. Допустим. А если они едят друг друга? Скажем, время от времени лесные племена воюют между собой, и проигравшее отправляется на корм победителям? И что они сделают с пленными имперскими солдатами, если те попадутся? Ты не думал об этом?
 - Грат не даст им одичать.
 - Да, он сам не ест сырое мясо и даже пытается научить других варить и жарить его, но пока безуспешно. Они не хотят развиваться. Им невдомек, что землю можно обработать и что-нибудь на ней вырастить. Зачем заморачиваться? И с готовкой то же самое и со всем остальным. А если через год Грат проиграет бой за корону и вместо него будет какой-нибудь дикарь? У них же король не кто умнее, а кто сильнее. Что тогда?
 - Мы ведь не навсегда здесь.
 - А как ты думаешь вернуться?
 - Империя большая. Можно пока уехать подальше от Мосаха. Свои деньги мы вынесем с помощью Ганса. И уедем. Власть Матвея в провинции довольно слаба.
-  Джейми, - Зина остановилась. – Не хочу я жить в провинции. Не хочу обсуждать с бабушками на завалинке, от кого залетела дочь местного кузнеца. Не хочу киснуть в коровнике и разговаривать о сене и о погоде. Я родилась и выросла в Мосахе и хочу жить там. Пускай без сцены, мне эти обожатели осточертели вконец. Но я хочу ходить по улицам открыто, не прячась, не боясь, что меня застрелят как врага. Я хочу общаться с интересными людьми, ходить с ними туда, где мне интересно, работать на месте, сулящем какие-то перспективы, а не во вшивой канцелярии у черта на рогах. Хочу играть на пианино и веселиться до упаду. Я молодая женщина, Джейми, я горожанка, и мне кажется, что я заслуживаю такой жизни, какую описала. А ждать в деревне, пока все утрясется, я совершенно не хочу.
 - В Мосахе нынче Матвей. Жить там означает ему прислуживать.
 - Ну и что? Нас и так и так припахали бы.
 - Что ж, - я пожал плечами. Есть у меня одна идея.
 - Джеймс, - сказала Зина. – Мы уже не один.
Действительно, навстречу нам бодро шел нюхач Карий, стуча по дороге деревянной палкой.
 - Здравствуйте, друзья, - сказал он.
 - Странная у тебя дружба, - ответила Зина.
 - Отчего же? Вот, смотрите, кого я вам привел.
 Рядом с Карим появился Марк, насупленный и сердитый.
 - Идем.
Когда я поравнялся с Марком, он хлопнул меня по плечу, слегка сдавив его, и вдруг подмигнул мне. Будто говорил: «Ты, конечно, сука, но все равно ты наш. Так что пошли».
Вот то место, куда я вел Зину. Это голая от деревьев площадка, покрытая травой и песочком. Она выходит на берег реки и нависает над ним. И видно, как на том берегу за грядой красного песка тянется поле, покрытое молодой травой. А где-то через пятьдесят шагов снова деревья.
Место силы. Здесь служили первые лесные жрецы, точнее, здесь и во многих других местах. Здесь я часто разговаривал с Карим, который приобщал меня к лесной мудрости и говорил, что у меня большие способности. Самое время проявить их, правда?
Мы с Карим устроились на стволе дерева, специально сюда принесенном. Марк и Зина сели рядом, на траву. А что? День солнечный,  заднице тепло.
 - Вы разочарованы, друзья? – спросил жрец.
 - Нет, все нормально. Ты же нам сразу сказал, чтобы мы не дали помощи.
 - Надо было пообещать?
 - Да нет. Просто… Как-то по-дурацки все сложилось.
 - Кончилось время сидеть сложа руки, - сказал Кречет. – Надо двигаться, решения принимать.
 - Какие решения? Отворить Матвею двери, и пусть делает с Лесом что хочет? С каких пор вы считаете нормальным желание полностью убить другой вид – даже не одно лесное племя, а всех лесовиков подчистую?
 - Не о том речь. Я про то, что можно уже развивать хозяйство – землю пахать, мясо жарить, а не сырым есть, грамоте учиться.
 - А зачем? Нам и так хорошо.
 - Это злит людей, - сказала Зина. – Разве вы не понимаете, что они поэтому считают вас неотесанными дикарями и хотят уничтожить?
 - Да мне наплевать, кем они нас считают, - ответил Карий. – И наплевать, что мы им не нравится. Им вообще все не нравится. Без обид, друзья, но каждое людское племя считает, что оно лучше других, и всех мечтает обратить в свою веру или уничтожить. Обычное людское высокомерие, ставшее нормой. Лес видит много, все, что происходит в мире, и поверьте, каждое захудалое княжество мечтает быть владыкой мира, пока не придет кто-нибудь посильнее и не завоюет его.
Вот Империя воевала с Марой. Две могучие страны, каждая с фермами, дорогами и фабриками. Влияние огромное. А подрались из-за клочка земли. Вечно им мало, все надо у соседа отобрать. Может, мы потому умнее, что не строим эту вашу цивилизацию? Не воюем из-за бумажек и монет, не платим королю налоги за право на жизнь, не гнем спину в рабском труде. Наш король недаром зовет остальных «братьями». В Империи вас зовут «подданными», а в Маре и вовсе «рабами». Чуете разницу? Ну и кто тут дикари?
Мы знаем, что нашим братьям надо многому учиться. И движемся к этому. Каждый год маленький, но шаг вперед. Поймите, чтобы одну умную мысль в голову вложить, из нее нужно сначала десять глупых выгнать. Вот мы этим и занимаемся, медленно и осторожно. Потому что спешить тут нельзя. Вам это кажется застоем, но поймите – чем яростнее горит огонь, тем быстрее он гаснет. А маленькая свечка светит очень долго.
Жрец подумал с минуту о чем-то, потом сказал:
 - Я расскажу вам, что было в Лесу до Грата.
Его слова я буду приводить в своем пересказе.
Если судить на первый взгляд, у Грата не было никаких шансов стать лесным королем. Молодой перерожденец, выросший в Империи и не знавший лесных обычаев, не мог на это рассчитывать.
Но ему снова повезло. Удача буквально шла следом за ним и не отставала. Будь Грат отпрыском какого-то дворянского, княжеского или купеческого рода, на него точно обратил бы внимание принц Матвей. Нынешний император всегда ценил баловней фортуны. Только их встреча случилась при совсем других обстоятельствах.
Так вот, Грат пришел в великий Лес, когда королем там был оборотень Острозуб. У него было огромная сила и совсем не было мозгов в голове. Конечно, и раньше на троне оказывались такие костоломы, но Острозуб их всех превзошел. Он умел превращаться в волка и считал, что из всех лесных существ оборотни единственные заслуживают быть главным племенем. Речь шла, конечно только о тех оборотнях, которые становились, как король, волком, медведем, росомахой или другим крупным хищником. Те, кто превращался в лису, зайца, петуха и прочих мелких зверей оказывались в положении слуг вместе с другими лесовиками.
А Грат оборачивался волком, как и король. И как только он вступил в чащу, его взяли за шкирку и притащили к царю.
Острозуб рассмотрел новичка из-под толстых век, на минуту стал человеком и спросил:
 - От людей сбежал?
 - Да, - ответил Грат.
 - Ну, научите его, как жить по-нашему, - махнул рукой король и опять обернулся зверем. Быть человеком он не любил и не хотел.
Грат смотрел вокруг и поражался. Все как у людей. Вот господа хищники, которые сидят наверху и всем заправляют, а вот народ пониже, который им прислуживает. Гномы, кентавры (настоящие!), какие-то карлики, даже оборотни послабее ходят, гнут спину, прислуживают этой элите. А что делает элита? Жрет, воюет и плодится. Дармоеды хуже людских.
Грат пока был на положении младшего товарища. Он тенью ходил за кем-то из взрослых, учился охотиться и пользоваться волчьим телом. От совей добычи лучшие куски отдавал «дядькам». Рылся у них в шерсти, выискивал блох и скрипел зубами от омерзения. В потешных боях непременно был битым. Но зато он мог прибежать и пожаловаться на кого-то из другого племени: «А вот меня обижают!» И вскоре после этого обидчик летел кувырком, ревел от боли и полз зализывать раны, иногда смертельные.
При этом Грат, с детства привыкший носиться по Юске и сам себя обслуживать, взглядов Острозуба не разделял. И в Лесу стало известно, что новенький оборотень ненормальный – сам себя чистит и отходы за собой убирает, да еще и младшим помогает: то гнома из болота вытащит, то охапку хвороста донести поможет, то еще что-то. И другие племена стали его любить. Оттого и молчали что в глубинке леса есть у молодого оборотня нора, где он против обычая палит костры и готовит на них себе еду. От сырого мяса Грата разок вырвало, и больше он к нему не прикасался.
И тут грянуло. Острозуб неожиданно решил воевать с жителями подземелья. Не изучив их повадки, не зная, как с ними драться, даже толком не собрав армии, он ринулся в бой. Воистину, на лесном троне сидел император Конрад в обличье оборотня.
Грат не хотел драться, но его никто не спрашивал. Король напрасно считал оборотней сильнейшими существами Леса и повел их в бой в первых рядах. И конечно, столкнувшись с ядовитыми змеями, армия Острозуба потерпела крах.
Грат, обученный ловить змей еще своим отцом, перегрызал им шеи и справлялся вполне неплохо, но вот остальные оборотни привыкли полагаться лишь на силу и потому погибали.
 - Назад! – рявкнул Острозуб, сообразив, что дело швах.
Тут со спины на него бросилась змея, и лесной царь подумал, что конец его настал. Но между ним и оскаленной пастью вырос молодой оборотень Грат и принял удар на себя. Честно говоря, он просто шарахнулся в сторону, спасаясь от змеиного клубка, но и там оказался в опасности. И снова Грату повезло – змея не успела перестроиться на новую цель и просто с огромной силой долбанула его башкой. Таким образом, и Грат выжил, хоть и потерял сознание, и Острозуб был спасен.
Очнувшись после проигранной баталии, Грат снова предстал перед светлыми очами государя.
 - Будешь моим военачальником, - сообщил Острозуб ему на ухо.
 - Прямо сейчас?
 - Нет, сперва тебя подготовят, но в будущем именно ты поведешь мои армии.
«Ну да», - подумал Грат, решивший для себя, что командовать оборотнями он точно не станет.
Его теперь называли не иначе как «спаситель», и его права значительно расширились. Грат понял, что манера Острозуба ставить хищных оборотней превыше всех других – полный бред, и решил действовать по-другому. Вокруг него быстро собралась кучка оборотней, недовольных своей жизнью. В большинстве своем это были маленькие оборотни, то есть подчиненные, но было там и пять-шесть хищников, обиженных царем. А это был успех.
