Первый луток

                Первый луток.

          Весеннюю охоту на водоплавающую и болотную дичь открыли с первого по десятое мая. Несмотря на то, что я с нетерпением ожидал это событие, готовился, приобрёл путёвку и т.д. выехать на открытие мне не удалось. Не позволяла пожароопасная ситуация. И хотя лесных пожаров было немного, засушливая солнечная погода держала лесную охрану в постоянном напряжении. Шестого мая, ранним утром прогремела гроза с сильнейшим, но непродолжительным ливнем. Я, конечно, возрадовался, и начал обзванивать друзей-охотников с целью заполучить кого-нибудь из них в попутчики на утиную охоту. Но мне крупно не везло: кто-то был на охоте в это время, кто-то уже отохотился, кому-то было некогда. Я уже разочаровался, и собрался было ехать один, но вдруг вспомнил про двух друзей-неразлучников: Саньку и Лёху. Позвонил Саньке. Тот оказался дома, и не раздумывая согласился составить мне компанию с условием, что возьмём с собой Лёху. Я нисколько не возражал.
          На сборы ушло два часа и вот мы уже на моём «козлике» едем в сторону Гавани. Друзья похвастались, что знали там хорошее место. Добрались с трудом. Дважды застревали, но успешно выбирались. Найденное ими место было действительно неплохое. Луговина, залитая неглубокой весенней водой между лесом и рекой, отделённая от реки лишь узкой полоской берега, по которой проходила дорога. Метров триста в длину и сто в ширину с редкими чахлыми кустиками ивы, разбросанными по всей поверхности. Как раз места хватало на троих.
          Первым делом, не разгружаясь, вынули топоры и принялись строить скрадки. Из прибрежной ивы нарубили кольев и из них соорудили остовы скрадков. Стенки обложили сеном из старой заброшенной скирды. Получилось как бы три копёшки с открытым верхом, расположенных друг от друга в сотне метров. Мой скрадок посредине. На строительство ушло не более часа. Я расставил чучела в двадцати-тридцати метрах от скрадка. Расставлял пешком, воды едва было по колено. У друзей чучел не было. Разобрали снаряжение, машину загнали в кусты, разбрелись по скрадкам. Пока устраивали скрадки, утки, по одной, парами и небольшими стайками пролетали постоянно, иногда очень низко, а некоторые даже садились на воду. Но как только мы попрятались по скрадкам, как обрезало, словно никаких уток в ближайшей округе и не было.
          Первого селезня пришлось ждать полчаса. И конечно, он появился неожиданно. Налетел из-за спины, дважды шваркнул ещё в воздухе, и с шумом опустился между чучел. Нервно огляделся и вытянул шею вперёд, как делают утки перед взлётом. Пришлось стрелять навскидку. Дробь накрыла селезня уже на взлёте. «Есть один!» - обрадовано подумал я.
          Следующий крякаш сделал три круга над импровизированным водоёмом, прежде чем подсесть к чучелам. Да и то сел далековато. Вероятность попадания была мала. Придётся ждать. Селезень  несколько раз «шваркнул», но остался сидеть на месте. Я ответил в манок. Он забеспокоился и как-то неуверенно и медленно поплыл к чучелам. Я ждал его минут десять, и когда он подплыл на расстояние уверенного выстрела, накрыл его зарядом дроби. Он не шелохнулся, только уронил голову в воду.
          Со стороны охотников тоже слышались выстрелы. Ближе к закату активность уток усилилась. То и дело над головой, иногда довольно низко, со свистом пролетали небольшие табунки. Порой даже невозможно было определить, какой вид уток пролетел. Но они не садились к чучелам, или садились ближе к лесу на недосягаемом расстоянии. Только однажды с шумом и плеском на воду прямо между чучел опустилась стайка из полутора десятков хохлатых чернетей. Они сидели так плотно, что невозможно было выстрелить в селезня не задев утку. Охотничья этика  не позволяла стрелять по сидячей или летящей стае. Так же дружно, всей стаей одновременно, чернети снялись и улетели.
           К чучелам подсели сразу два селезня чирков-свистунков. После выстрела улетел только один. В угон я стрелять не стал, не велика добыча. Слева плеснула какая-то крупная рыба, скорее всего щука. Я на минуту отвлёкся, а когда вернул взгляд к чучелам, с удивлением увидел трёх птиц неизвестного мне вида, плавающих справа от чучел. Две из них показались мне чисто белыми, одна серой. Белыми явно были селезни. Размером они были не намного больше чирка. Один из белых сидел несколько в стороне. Его я и выбрал в качестве мишени. Прогремел выстрел, две птицы улетели, одна осталась.
           Стало смеркаться. Со стороны Лёхи послышался крик. Я увидел, как он выходит из скрадка и идёт в воду. Пора заканчивать охоту. Выхожу, собираю добычу и чучела. Санька справа тоже шастает по воде. Подхожу к белому селезню, поднимаю, разглядываю. Ба! Да ведь это же луток! Никогда не видел вживую, но картинки-то я помню. Узкий, короткий и зазубренный клюв не оставляет никаких сомнений в принадлежности к виду. Его ещё называют малым крохалём и относят к нырковым уткам. Селезень может весить до девятисот граммов. Телосложение у него плотное, как и у всех нырковых уток. Селезень в брачном оперении почти весь снежно-белый с  чёрной спиной и с чёрным рисунком на голове, шее и крыльях. Хорошо заметно чёрное пятно между клювом и глазом, а также две узкие чёрные полосы по бокам груди. На голове белый хохолок. Короткий  хвост всегда опущен в воду. Гнездится на водоёмах северной тайги и лесотундры. У нас бывает только пролётом, хотя говорят, что видели летом на озере Гурино с выводком.
          Встречаемся у машины. Лёха несёт три кряковых селезня, говорит, что в других даже не стрелял. У Саньки лишь два чирка и широконоска. Недоволен, конечно. Отдаю ему своего чирка. Берёт не стесняясь. Затем показываю лутка. Смотрят, удивляются. Никогда раньше не видели. Цокают языками, разглядывая странный клюв
         Домой едем уже в темноте. Под светом фар блестит вода в колеях, глянцевая глинистая грязь. К всеобщей радости ни разу не застряли, но побуксовать пришлось.
         Из лутка получилось отличное чучело и сейчас оно экспонируется в районном историко-краеведческом музее, привлекая посетителей своей необычностью и яркостью.