Затем случилось знакомство, сильно повлиявшее и на молодого оборотня, и на весь Лес.
Тогда Грат полез в свою нору, держа в руке пойманного зайца. Надо было еще освежевать его и приготовить. Вот Грат и возился с ножом, когда услышал от входа деликатное покашливание.
«Спаситель» рывком повернулся. За готовку мяса его могли серьезно наказать. Кто знает, что ему принесло тощее невзрачное существо, стоявшее на коленях?
Грат выскочил на свет; существо повернулось за ним. Оборотень закусил себе руку, увидев его уродливое лицо.
 - Ты кто? – спросил он.
 - Меня зовут Карий, - был ответ. – А ты – Грат, спаситель нашего короля?
Грат кивнул:
 - Я имею в виду, из какого ты племени.
 - А, ты про это… Нюхачи.
 - Первый раз слышу. А чего ты на коленях?
 - Так мы все такие. Слабая спина, совсем не держится прямо.
Грат сел на траву напротив гостя:
 - И что тебе нужно, нюхач Карий?
 - Я хочу просить тебя о помощи. Наше племя издавна было одним из самых влиятельных в Лесу. Мы хранили мудрость предков, обычаи всех лесных племен, были жрецами и совершали обряды. Это мало кому под силу. Нас выбрали как самый удачный вариант. Эльфы слишком заносчивы, гномы чванливые и медленные, гоблины и оборотни толком не знают грамоты и обычаев. И всех устраивал такой вариант, пока не пришел Острозуб. Он поставил жрецом оборотня, а нас, - Карий даже затрясся от обиды, - выкинул прочь. Видите ли, мы потомки людей, и нам верить нельзя. Наших вождей перебили. И что получилось – племена порознь, враждуют друг с другом. Когда такое было? Даже в старину все дружили, потому и колдуна одолели. Ты пойди, будь добр, к царю и скажи ему – надо нюхачей возвращать. Иначе никак.
Грат, конечно, не кинулся сломя голову выполнять просьбу нюхача. Сначала он обошел все племена, к чьему голосу считал нужным прислушаться. И действительно, гоблины, которыми уже тогда командовал Оттаван, хищники из своры Грата, древесные люди и многие другие говорили – верно, лучше нюхачей у нас жрецов не было. Даже высокопоставленный эльф, брезгливо сморщившийся при виде Грата, и тот изрек:
 - Да, нюхачи хорошо пересказывают то, что придумали до них, но помните, что испокон веков хранителями знания были великие эльфы.
 В переводе с эльфийского на нормальный это значило, что нюхачи действительно хорошие жрецы.
Итак, изучив, в отличие от избранного короля, мнение лесного народа, Грат отправился на поклон к Острозубу. Долго он так и этак рассказывал царю о своих взглядах, а в конце вопросил:
 - Так нельзя ли нюхачей вернуть на место жрецов, как то и было?
Острозуб зарычал сквозь зубы:
 - Чего? Да кто они, твои нюхачи? Отбросы, а не племя. Это все дерьмо с остальных племен соскребли, на землю бросили и нюхачами назвали. Ты, дружок, лучше о себе подумай, а про этих забудь. Тьфу!
 - Дерьмо? – возмущенно переспросил Карий. – Это он про нас? Лица у нас, согласен, некрасивые, но вот в мозгах нам никто отказать не может! Смотри!
И Карий, застонав от боли, выпрямился и несколько секунд стоял, вытянувшись во весь рост.
 - Видишь? – сказал он, отдышавшись. – Меня готовили быть жрецом, я рожден был для этого. А теперь на моем месте сидит какой-то глупый оборотень. Погоди, Грат. Ты помоги мне, а уж я тебя так отблагодарю – все лесные племена приведу под твое начало.
 - А силенок хватит? – усомнился Грат.
 - Хватит, - ответил будущий жрец. – Ты не смотри, что спину держать не умею. Зато ум ясен, как божий день.
Началась их дружба, в которой нюхач быстро вырвался на первую роль. Он, на удивление, знал даже имперскую грамоту, а Грат ничего в ней не смыслил. И Карий терпеливо учил его, рисуя буквы на земле. Казалось бы, зачем лесному царю хоть какая-то грамота, но Грат проявил большую усидчивость и внимание. У проезжих купцов удалось выменять несколько книг, и где-то через полгода Грат, хоть и с большим трудом, научился их читать. Конечно, это были сказки, несложные для понимания. Но сам факт уже говорит в пользу Грата. Грамотность было великим достижением даже по меркам Империи, где – уж извините – половина населения читать и писать не умела.
Вообще Грат выгодно отличался от лесных вождей тем, что всюду бегал и всем интересовался. Встал спозаранку, пока все спят – бегом к Карему на урок. Потом охотиться, обязательно вместе с каким-нибудь племенем, связи налаживать. Бухнуть добычу под ноги Острозубу, послушать его рассуждения о ремесле военачальника, глубокомыслием не отличавшиеся. Куда больше полезного рассказывал Оттаван, предлагавший подчас интересные идеи. Оружием, правда, Грат так и не овладел, полагался на когти, зубы и собственную силу: слишком поздно пришел учиться. Эти занятия Грат чередовал с помощью другим племенам – камни ворочал, реки чистил и так далее. И обязательно ходил на все праздники каждого племени, а если какие-то выпадали на один и тот же день, посещал оба, чтобы никого не обидеть.
Острозуб видел, что сила Грата, его влияние растет. Злился, но сделать ничего не мог: слишком известным стал молодой оборотень. Единственное – не дал он Грату место военачальника, сказал, рано еще.
Грат тоже был скован – он в теории мог вызвать короля на бой, победить и сам стать королем. Но Острозуб еще никому не проиграл в поединке. Поэтому Грат осторожничал. Вот такая была патовая ситуация.
Нервы не выдержали у Острозуба. В то время Империя воевала с Марой, и на северо-востоке одному из отрядом имперцев, как и говорил Матвей, вздумалось срезать путь через Лес. На беду, там оказался Острозуб в компании десяти своих присных. И они – да, разорвали солдат на куски.
Да, умом лесной царь не отличался.
Тогда три будущих вождя Леса – Грат, Карий и Оттаван – собрались вместе.
 - Острозуб, - сказал Карий, - хочет, похоже, воевать с людьми. Для нас это плохо кончится. Поэтому все лесные племена единодушны – король должен умереть.
 - И кого же вместо него? – спросил Грат.
 - Тебя, спаситель.
И вправду, Грат был идеальным вариантом. Оттаван хорошо командовал армией, но ничего не смыслил в том, как надо обращаться с другими племенами. Карий был сведущ в обычаях, но плохо воевал. В Грате уверенно сочеталось то и другое. Против него выступали только эльфы, но их вождь очень неожиданно скончался, и на его место встал другой, согласный подчиняться Грату.
Одна беда – сам Грат не особо хотел короноваться.
 - Какой я вождь? – сомневался он. – Я столько еще не знаю.
 - А ты посиди на троне год, - сказал Оттаван, - а потом, если хочешь, проиграй поединок и живи как знаешь.
Но потом Грат не стал никому уступать – понравилась ему лесная корона!
Итак, с этим было решено. Вопрос был в том, как покончить с Острозубом. Обычай велел добывать корону в поединке, а в драке королю равных не было. Потому-то он и сидел на троне столько времени. Поднимать восстание? Тоже против заветов предков. Эти традиции и обычаи хоронили в зародыше любую реформу.
Грат нашел выход. Он предложил королю созвать что-то вроде парада лесных племен, чтобы каждое выразило Острозубу свою преданность. Царь согласился, а на парад никто не пришел. Даже мелкие оборотни убежали. И сам Грат сидел в безопасном укрытии на болотах и передал через ворон, что никуда идти он не собирается.
Острозубу смачно плюнули в морду, он не стерпел обиды и кинулся на болота с явным намерением отвернуть Грату башку. Грат вышел ему навстречу и встал на берегу реки. Как она называется, неизвестно. Лесные не считают нужным давать рекам или озерам имена.
 - Предатель! – заорал Острозубю
 - Хватит! – ответил ему Грат. – Я вызываю тебя на бой! Иди сюда, и посмотрим, кто из нас лучше.
Он был и остался в облике человека, Острозуб же превратился в волка. Грат спустился в воду, для виду подняв дубинку. Король кинулся за ним очертя голову, и вдруг вокруг его лап обвились бледные прекрасные руки русалок. Три или четыре выскочили из воды и бросили веревки, обвившие Острозубу шеи и плечи. Рывок – и король повалился в воду. Русалки обхватили его с головы до ног; он мог сколько угодно биться, но под водой его сила не имела значения. Король утонул.
Оставшиеся оборотни ез его свиты замерли, а у них за спиной выросли эльфы с луками наготове.
 - Бей!
И оборотни пали, пронзенные стрелами.
Один был ранен в обе ноги, но все же был жив. Грат подошел к нему и сильным ударом перерезал горло.
 - Да здравствует король Грат!
Вот так и случилась этакая лесная революция.
 - Ну хорошо, - сказал Марк. – А чего вы добились за пять лет своего правления?
 - Мы сплотили все племена, - ответил Карий. – Никто больше не думает о том, чтобы идти против короля. Мы живем в мире и согласии. Наби браться учились в Империи и Маре их языку и культуре. Теперь это невозможно.
 - И что же вы переняли? Культуру, хозяйство, военное дело? Ничего же нет.
 - Значит, судьба у нас такая – жить, как предки, охотой и рыбалкой, да растить дикие ягоды и фрукты на продажу, мехом торговать. Вы говорите о культуре, но помните – каждая фабрика и каждая ферма – это сотни людей, превращенных в рабов, и ваша армия – те же невольники, насильно поставленные в строй.
На этом месте я перестал слушать. Спор был бесплоден. Я уже говорил – следование лесным традициям хоронило малейшую надежду на перемены. Устраивать фермы или заводы или даже просто пахать землю означало вырубать деревья, а это предки делать не велели. Перенять людской язык, веру и обычаи – тоже не велели. Станут жить, как люди – появится потребность раствориться. А это невозможно. Матвей правильно сказал: лесовики и люди – совершенно разные виды, они по определению не могут породниться.
Мне вспомнился когда-то услышанный анекдот. Один человек идет и видит другого, сидящего в яме. Он так и этак пытается вытащить его наверх, но тот кричит и отбивается. Далее между ними происходит диалог:
 - Что ты делаешь?
 - Хочу вытащить тебя из этой ямы.
 - А зачем? Я тут живу!
***
Скачут, скачут по дороге лошади, едет Роман Барник за Томом Райдером.
Ну что, окунемся в биографию этого человека?
Эта история началась еще на заре Империи, когда правил еще Иоанн Первый. В Мосахе тогда еще не было триумфальных ворот, Манежа, Запретного Города, гвардейцев и многого другого, что появилось только при потомках первого государя. Но уже тогда город богател и разрастался, потому что транзитом через него земли будущей Империи торговали друг с другом, а еще туда заглядывали купцы с Запада и из Мары. Охотно там селились зажиточные люди: самым почетным местом считались острова посреди Ясени, на месте ее наибольшего разлива. Ну а кому места на островах не хватило, те строили усадьбы в пригородах.
И вот, где-то в тридцати километрах к юго-западу от Мосаха стоял Вестфилд – гнездо графа Ричарда Кромвеля. Коротко о замке – едешь ты по дороге от города и видишь вдруг слева от себя просеку в дубраве. Деревья, молодые липы, посажены аккуратно, большущими массивами, а между ними еще дорога шириной в две кареты. Если по ней поедешь, надолго углубишься в лес. Едешь, а дорога все не кончается. Развернуться нельзя – ширина дороги не позволит. И вот ты уже потерял терпение, когда на тебя выдвигается гигантский круглый павильон, белый с черным куполом. Вдали еще один такой же, а между ними двухэтажный господский дом с винтовыми лестницами, сбегающими от входа к парку.
Не удивляйтесь, что Империя едва-едва появилась, а знать уже строила такие дома. Это было модно – вкладывать деньги во дворцы, парки, вычурность, лепнину и позолоту. Кто был поумнее, инвестировал в экономику. Но это считалось чем-то низким и недостойным дворянина. Надо сказать, что сам император Иоанн Первый был в быту очень скромным и показывался в дорогом наряде только на официальных церемониях. А вот его ближние приспешники любили пускать пыль в глаза и швыряться деньгами. Другие дворяне учились у них тому же самому. Потом эта мода пришла в царскую семью. Император Конрад обожал развлекаться; Иоанн Второй при всем его уме оставил после себя огромные долги и гору излишеств в виде усадеб, драгоценностей, роскошных подарков приближенным. И только его сын Матвей (солдатский император, как называли его недруги), вернулся к прежнему, аскетическому образу жизни.
Так вот, граф Кромвель следовал общей моде и не жалел денег на свое жилье. Что можно сказать о его характере? Действительно храбрый человек, при этом большой задира. Отличный дуэлянт, скандалист и картежник. Еще он был большим любителем женского пола; законной жены ему было мало, и список любовниц графа поражал как своей длиной, так и именами, которые в нем были.
Он поднялся на достаточно большую высоту благодаря войне. Внесем ясность – Империя уже тогда была единым государством. Ей недоставало лишь авторитета на внешней арене. Иоанн Первый тогда звался всего лишь царем, а не императором. И вот за этот авторитет он стал воевать с одной северной страной, которая отчего-то была уверена, что город Юска и все побережье моря вокруг него должны принадлежать ей. Почему должно быть именно так, не уточнялось. И была война, на суше и на море: Кромвель на ней показал себя большим храбрецом. Он даже игнорировал приказы генералов, когда они велели ему отступать – все равно пер вперед, и враг бежал под этим натиском. Война в итоге была выиграна, Юска на веки веков признавалась имперским владением, и сама страна стала называться Империей. Голос ее был слышен далеко за ее пределами. А граф Кромвель за свою доблесть получил от государя ордена, уважение при дворе и большие деньги на обустройство Вестфилда.
Усадьба графа быстро приобрела известность. Но не балы устраивались в ней, а дикие попойки, не манерные разговоры о культуре и философии, а ставки в карточных играх. Такие сборища устраивались обычно один-два раза в неделю; графиня в это время брала обоих сыновей и уходила в свое крыло. Кромвель и его гости много пили и играли, но портить имущество хозяина было запрещено. Если кто-то начинал буянить сверх меры, граф брал его за шкирку, как котенка, и выкидывал за дверь. Исключений не было.
Да, Вестфилд переживал такие нашествия один-два раза в неделю; в остальные дни граф обычно сам уезжал в гости, чтобы повеселиться. Богобоязненным примерным семьянином он точно не был. Кромвель играл много и в основном выигрывал. Его необыкновенную удачу злые языки оправдывали простым шулерством. Однако стоило кому-то высказать такие мысли вслух, как граф тут же вызывал обидчика на дуэль. Дрался он еще лучше, чем играл, и на его совести остался добрый десяток загубленных жизней.
Немудрено, что лихого графа не приглашали к его соседям в гости. Однако это не мешало Кромвелю приезжать туда самому, когда ему надоедало сидеть в Вестфилде. В гостях он был очень вежлив, образован и легко поддерживал разговор. Казалось бы, надо лишь отказаться от своих бесчинств, и живи – любимый и уважаемый. Но не мог совладать граф со своим сладострастием.
И вот во время одного из визитов к соседям Кромвель обратил внимание на дочку хозяев – красавицу Маргариту. Ей было всего лишь пятнадцать лет, но это было уже настоящее сокровище. Представьте себе девушку с огненно-рыжими волосами – коса из них спадала почти до пояса, а если Маргарита распускала их, то волосы вились по ветру, как крылья феникса. Глаза ее были зелеными, а губы всегда чуть-чуть улыбались. Росту Маргарита была небольшого, но это компенсировало изящное телосложение. В общем, это было прелестное дитя, хотя знаете – в Империи того времени пятнадцатилетние юноши и девушки уже спокойно вступали в брак. Люди тогда жили не особо долго; дожить до пятидесяти лет уже считалось редкостью.
Разница в возрасте почти в тридцать лет графа не смутила. Кромвель ходил к родителям Маргариты снова и снова, хотя его присутствие начинало вызывать у них раздражение. Саму девушку, насколько известно, тоже пугала его фигура. Это заставляет думать, что произошедшая интимная связь между Маргаритой и Кромвелем была, по сути, обыкновенным изнасилованием.
Отец девушки не вынес оскорбления, явился к графу и бросил ему в лицо перчатку. Бедный старик, понимал ли он, что делает? Благоразумней было бы поддержать дочь, заботиться о ней в те горькие дни, а не бросать вызов известному бретеру. Граф принял тот вызов и на дуэли заколол отца Маргариты.
Семья ее пришла в ярость, и мать написала прошение на имя императора, где молила о справедливом суде над убийцей и насильником Кромвелем. Но род графа был очень знатным, а на престоле тогда сидел Конрад, потому прошение осталось без внимания. Тогда их злость обрушилась на еще нерожденного ребенка. Были перепробованы все попытки вытравить плод, но он оказался очень живучим. Замученная всеми этими пытками почти до смерти Маргарита все же смогла родить ребенка, после чего отошла в мир иной; новорожденного мальчика же верные люди графа вынесли из поместья, и он отправился на воспитание к родственникам Кромвеля. Тогда его и назвали Том Райдер.
Доподлинно неизвестно, что чувствовал граф в тот момент. Однако вскоре император Конрад умер, на трон взошел Иоанн Второй, и теперь уже он получил письмо от матери Маргариты. И новый государь не сделал скидку ни на авторитет графа, ни на его былые заслуги. Кромвель был осужден и сослан в те далекие края, где владения Мары встречаются с Огненной Землей. Управлять Вестфилдом осталась его жена, и, надо сказать, она особо не жалела мужа. Его любовные связи давно стояли комом у нее в горле, а довольствия из казны семья Кромвеля не теряла. Единственное, о чем попросил граф перед ссылкой, так это чтобы государь позаботился о всех его детях без исключения. Иоанн пообещал выполнить его просьбу и граф уехал на восток, где и умер спустя одиннадцать долгих лет.
Обещание государь дал, но он, видно, недооценил масштаб проблемы. В общей сложности у графа Кромвеля обнаружилось девять детей (4 сына и 5 дочерей), из которых только двое были рождены от законной жены. Обеспечить такую ораву было не так-то просто. Но, как говорится, слово царя крепче сухаря. Графиня получала теперь почетную пенсию в тысячу рупий на себя и содержание Вестфилда, да к тому же ее сыновья имели дополнительно по двести пятьдесят рупий каждому. О таком заработке большинство простых людей и мечтать не смело. Прочие отпрыски графа получали от пятидесяти до ста рупий в месяц. Тоже неплохо. Правда, деньги, причитавшиеся Тому Райдеру, его опекуны в основном забирали себе. Мальчик не испытывал нужды и лишений, но его растили как человека, привыкшего все делать самому, а не как богатого сыночка.
Где кнутом, где пряником Райдера направляли в нужное русло. Он на всю жизнь запомнил свой первый букварь в белой обложке, лед, который он ломал в лужах, первые корявые рисунки в альбомах. Однако беззаботное детство довольно быстро закончилось, и в девять лет Том отправился учиться в офицерскую школу.
Вообще в то время содержание потомков Кромвеля сильно сократилось. Когда Райдера отдали в школу, законным сыновьям графа – Александру и Эдуарду было 21 и 16 лет соответственно. Старший, Александр, вырос дикарем. Неизвестно, что на него так повлияло, но он плохо говорил, читать и писать не умел вовсе и в целом вел животное существование. Жил он в отдельном крыле, не отвечал ни на какие вопросы, а когда все-таки выбирался на улицу, обычно шатался без всякой цели по парку. Второй брат, Эдуард, хоть и был вполне образован, предпочитал бездельничать и ездить по гостям, нежели заниматься чем-то существенным. Графиня пыталась воевать с ленью одного и безумием второго, но она была уже довольно стара и ничего не смогла исправить. Поэтому все, что ей осталось – это спокойно встретить известие из Мосаха: пенсии резко сокращались. Теперь полагалось сто рупий на графиню и еще пятьдесят на лечение больного Александра. И не больше.
Незаконнорожденным детям Кромвеля содержание и вовсе отменили. Впрочем, Райдер уже находился на казенном содержании. Офицерам, в соответствии с царским указом, принятым еще Иоанном Первым, надлежало дать сперва хорошее образование, а потом уже обучить как можно лучше военному делу. Поэтому мальчишка усердно учил математику, литературу, естествознание, историю, азы военного дела и прочая, прочая, прочая. Кстати, в то же самое время в этой же школе, но в другом классе учился и Волог Крауч.
Затем началась казарменная пора, и это было самое отвратительное время в жизни молодого Тома. Имперская армия до того, как за нее взялся Матвей, была сильным, но довольно тупым механизмом. Обучение в ней было направлено на то, чтобы подавить личную инициативу человека и сделать из него вышколенный аппарат. Например, подушку полагалось складывать точно в форме прямоугольника, чтобы ни один уголок не выступал. Сложил неправильно – наказан. Бедолага Райдер по двадцать минут сидел на кровати, ровняя эту подушку с помощью дощечек, и все равно не добивался нужного. В наказание его отправляли на внеочередные полевые учения, что в дальнейшем, как ни странно, пошло ему только на пользу.
 - Выходит, - смеялся он, - я больше других соображаю в бою, потому что неправильно складывал постель.
Это было большое противоречие имперской армии: в классах учили думать своей головой, а в казармах, наоборот, искореняли это. Не каждый выдерживал такой парадокс: кто ломался, кто шел на открытый конфликт с учителями. Однако жизнь показала, что те, кто складывал подушки ровно, мало что добивались в итоге – аккуратны в мелочах, ничтожны по сути. А вот те, кто шел наперекор, как раз и достигали успеха.
В училище Райдера за строевую дисциплину отвечал некий сержант Теодор, которого большинство курсантов иначе как «сукой» не называло. Лично Том запомнил такой случай. В столовой кормили скверно, и некоторые офицеры бегали на соседний рынок за продуктами. И вот, отправившись туда как-то раз, Райдер столкнулся нос к носу с Теодором.
 - Что тут у тебя? – придрался сержант.
 - Да вот, - показал Райдер, - хлеб себе купил.
И тут его схватили за ухо и начали трепать:
 - Ах ты, скотина, значит, общей еды тебе мало? А ну отдай сейчас же!
 - Не дам! – уперся Райдер, и они тянули эту буханку каждый к себе. Конечно, в скором времени она порвалась надвое, и тогда Том с чистой совестью врезал Теодору в зубы. Это обошлось ему в неделю карцера.
Но вот близились экзамены. Райдер готовился. Ему было шестнадцать лет. Как говорили очевидцы, он был настоящим красавцем и умником. Да, внешностью его небо наградило. От матери Тому достались зеленые глаза и прямой нос, остальное – широкие плечи, большую силу, черные как смоль волосы он получил от отца; и от него же Том получил железную волю и большое упрямство.
Когда курсанты сдавали экзамены, в комиссии был один юноша примерно их возраста. Он и в классах, и на полевых учениях держался тихо, вопросов не задавал и только писал что-то себе в блокнот. Зато в конце он вручил председателю лист бумаги – там было пять или шесть имен – и сказал:
 - Я хочу знать все об этих людях.
Этим юношей был принц Матвей.
Настал великий день, когда Том остался один на один с его высочеством.
 - Вот вы сдали экзамены, - сказал Матвей. – Я вас с этим поздравляю. Что вы думаете делать дальше?
 - Не знаю, - Том пожал плечами. – Отдохну месяц в Мосахе, а там можно и на марийскую границу махнуть.
 - А почему именно на марийскую границу?
 - Там солдаты нужнее всего. Мы на восток идем, они на запад. Как бы не было войны.
 - Верное суждение, - кивнул наследник. – Вы читали мою работу о реорганизации армии?
 - Нет, не доводилось.
 - Тогда прочтите, - Матвей дал ему небольшую книжицу в черной обложке. – И в следующую нашу встречу расскажете мне все, что об этом думаете. Только честно. Юлить и таиться здесь не надо.

***
 - Ну, и что вы скажете? – спросил он потом.
 - Интересно, - признал Райдер. – Мне понравилась идея построения пехоты.
 - Рассыпной строй вместо шеренг?
 - Правильно.
 - А основная мысль вам близка?
 - Вы о том, что каждый воин должен знать свой маневр?
Принц кивнул:
 - А иначе это не армия, а толпа, которой дали в руки ружья.
 - Мысль правильная, - сказал Том, - только с нашими учителями вроде Теодора ничего, кроме толпы, не получится.
 - Значит, учителями у нас будут марийцы. Война расставит все по своим местам. Начальный натиск Мары мы отобьем даже на нашей природной храбрости, а потом мою теорию примут на самом верху, в Генеральном штабе. Она современна, логична и потому правильна. Теперь с вами. Вы мне нравитесь, Райдер. Даже не потому, что согласились со мной. Могли разнести мою книгу в пух и прах; если бы вы сделали это обоснованно, я бы и слова вам не сказал. Итак, предположим, что я позвал вас к себе на службу. Что скажете?
 - А какие условия?
 - Надо будет выполнять мои поручения. Они не будут противоречить имперским законам и не повредят вашей чести и достоинству, но могут показаться необычными.
 - Пусть так.
 - Учтите, я бываю требователен.
 - А вы знаете при этом, чего хотите?
 - Конечно.
 - Тогда нет никакой проблемы.
Матвей согласился:
 - Еще я строго наказываю за лень.
 - Так и надо, - ответил Райдер.
 - Я бываю прямолинеен и даже груб.
 - Этим меня точно не испугать.
 - Наконец, если вы мне понадобитесь, я могу поднять вас даже из постели.
 - Что же, - усмехнулся Том, - если надо, я принесу такую жертву.
 - Прекрасно. Неловко в такой момент говорить о деньгах, но все же, - наследник положил на стол приличных размеров кошелек. – Это в качестве вступительного взноса. Идет?
 - Идет.
И Райдер с Матвеем крепко пожали друг другу руки.
И пошла у Райдера государева служба. Он с Матвеем и его присными выезжал за город на месяц, а то и на два. В первый же выезд наследник показал Тому два выстроенных полка, в полном вооружении и комплектации, по 120 человек каждый.
 - Это, - сказал он, - моя личная армия. Отец выделил мне этих солдат для упражнений. Это ничего, что их мало, быстрее научатся. Мы вложим им в головы все наши идеи. Если докажем свою правоту, обучим затем всю армию Империи. Это великая цель, но много времени надо. Готовы помогать?
 - Конечно.
Занятия проводились в любое время года. Огромный список упражнений, одинаковый для зимы или лета, весны или осени – Матвей все равно гнал своих солдат вперед. Месяц-другой они учились, затем был перерыв до полугода и опять маневры. Принц нарочно подбирал разные по ландшафту районы и заставлял людей к ним приспосабливаться. По его замыслу строились потешные крепости, насыпались искусственные холмы, даже выстроили небольшой город специально для занятий боевой подготовкой. Злые языки охали – разорил, мол, наследник страну своими игрушками. На деле же все эти работы Матвей оплатил из своего кармана и ни одной лишней кепы у императора не попросил.
А что Райдер? Он работал в поте лица: четко и правильно отвечал на теории, где учили, чем вооружаются в других странах, как ходят, какой у них менталитет. Менталитету Матвей уделял огромное внимание, считая, что понять его – значит сделать большой шаг к дружбе с другой страной или победой над ней. Еще Райдер усердно занимался тренировками, быстрее других карабкался на укрепления, ловко дрался в рукопашной, часто был битым, но и сам давал отпор.
 - Не устали, друг мой? – спрашивал его наследник.
 - Нет! -  кричал Том и продолжал заниматься. Намучившись от казарменной муштры, он искренне радовался таким урокам.
Одним из любимых упражнений Матвея было поделить солдат на два лагеря – «красных» и «белых» и отправить их сражаться друг с другом. Причем отрядам надлежало встретиться по возможности неожиданно – тренировка реакции и разведки. Том хорошо показал себя на этом поприще; его отряд, как правило, замечал противника раньше и успевал отстреляться первым. Стреляли холостыми патронами.
Как-то на таком занятии Райдер отошел от своих и остановился у дерева – покурить и заодно осмотреться. Все было вполне спокойно, как вдруг ему в затылок уперся пистолет.
 - Бах, - сказал кто-то, - и ты труп.
Это был офицер из неприятельского отряда «белых». Он скалился в довольной усмешке:
 - Я сюда с марийской границы приехал. Ловко крадусь, правда?
Райдер шагнул вперед и точным ударом подсек ему обе ноги. Офицер упал, а Том откинул пистолет подальше.
 - А вот под ноги не смотришь, - сказал он.
 - Нечестно! – засмеялся «белый». – Ты уже сдох!
 - А если осечка?
 - Ладно, - офицер поднялся, - тогда один-один. Боевая ничья. Я Волог Крауч.
 - Том Райдер.
Забегая вперед, скажем – из первого состава банды Матвея до его коронации дожили только Райдер и Волог. Правда, в случае Волога слово «дожил» можно употреблять только с большой натяжкой.
Занятия продолжались и становились все изощреннее. Не обходилось без конфликтов. Принц заставлял своих солдат ползти на животе под натянутыми низко над землей лентами. У них не получалось, непременно кто-то задевал копчиком ленту, и она слетала наземь.
 - Еще раз! – кричал принц. – Снова ползи! Каждая упавшая лента – это марийская пуля, которая убьет тебя, солдат!
 - Да что такое? – возмутился наконец кто-то. – Он просто нами играет. Ползай и ползай под этими лентами. А чуть что не так, Матвей начинает ….
Дальше было матерное слово, аналог «говорить»
 - Кто начинает ….? – переспросил принц.
Враз все затихли, почуяв запах жареного. Наследник заговорил со своим обидчиком:
 - Значит, ты думаешь, я просто играю? Мне делать нечего? А как вас в казармах готовят? Вы там койки заправляете и двор метете. Выходит, если придет враг, вы ему дорогу подметете и спать уложите?
Мара прет на запад, - продолжал Матвей. – Мы у нее на пути. Что вы сделаете, когда марийцы придут в ваш дом? Сбежите как крысы или будете драться за то, что ваше? Почему ползете на брюхе? Отвечаю для тех, кто умеет считать. Наши ружья бьют на 250 шагов, марийские новенькие – на все 300. Это значит, что они перебьют нас быстрее, чем мы поднимем оружие. Потому и ползем, что идти прямо – смерть. Думаете, я так не могу? Ну, смотрите!
И случилось то, о чем немедленно донесли государю, и он приказал сборы прекратить. Принц Матвей, наследник престола огромной Империи, лег на живот и пополз под лентами. Ни одна не шевельнулась, так низко он полз, а в конце дистанции принц легко вскочил на ноги и взобрался на укрепление.
 - Это так сложно? – крикнул он. – Добраться до врага и бить его врукопашную, здесь нам равных нет. Сейчас вы ругаете эти уроки, но потом, когда будет война, вы их вспомните, сделаете, как я учил, и останетесь живы. Тогда вы скажете мне «спасибо».
Этот маневр наследника был встречен солдатами с искренним восхищением.
 - Мужик! – сказал тот самый солдат, что раньше возмущался.
Вот так Матвей влюблял в себя армию и народ, приближаясь к ним вплотную. Так когда-то делал Иоанн Первый, а потом эта наука забылась, потонула в роскоши дворцов. Матвей презирал роскошь, ходил обыкновенно в простом наряде, в свободное время охотился или удил рыбу. За это недруги называли его «мужик», вкладывая в это слово максимум презрения. Но именно про Матвея сказали люди не только в Мосахе, но и за его пределами: «Он наш отец».
Не только военными учениями, понятно, увлекался Матвей. Тренировки длились максимум три-четыре месяца, а остальное время принц проводил в столице и досаждал министрам и государю своими идеями по реорганизации Империи, которые не были лишены здравого смысла. Но так уж все было устроено в этой Империи, что каждая устаревшая деталь, каждая несправедливость имела свое объяснение. Раз она существовала, значит, это было выгодно кому-то наверху. Власти на местах творили, что хотели, а центр обогащался за счет их подношений. У Матвея в руках был целый список первых лиц государства, замеченных им в коррупции. И по этому списку многие отправлялись в отставку; в критических ситуациях Иоанн Второй все же слушал своего сына. За это при дворе наследника не жаловали, и он стал собирать свое собственное правительство, «банду», куда вошли и военные, и гражданские.
Что до Райдера, то он увлекся Лесом. Детство его прошло в семье имперских служащих старой закалки, потом была офицерская школа; и там, и там в него вложили убеждение, что Лес – одно из первых зол. Случилось так, что в руки Райдеру попала книга одного прогрессивного ученого, изучавшего лесную жизнь. Там подробно объяснялось, какие есть создания в Лесу, как они выглядят и ведут себя, подробно описывалось строение их тел. И Том превратил эту книгу в учебник по тотальному уничтожению лесовиков. Получилась в итоге еще одна серьезная и вдумчивая книга, хоть и чудовищная по своей сути.
Что еще? Много вина, которое Райдер пил бутылками; карты – у него была своя колода с рисунками бояр в старинных костюмах; женщины – на любой вкус. Изголодавшаяся в солдатских застенках душа Тома не знала меры ни в чем. А платить он предпочитал в кредит.
О происхождении Тома Райдера обычно не разговаривали. Один раз Матвей, впрочем, спросил:
 - Правда ли, что ты сын графа Кромвеля?
Том скривился, как от зубной боли:
 - Я не хочу об этом говорить, ваше высочество. Граф меня заделал, и на этом его участие в моей жизни закончилось.
Разговор на этом действительно закончился, но осадок в голове Тома остался. Он какое-то время не хотел ни с кем разговаривать и даже проигнорировал собрание «банды», сославшись на болезнь. И вот он вскочил на коня и поскакал прочь из Мосаха, по дороге на Вестфилд.
Чего он хотел: увидеть этот дом и этих людей, про которых говорили, что они отупели и совсем беспомощны от собственной лени. И увидеть, что он, Том Райдер, лучше них.
Обученный скрываться, Том приблизился вплотную к дому Кромвелей. Тот просто развалился. Графиня уже умерла, а из слуг осталось только двое стариков, которым было уже некуда деваться. В меру своих дряхлых сил они обхаживали сыновей графа: старший, как мы помним, был безумен, а младший просто ничего не хотел делать. Пожертвования из казны прекратились совершенно, и Вестфилд скатился. Парк зарос бурьяном, заросли и каменные ступени дома, на одном из флигелей провалилась крыша, и угрюмо скрипели старые рамы, завершая картину уныния.
 - Проклятый старый дом! – сказал Райдер. – Никогда я не войду в твои двери, слышишь, никогда!
Он сказал это, стоя возле одной из башенок, и, словно в ответ на его слова, за стеклом что-то шевельнулось, и на Тома уставилось бледное лицо. Длинные черные волосы в беспорядке свисали до плеч, глаза выпучились, тощие щеки безвольно повисли вокруг искаженного в гримасе рта. Человек прижался лицом к стеклу и прислонил к нему руки; он был похож на крысу в клетке. Это был Александр.
На секунду в глазах сумасшедшего мелькнуло что-то осмысленное и тут же вновь растворилось в безумии.
 - Вот ты граф, - сказал ему Райдер. – А я безродный выродок. Но я лучше тебя.
Продолжались занятия. Матвей уже на них не появлялся, передав управление Райдеру. Новоиспеченный командир вел дело четко и умело. Учебный отряд расширился уже до тысячи человек; это была значительная сила, на которую при дворе начинали смотреть с опаской и думали, куда бы ее сбагрить подальше от столицы.
Повод нашелся превосходный. В тот раз Райдера действительно подняли посреди ночи. Не выспавшийся, плохо соображавший, он стоял вместе с Вологом и другими перед Матвеем и слушал его. Четыре слова:
 - Война с Марой началась.
 - А почему? – спросил Волог. – В чем причина?
 - В том, что мы расширяемся на восток, а они на запад. Мы должны были столкнуться, и я об этом говорил не раз.
 - Да я не про это. Почему именно сейчас столкнулись?
 - Не знаю, - Матвей пожал плечами. – Сам не понял. То ли мы по ним выстрелили, то ли они по нам… Я вообще думаю, что никто не стрелял. Просто повод нужен был. Как бы там ни было, мы теперь воюем с Марой.
Это говорилось в Мосахе, а на востоке громадная марийская армия уже катилась на Империю. Склонность к насилию и завоеваниям была у этих людей в крови, а тогдашний правитель Тенгиз умело довел ее до совершенства. Небольшие островки земли на востоке от Тувала, формально принадлежавшие Империи, были заняты марийцами за два-три дня. Их никто и не удерживал – это было бы пустой тратой человеческих жизней. Этот успех, смехотворный, по правде говоря, вдохновил марийцев, и они полезли в горы. И там они столкнулись с пресловутым менталитетом, о котором так упорно рассказывал принц Матвей.
Имперский солдат ненавидел саму мысль о захвате чужих земель. Лозунг «За царя и отечество» тут никак не срабатывал. Им можно было всколыхнуть армию лишь на очень короткий срок, а потом она снова опускала руки. Отсюда возник миф о редкостной трусости имперской армии. Но когда заходила речь о защите своей земли, имперскому солдату не было равных. Его ноги будто намертво прирастали к тому месту, где он стоял на границе, и никакие силы не могли его оттуда сдвинуть.
У Империи на востоке была довольно большая группировка войск, и она мигом рассыпалась по горным крепостям, прикрывавшим ключевые направления. Тувальские горы надо было удержать любой ценой, иначе Мара бы нависла над Империей, как миллиард гигантский волн над прибрежным городом. План Тенгиза в том и заключался, чтобы с наскоку выбить имперцев из гор, закрепиться там и потом оккупировать весь восток Империи – от Огненной Земли до крайнего севера – в том числе и богатую Каменную долину. Марийский король не учил, где какой менталитет. И очень удивился, когда имперские солдаты загорелись мыслью «поколотить этих косоглазых так, чтоб и духу их не осталось». Ни одна горная крепость не сдалась врагу. Грозная, Деревянная, Перекоп – все они с болью, с зубным скрежетом и кровью на губах, все же выстояли и дождались подкрепления.
Всколыхнулась, взволновалась вся имперская армия и пошла на восток. И тут случилось то, о чем рассказывал Матвей. Кратчайший пусть на войну лежал через Лес, но оттуда пришли послы Острозуба и сказали, что через свою землю они никого не пропустят.
Иоанн обратился к лесному царю напрямую, прося о помощи, хотя Матвей яростно протестовал против этого.
 - Пошел к черту! – был единственный ответ тупого оборотня. На редкость тупого, честно говоря.
В другой ситуации даже такой миролюбивый государь, как Иоанн Второй, велел бы собрать солдат с пушками возле Леса и проучить дикарей как следует. Но тогда распылять силы было нельзя, лезть напролом через откровенно враждебный Лес – тоже нельзя. Поэтому людям пришлось уступить, и имперские солдаты пошли в обход. В отместку Иоанн прогнал всех лесовиков из городов, и такое состояние «холодной войны» длилось до тех пор, пока на лесном троне не оказался Грат. Новый царь во всеуслышание извинился перед людьми за своего предшественника, шаткий мир восстановился. Однако ни Матвей, ни солдаты, ни имперский народ в целом не простили лесовикам той выходки Острозуба, которая стоила жизни многим солдатам Империи.
Не простил этого и Том Райдер, шагавший на войну с другими ребятами из «тысячи». Он то и дело поворачивал голову на Лес и лелеял в душе картины страшной, изощренной мести.
Но скоро он отвлекся. На одной из стоянок Том встретил своего старого знакомого Теодора и задрожал, завыл от злобной радости. Бывший надсмотрщик был теперь приравнен к простым солдатам и понуро тащился в общем строю. И Райдер вместе с другими учащимися школы, познавшими методы воспитания Теодора, начали мстить. То они засовывали ему в волосы мышей, то на переправе через реку толкали так, что Теодор улетал в воду, а когда кто-либо из них оставался на ночь в карауле, то этот кто-то ходил вокруг Теодора и время от времени сильно пинал его в бок. Райдер старался сильнее остальных; как-то раз он, будто случайно, окатил надзирателя полным ведром помоев, а потом долго смеялся себе под нос.
Теодор только подкатывал измученные глаза. За пределами школы он ничего не мог сделать, да и командиры не горели желанием его защищать. Вот еще один парадокс – диктаторские методы воспитания были очень популярны в имперской армии, но тех, кто непосредственно претворял их в жизнь, почему-то никто не любил.
Из-за нежелания Острозуба пропускать имперских солдат через Лес они шли до марийской границы чуть ли не два месяца. К тому моменту начальный натиск врага на горные крепости уже ослаб. Подошедшие силы Империи решили навязать марийцам генеральное сражение. Считалось, что это хорошо и правильно, хотя так давно никто не воевал. А марийцы, в свою очередь, всячески уходили от этого сражения. Они накатывались на Империю, как волны на скалы, быстро атаковали небольшими силами и так же быстро уходили назад.
Матвей понял, что надо бить марийцев их же оружием – нападать небольшими группами, разрушать мосты, по которым шли марийцы, их склады, изнурять марийскую армию быстрыми и точными ударами, не давать ей ни дня спокойной жизни. С этой целью на фронт и шла «тысяча» во главе с Райдером, а скоро и сам Матвей обещал присоединиться к ней.
Однако раньше воинской славы Том снискал славу палача Леса.


***
 Их было около ста – лесовики, пойманные имперскими солдатами на северо-восточной окраине чащи. В большинстве своем они были гномами или орками, но нашлось место пяти-шести гоблинам. Их выволокли, опутав веревками, в поле, подальше от заброшенной деревни, в которой ни один человек уже не жил. Люди оставили это место, и там стали жить гномы, недалеко от Леса. Потом пришли солдаты, схватили их и поставили посреди поля на колени. Отсюда они видели, как поднимаются в небо густые клубы дыма – там, за горизонтом догорали их дома.
Лесные понимали, что приближается их конец, и на ломаном имперском языке молили о пощаде.
 - Пожалейте!
 - Что мы сделали?
 - Это ошибка! – рыдал кто-то. – Мы никого не убивали!
 - Молчать! – рявкнул Райдер. Он крепко сжимал пистолет, так крепко, что костяшки пальцев побелели.
Несколько дней назад один имперский полк – сто двадцать солдат – направляясь на восток к марийской границе, повернул и зашагал через лес. Это было сделано намеренно, потому что идти в обход было бы слишком долго.
А новости в Лесу расходились быстро. Едва на горизонте появились вооруженные люди, как уже пошла весточка Острозубу. Он узнал, что имперцы идут прямо на Лес, и, не задумываясь, объявил, что это – нападение на его царство. На самом деле только идиот мог бы додуматься до такого. Всего лишь один полк солдат, волоча за собой бесполезные в чаще пушки, идет громить лесовиков? Да и пушек и снарядов кот наплакал? И егерей со следопытами даже близко не видно? Решить, что такие ничтожные силы и вправду идут на покорение Леса мог, повторяю, либо идиот, либо же тот, кто сам очень хотел конфликта.
Да, Острозуб очень этого хотел, но понимал, что в войне с Империей его никто не поддержит. Слишком опасной была затея. И все же ему очень хотелось ужалить людей побольнее. Поэтому царь вместе со своими самыми верными товарищами (около десяти оборотней) лично двинулся наперерез имперским солдатам. Они напали ночью, одновременно бросившись на часовых, и перерезали всех солдат, большинство из которых спали, без разбору. А пушки остались гнить в глубине Леса.
Можно спросить – как сто двадцать солдат проиграли десяти оборотням?
Первое. Оборотни напали ночью, когда из этих солдат большая часть спала. Караульных удалось смять довольно быстро. А остальные, не успев оправиться ото сна, стали легкой добычей.
Второе. Ночь не дала людям биться в полную силу. Оборотни уничтожили фонари, и теперь они сражались, в полную меру используя все свои органы чувств, куда более развитые, чем у людей. В первую очередь нюх, благодаря которому они били безошибочно. Люди же дрались почти вслепую и, конечно, были намного слабее.
Третье. Никто в имперском полку не думал всерьез, что могут напасть лесовики. Люди считали, что Острозуб, каким бы кровожадным он ни был, не будет даже пытаться причинить вред солдатам, ведь это точно привело бы Иоанна и Матвея в неописуемую ярость. Да что там говорить, даже лесовики были шокированы такой выходкой своего государя.
Ну и последнее. Все-таки люди бились не с животными, а с разумными существами с довольно высоким уровнем интеллекта. Были же случаи, когда более многочисленные и развитые технически войска проигрывали отрядам партизан или вовсе дикарей, которые побеждали за счет лучшего знания местности и ударов из-за угла.
Итак, это преступление произошло. И никто не узнал бы, если бы Матвей, как оборотень, не слышал голос Леса и все, что там происходит. Почти мгновенно после гибели солдат на восток понесся его гонец, нередко загонявший лошадей до смерти, и останавливавшийся лишь на ночлег на какой-нибудь станции. Всем полкам, встречавшимся на его пути, он рассказывал о случившемся, и ненависть к Лесу крепла и множилась в их душах.
Райдера новости застали на северо-востоке страны. К тому времени и он сам, и его отряд, уже и так тряслись от нескрываемой злости. Немытые, голодные, уставшие от долгой дороги, они прекрасно понимали, что куча времени потеряна впустую. Там, на марийской границе, умирали их товарищи, и помощь была нужна немедленно. А вместо этого армия тащилась черт знает где, потому что лесной царь запретил идти через свои владения. Тут донеслись рассказы о деяниях Острозуба. Солдаты замерли; они даже не ругались, просто каждый смотрел себе под ноги и чувствовал, как ярость ест его изнутри. Райдер отстал от отряда и полез на близлежащий холм, упираясь в него руками, колотя по земле, чтобы как-то выпустить пар. И, поднявшись на вершину холма, он увидел впереди целую ватагу лесовиков, копошившихся у заброшенной деревни.
 - Смилуйтесь! – умоляли они теперь. – Прошу, пожалейте!
Том схватил какого-то гнома за волосы и потянул:
 - А ваш царь пожалел наших солдат? – с этими словами он ударил гнома ногой в лицо так, что голова мотнулась назад, и кровь хлынула на бороду.
Бросили веревки, и лесовики зашевелились, стали подниматься. Но здесь ряды солдат расступились, обнажив цепь пушек, смотревших прямо на дикарей.
 - Огонь!
После этого в толпу врезался вихрь картечи, убивая, калеча, разрывая тела на части. Следом выступила цепь солдат, дала залп по убегавшим, пригнулась, над ней выстрелила вторая цепь, потом третья и четвертая. Сам Райдер, стоя среди солдат, стрелял по лесовикам из ружья.
Уцелевших добивали всадники, вооруженные саблями и длинными пиками. В довершение расправы тела лесовиков оставили лежать на земле, на растерзание птицам, а посередине вбили в землю кол и насадили на него голову гнома, мертвыми глазами смотревшего на великий Лес.
В этом случае, кстати, Том Райдер показал себя как умелый руководитель. Он позволил солдатам вволю выместить свою ярость, но, когда они были уже готовы идти в саму чащу и продолжать побоище там, Райдер остановил их. Он сказал, что возмездие, в целом, уже совершилось, а что касается Острозуба, то сам принц Матвей точно натянет его кожу на барабан, но потом. А сейчас надо идти биться с Марой, потому что там стоит подлый, жестокий враг, творящий беззаконие и обиды Империи. На том и порешили, и еще через две недели войска, наконец, достигли Тувальских гор.
К тому времени натиск марийцев значительно ослаб. Каждая имперская крепость в горах превратилась в неприступную цитадель, где наряду с военными сражались и мирные жители, только-только взявшие в руки оружие. Например, в крепости Грозная, главной «горячей точке», рядом с офицером Вологом Краучем дрался наш старый знакомый Марк Кречет.
Нет никакой возможности, да и времени описывать все передряги и стычки, в которых участвовал Райдер после приезда на фронт. Важно, что ко времени, когда туда прибыл принц Матвей, Том уже снискал славу энергичного и умного командира. В бою он больше полагался не на кадровых военных, а на следопытов и застрельщиков с Крайнего Севера. Они не отличались особой выучкой, зато были смелы, приучены к тяготам и хорошо обращались с оружием. С этими людьми, имея в распоряжении отряд всего лишь в 60 человек, Том целые сутки удерживал плацдарм перед Грозной, потерял там половину отряда, но марийцев убил намного больше и ушел только после того, как по позиции стала яростно лупить вражеская артиллерия. Марийцы, говорят, были сильно удивлены и даже подавлены, когда наконец достигли этого рубежа и увидели, как мало имперцев было против них.
И вот одна огромная армия Мары подошла к Грозной, а вторая, такая же по числу, стояла в трех днях пути. В крепости уже находился Матвей, работавший со всеми наравне. Когда ему сказали, что негоже наследнику престола стоять под огнем и рисковать жизнью, принц ответил:
 - Мой дед лично солдат в атаку водил, а я всего лишь укрепления строю!
По Грозной стреляли орудия. Неизвестно было, какого они размера, но ядра взрывались внутри с оглушительным грохотом. Матвей поймал за плечо Райдера:
 - Видишь вон ту горку рядом с башней? Там что-то вроде балкона над землей. С него простреливается вход в крепость. Возьми с собой десять человек – больше не поместится – ружья и гранаты. Когда марийцы будут под тобой, сделай из них кучу фарша. Пошел, пошел!
У башни Том наткнулся на труп, в голове которого засел здоровый кусок камня. Поднял за плечо – Теодор. Райдер со вздохом отпустил его, и бывший надзиратель снова упал лицом в щебенку.
Вот и пресловутый балкон, а снизу выступили первые марийские ряды. Это ополченцы, их гонят вперед, чтобы приняли на себя побольше снарядов и истощили защитников.
 - Пулями их, бережем гранаты.
Дрогнули ополченцы, но за ними выросли новые цепи. Это уже регулярная армия. И Райдер отбивался изо всех сил, метко посылая гранаты в самое сосредоточение вражеских сил. Но лишь один марийский полк пятился, ему на смену шли два других. Снизу меткие стрелки стали бить по балкону. Один солдат упал, а вот и второй… Еще людей позвать не получается, потому что пушки лупят по внутренностям крепости, а на внешние укрепления прет, такое чувство, вся марийская рать! Отчаяние поселилось даже в закаленной душе Райдера.
Внизу имперские солдаты дрогнули, отступили на шаг. Уже не так крепко держат они ружья и стоят на ногах. Еще один удар, и они побегут. И тут из крепости бросился на врага главный резерв – стоявшая до того в засаде конница. Впереди без шляпы, с саблей наголо летел Матвей, и по ущелью несся его гневный крик:
 - Вперед, ребята! Гони этих крыс обратно!
Лошадиный клин врезался в марийцев, разделяя их на части. Встрепенулись и уцелевшие бойцы Райдера, и защитники крепости, которые шли уже в штыковую. А в рукопашной имперский солдат не знал себе равных. Чудом было, что ни одна из пуль, свистевших в воздухе, не попала в Матвея. Видимо, его хранила семейная удача, спасавшая в бою и его великого деда. Обрадованный донельзя, Райдер все же увидел нечто необычное. На горизонте расцвел огромный бордовый цветок, взмыл в воздух и рассыпался на миллион потоков. «Что это?» - спрашивал изумленный Том. А это были ракеты – новейшее оружие Мары с невероятной силой. Слышно было, как вокруг потоков ревет воздух. И одна ракета, как по мановению волшебной палочки, летела точно на позицию Райдера. Все ближе и ближе, вот Том уже видел красный стержень внутри; решив, что живой он точно принесет больше пользы Империи, он подбежал к краю скалы и бросился вниз.
Сверху рвануло, посыпались обломки камня и оружия. Тому обожгло спину, а еще онемела правая рука. Он с треском во что-то врезался, и мир погас.
Он очнулся на жесткой кровати в госпитале. Простонал что-то невнятное. Рука совсем не гнулась, вся замотанная в бинты им накрытая шиной. Тут дверь открылась, и в комнату вошел Матвей.
 - Живой? – удивился Том.
 - Живой, слава богу.
 - А крепость? – Райдер закопошился, пытаясь сесть.
 - Лежи! – строго сказал Матвей. – Крепость отбили, победа наша. Цвет марийской армии остался лежать в горах. Невероятный героизм. Я буду просить отца, чтобы всем защитникам назначили щедрую пенсию до конца дней, и семьям их, которые потеряли кормильца, тоже.
 - Но это еще не конец войны?
 - Нет, конечно. Тенгиз поставит под ружье еще тысячи человек. Не только бандитов, я думаю, обученных солдат у него тоже хватает.
 - Тогда, - хмыкнул Райдер, - пусть докторишки починят мне руку, и я снова пойду за тобой.
Матвей вздохнул и посмотрел на своего друга с удивлением и жалостью.
 - Ты не пойдешь на фронт, - сказал он.
 - Это почему?
 - Знаешь, что с твоей рукой?
 - Нет.
 - Ты свалился со скалы прямо на дерево, растущее на склоне, и там застрял. У тебя из живота вытащили несколько веток, его проткнувших. Повезло, что ничего важного не задело. Лежать тебе с такими ранами месяц, не меньше. А в твоей руке раздробило почти все кости ниже локтя. Тебя уже записали в инвалиды. Вообще с такими ранами не лечат, и большинство здешних врачей хотели отрезать тебе руку. Но, к счастью, я нашел одного лекаря в Мосахе, привез его сюда, он перебрал тебе руку, сложил кости, как надо, и дает даже небольшую надежду на выздоровление. Однако у него был рапорт с требованием освободить тебя от военной службы. И я его подписал.
 - Как подписал? – побледнел Райдер. – Почему я ничего не помню?
 - Потому что ты лежал без сознания две недели с лишним. Уже пришли наши новые войска, все готово к походу на восток. Через два дня выступим.
 - Так возьми меня с собой!
 - Том, дружище, - печально сказал наследник. – Твою руку так покалечило, что даже если она срастется, я не уверен, что ты хотя бы карандаш удержишь, не говоря уже про оружие. А инвалидам на фронте не место.
Райдер почувствовал, что на его глаза наворачиваются слезы. Он прикрыл их здоровой рукой.
 - Держись, Том, - услышал он прощальные слова Матвея. – Волога уже нет, убили его. Не хочу еще и тебя потерять. Ты нужен мне живой. А здесь ты уже мне помог, и я этого не забуду. Будь уверен.
Райдер потом долго и тяжело болел. Открывались раны, все тело дрожало в лихорадке, и только проклятая рука ничего не чувствовала. Но скоро стало лучше, и он уехал в Мосах вместе с доктором. Том Райдер жил, опустившийся, переставший бриться, погруженный в себя. И он снова улыбнулся только тогда, когда смог чуть-чуть согнуть пальцы на раненой руке и понял, что снова сможет ей владеть.
С востока приходили радостные вести. Империя одерживала победу за победой, ее армии шагали вглубь вражеских земель. Правда, население уходило прочь, не желая жить при захватчиках. И все равно знамя Матвея было уже у самых стен Сатхая, а рядом с ним находился верный слуга – чудом воскресший Волог Крауч. Марийская армия была бита в нескольких сражениях, Тенгиз бежал, враг стоял на коленях. Сейчас Матвей войдет в марийскую столицу, и тогда можно будет диктовать такие условия мира, чтобы у Империи не осталось конкурентов в этих краях.
Но тут армия повернула назад, а Иоанн начала переговоры с Тенгизом о мире.
В Империи это восприняли как предательство. Против императора, конечно, никто не пошел, ведь государь считался отцом всего народа, его добрым защитником, а во всех бедах виноваты были, конечно, министры. Канцлер ушел в отставку, его место занял Матерс. Ну и популярность Матвея выросла до небес. Он ведь не подписывал мир, хотя его подписи там стоять и не могло.
Конечно, никакой измены тут не было. А дело было в том, что Иоанн получил ноту от имени целой коалиции западных стран. Они очень боялись чрезмерного усиления Империи и потому выдвинули ультиматум – если Матвей войдет в столицу Мары, то армия коалиции немедленно перейдет границу Империи. Требовали также скорейшего заключения мира с Тенгизом на условиях, максимально щадящих для Мары. Иоанн, хоть и понимал, что воевать на два фронта невозможно, и придется уступать, все же затребовал у Запада кучу беспроцентных кредитов на долгий срок. Он полагал так поднять хозяйство внутри страны. А западные банкиры были только рады, ибо эти кредиты даже без процентов были для огромной, но экономической слабой Империи неподъемной ношей. Дальновидностью в финансах Иоанн Второй не отличался и оставил страну в долгах как в шелках.
Мир с Марой был заключен. Империя по нему получила небольшие территории, а еще Тенгиз должен был значительно сократить свою армию и выплатить Империи большую контрибуцию. Правда, он, чувствуя поддержку Запада, сокращать армию и не собирался, а с выплатами тянул, как только мог. Мара за пять лет после войны не отдала и четверти суммы. Она снова набрала силу и, если бы не убийство короля Тенгиза, вполне возможно, был бы следующий раунд войны. И неизвестно, чья бы взяла на этот раз.
Конечно, армии и народу никто не объяснил, почему был заключен такой скверный мир с марийцами. Они бы и не поняли. Солдаты, воевавшие на фронте, чувствовали себя обманутыми и преданными. И думали: «А вот если бы Матвей был императором, он бы такого не допустил». Допустил бы, куда бы он делся. Наследник-то отлично знал, что случилось, но молчал об этом. Получилось, что Иоанн в закулисной борьбе со своим сыном нанес сам себе удар, а Матвей от этого лишь выиграл.
Райдер, узнав о таких условиях мира, начал потихоньку сходить с ума. Одно за другим он писал гневные письма Матвею, отправлял их по установленным для "банды» каналам и знал, что они доходили. Он упрекал наследника, что тот не поговорил с императором, не добился того, чтобы усилия армии и народа были должным образом вознаграждены. Об истинных обстоятельствах заключения договора он, конечно, не знал. Матвей отвечал сухими дежурными фразами, обещая скоро приехать и все объяснить. Однако сидеть спокойно Райдер не мог и стал выплескивать свое раздражение самым глупым способом – ходить по кабакам и напиваться до беспамятства.
***
 - Том Райдер?
Он с трудом сфокусировал взгляд. Дело было посреди улицы. Райдер стоял, покачиваясь, а в руке у него была наполовину пустая бутылка рома. На него смотрели четыре стражника и между ними придворный франт в камзоле и парике, какой носили важные вельможи.
 - Да вы совершенно пьяны!
 - И что с того?
 - Как вы стоите? Как разговариваете? Вы позорите свой мундир!
 - Чего? – переспросил Том. – А ты вообще кто такой, чтобы меня судить? Ты сам воевал, сволочь?
 - Я личный секретарь графа Н! И сейчас я говорю от имени государя.
Райдер захохотал:
 - А я говорю от имени народа! Вот тебе за кусок говна вместо мира!
И он со всей силы ударил франта в лицо. Из кармана у того выпала маленькая коробочка. Стражники тут же кинулись на Тома и завернули ему руки за спину, но он сумел извернуться и пнуть еще и эту коробочку. От удара она распахнулась, и то, что было в ней, выпало наружу, прямо на землю. А был это Железный крест – награда за отвагу – и на нем еще два дубовых листа за ранения.
История разошлась мгновенно, и Райдера окатило волной презрения. Офицер, пусть и вне фронта, таскался пьяным по городу – раз! Ударил придворного – два! Сопротивлялся при задержании – три! А еще осквернил почетную воинскую награду, оскорбив тем самым всех, кто был к ней представлен, в том числе посмертно, а также самого государя императора, лично подписавшего указ о награждении Райдера, в числе прочих, этим почетным знаком.
Райдер был доставлен на гауптвахту и там он, наконец, получил письмо от Матвея.
Наследник извинялся за то, что не приезжал. Он объяснял, что у него совсем не было времени. Связанный дворцовым этикетом, он вынужден был приходить на все мероприятия, куда его вызывал государь. Еще надо было разобраться со всеми делами, которые накопились за время его отсутствия в Мосахе и еще выяснить, кто конкретно стоял за этим мирным договором, кто получил от него выгоду, и из числа каких людей можно набрать верных сторонников для общего блага. А еще он не приезжал потому, что ему обидно было читать, будто он повинен в таком окончании войны. Разве Матвей должен был после первых побед бросить армию и уехать домой под крыло государя, чтобы влиять на него? А такой шаг армия поняла бы? И кем надо быть, чтобы обвинять в поражении Матвея, который был на фронте и сам бил врага? Может быть, виновны нечистоплотные министры в Мосахе?
«Конечно, дела, - с горечью решил Том. – К Наташке Боровицкой, наверное, тут же побежал. А про меня подумал, что инвалид ему не нужен. Только я не инвалид». Хотя он признал, что в словах наследника есть резон.
О выходке Райдера Матвей отозвался неоднозначно. С одной стороны, он открыто сравнил товарища с дураком и вздорным мальчишкой. С другой – оценил нежелание мириться с несправедливостью. Теперь, писал Матвей, граф Н требует для Райдера высылки на Север, и многие его поддерживают. Но принц добился замены каторги на ссылку, причем даже не на Север, а в соседнюю с Мосахом землю, в городок Смолино. Император дал на то свое согласие, пусть и не прилюдно. «Езжай теперь туда, - говорил Матвей, - и будь тих и вежлив, чтобы ни один министр, роющий нам яму, тебя не тронул. А как придет время, так я вызову тебя в столицу и воздам тебе, как должно».
Выбирать не приходилось, и Том в сопровождении стражи уехал в Смолино, куда и отправился теперь вызволять его Роман Барник.
***
Карета вдруг остановилась, а снаружи раздались озабоченные голоса стражи.
 - Что еще за черт? – пробормотал Барник, высовываясь из окошка.
Прямо на дороге на тяжелом, будто вросшем в землю, коне, сидел высокий, заросший бородой мужик. Поперек шеи коня покоилось здоровое, с широким дулом ружье, в какое обычно заряжали картечь. А из чащобы высыпали, надо полагать, его товарищи, простые, грубые, в мужицкой одежде. Против этой оравы отряд солдат, где было лишь десять человек, выглядел как мышь, попавшая кошке в когти.
 - Дорогу! – гаркнул передовой солдат, не растерявший присутствия духа.
Ему был ответ:
 - Сначала плати за проход! Пятьдесят рупий с рыла! Эй ты, жирная рожа, а ну гони деньги!
 - Господи, - пробормотал Барник, снова погружаясь в карету и вытаскивая из-под сиденья ящик с двумя походными пистолетами. – Только этого недоставало.
 - Пропустить посланника императора! – орал солдат, не зная, видимо, что в провинции воля государя имела весьма условный характер. Впрочем, все военные уже держали оружие наготове. По толпе разбойников прокатился гул, предвещая скорую расправу.
И тут лошади охраны заржали и шарахнулись в разные стороны, да и каретных сдержала от паники только упряжь. Между солдатами появился Волог-оживленец. Он направился прямо к конному мужику, лошадь под которым тоже стала громко храпеть и пятиться.
 - Это что еще за чучело?
Волог, как обычно, молчал. На ходу он наклонился и поднял с земли крупный тяжелый камень.
 - Да стой ты, дурная! – крикнул мужик на свою лошадь. Потом повернулся к Вологу. – И ты стой! Стоять, кому сказал! У, дьявол!
И он выстрелил в оживленца всем зарядом картечи.
Картечь угодила Вологу в голову и грудь. Он зашатался, сделал два быстрых шага назад, но не упал. Возглас ужаса вспыхнул и погас в толпе, а мертвец с нечеловеческой силой бросил камень, попав стрелявшему точно в переносицу. Тот так и свалился с лошади.
Разбойники кинулись наутек с истошными воплями:
 - Мертвяк!
 - Нечистая!
 - Бегом к Райдеру!
Волог кинулся на ближайшего к нему, схватил и повалил наземь. Солдаты тоже поскакали за убегавшими, охаживая их плетками по головам. Но те так шустро скрывались в чаще, что взять в плен удалось совсем немного, пять человек. Всем им связали руки и посадили рядом с каретой.
Барник, подбоченясь, смотрел на них.
 - Хороши голубчики, - сказал он. – Тот живой?
 - Нет, мертвяк ему башку проломил.
 - Ну что ж поделать. Отведем вас, молодчики, в Смолино. За нападение на посланника императора вас всех ждет виселица. В путь!
 - Подожди!
Барник застыл, проглотив язык, как и все присутствовавшие, потому что это сказал Волог. И это были первые слова, сказанные им на публике после его воскрешения.
Оживленец направился к пленным, по дороге вырвав из щеки крупный кусок картечи. Разбойники выли от ужаса. Волог присел рядом со схваченным им мужиком и влепил ему звонкую пощечину.
 - Ты кричал «Райдер», - размеренно сказал мертвец. – Это ваш главарь?
 - Да.
 - Это, случаем, не Том Райдер, бывший офицер, которого сюда привезли несколько лет назад? – вмешался Барник.
 - Он, точно он! Я все скажу, только уберите эту тварь от меня!
На этот раз Волог ударил его кулаком. Мужик подавился криком и выплюнул два выбитых зуба. Оживленец снова занес руку, но Роман перехватил ее, преодолев тошноту.
 - Где сейчас Райдер? В Смолино?
 - Нет, он в лесу. Уберите мертвого, прошу!
 - Достаточно, - Волог поднялся. – Сейчас старина Райдер сам все расскажет, если услышит меня.
Он запрокинул голову и дважды издал громкий странный звук, напоминавший надрывный лай собаки. Потом крикнул:
 - Эй, Райдер! Том, это я, Волог Крауч! Выходи на дорогу, есть разговор. Обещаю, тебя не тронут.
 - Смелое обещание, - заметил Барник.
Мертвец пожал плечами:
 - Можете сами искать его, я посмотрю на это.
 - Думаете, придет?
 - Надеюсь. Другого выхода у нас все равно нет.
Время шло. Волог сосредоточенно выцарапывал из своего тела засевшую там картечь. Что у него под одеждой, Барник не видел и был этому очень рад. Господин начальник Тайной канцелярии уже стремительно терял всякую надежду и терпение, когда на дороге показался человек.
 - Белый флаг перемирия! – крикнул он, размахивая сжатым в руке лоскутом ткани.
Барник точно узнал Райдера, с которым ему приходилось встречаться в Мосахе. Том похудел по сравнению с тем временем, стал коротко стричь волосы, а скулы и кадык у него выделялись настолько, что были видны издалека. Он все еще носил форму имперских следопытов – темно-зеленый мундир с желтой вышивкой на груди и зеленый же берет, серые брюки, заправленные в сапоги. Он остановился напротив Волога-оживленца.
 - С ума сойти, - сказал Райдер. – Ты и вправду живой.
 - Наполовину.
 - У некоторых и того нет.
 - Капитан Райдер!
Том криво усмехнулся, взглянув на приближавшегося Барника.
 - Должен вас предупредить, - сказал он, - в лесу стоят мои люди. Если вы убьете меня или попробуете увести против воли, вас нашпигуют пулями. Мера предосторожности.
 - Вранье! – ответил главный следователь.
Райдер повернулся к деревьям и крикнул:
 - Один выстрел в землю, ребята!
В лесу грохнуло ружье, и рядом с говорившими на дороге взметнулся столбик пыли.
 - Видите, я не шучу.
 - Райдер, вы же боевой офицер. Как вы могли связаться с разбойниками?
 - Это простые люди, - возразил Том, - а до уровня разбойников их довело наше правительство. Сами судите – 120 рупий в месяц получает в Смолино обычный работяга. 120 рупий, твою мать! Ты попробуй на эти деньги сам месяц прожить, а если тебе еще семью кормить надо? Да кто в здравом умет вообще будет заводить семью с таким заработком? Нищета, грязь и никаких перемен к лучшему. Что еще остается человеку, как не взять ружье или дубину и не пойти на дорогу? Они бы рады честно жить, да власть не дает.
 - Смолино, - протянул Барник. – Там же два года назад был бунт. Голову городского повесили вверх ногами, и еще нескольких граждан. Так это ваших рук дело?
 - Не только моих. Еще остались в Империи люди, готовые воевать с неправдой. Даже городская стража встала на сторону народа. Но тут пришли верные государю войска из Мосаха, и тем из нас, кто уцелел, пришлось уйти в лес.
 - Ну ладно, - сказал Роман. – Я здесь не затем, чтобы вас судить. Хотя, если бы решал я, я бы велел вас расстрелять за измену Родине и участие в мятеже.
На бледном лице Райдера начали выступать пятна.
 - Вы храбрый человек, - ответил он, - раз говорите мне об этом здесь и сейчас. Смотрите, как бы я не велел сделать с вами то же самое. Вы объясните, наконец, зачем я вам нужен?
 - Император Иоанн убит. Это сделали лесовики.
Том Райдер не выразил никаких эмоций.
 - Теперь император Матвей, - продолжил Барник, - и он требует вас к себе.
  - Вот оно что, - задумался Райдер. – Вспомнил меня, значит. А как я оставлю своих людей?
 - Ваши люди, что бы ими не руководило, это бандиты и смутьяны. Если вы действительно офицер, у вас есть честь, и вы верны присяге, вы обязаны немедленно явиться в столицу по зову государя. Иного пути у вас и быть не может.
 - Не говорите мне о чести, - вздохнул Том. – Я знаю об этом куда больше вашего. И именно честь не позволяет мне бросить моих людей.
Барнику захотелось выть, задрав голову. Он еще по былым встречам знал, что, если Райдер уперся, можно заискивать, умолять, угрожать, требовать – все равно он сделает по-своему. Но как можно оправдать нарушение закона без волнений по всей округе?
 - Слушай, Том, - сказал доселе молчавший Волог. – Я знаю, ты человек слова. Мы когда-то клялись служить до гроба на благо Империи. Я, как видишь, и после гроба от своих слов не отступаю. А сейчас благо Империи – это Матвей. Он один может прогнать всех этих сволочей в правительстве и на местах, которые забыли свой народ. Он может прославить нашу страну, и люди будут жить куда лучше, чем сейчас, если Матвей сделает все, что задумал. И он может покончить с великим Лесом, вырвать его с корнем, уничтожить всю нечисть, как мы того хотели. Но мы должны ему помочь, на что мы тоже присягали. У тебя есть цена, это понятно. Если Матвей ее заплатит, ты сдержишь слово, пойдешь к нему на службу? Дай слово.
 - Я помню клятву, - ответил Райдер. – И слово сдержу.
Они с Вологом обменялись рукопожатием, причем Том не выразил ни малейшего отвращения.
 - Но у меня есть условия, цена, если угодно, - продолжил Райдер, обращаясь уже к Барнику. – Мои люди по большей части из Смолино, и они хотят вернуться к нормальной жизни. Главное слово – нормальной. Они откажутся от разбоя, за это я прошу для них амнистии, ведь они нарушали закон не от хорошей жизни. Такие законы, когда человек живет, как скотина, не должны соблюдаться. Это и есть настоящее преступление. Итак, амнистия – первое. Второе – мои люди вернутся к работе, и они должны получать за нее достойную плату, чтобы жить самому и держать семью. С нашими ценами это 350 рупий минимум. И третье – головой в Смолино должен быть человек, поставленный самим Матвеем, чтобы он следил за выполнением всех условий и отвечал перед самим государем. Я ведь знаю, как исполняются указы императора на местах – никак, каждый голова делает, что хочет. Вот мои условия, для себя ничего не прошу, как видите. Если Матвей их выполнит, я немедленно явлюсь в Мосах и буду весь к его услугам. Вот так.
 - Мне нужно обсудить это с государем, - сказал Барник.
 - Согласен. Найдете меня здесь же, снова по нашему старому кличу.
По пути назад к карете Роман готов был покляться, что Волог тихо смеется себе под нос. Сам же господин главный следователь пообещал себе, что лучше уедет в ссылку в самый дальний угол Империи, чем будет еще раз говорить с Райдером, по крайней мере один на один.
Вопреки ожиданиям Барника Матвей в целом согласился с условиями своего былого товарища. Он внес лишь некоторые уточнения. Разбойники должны были покинуть леса в течение одного дня с момента объявления об амнистии, тех же, кто был пойман после этого срока, наказывали по всей строгости закона. Жителям Смолина, уличенным в мятеже, назначались обязательные работы на срок до пяти лет. В течение этого времени им запрещалось покидать уезд. Впрочем, они и так не собирались уезжать, а требуемое жалованье Матвей обещал дать не только им, но и всей стране. Голову же сменили немедленно. Чтобы закончить уже тему Райдера, стоит сказать, что в его крестьянской армии было некоторое число кадровых солдат, вставших на сторону народа, и эти солдаты отправились вместе с Томом на службу новому государю.