Здравствуй, грусть! Глава 2. 3

Глава 3
На следующий день, направляясь к вилле Сирила, Я чувствовала себя гораздо менее уверенной в себе, интеллектуально. Чтобы отпраздновать мое выздоровление, я много пила за обедом и была более, чем весела. Я объясняла отцу, что собиралась сдать экзамен для получения диплома филолога, что я виделась с эрудитами и хотела стать знаменитой и убийственно скучной. Ему требовалось проявить все ухищрения рекламы и скандала, чтобы выпустить меня. Мы обменивались несуразными идеями, хохотали. Анна смеялась тоже, но слабее, словно терпела. Время от времени она вовсе не смеялась над  моими  идеями выпуска, охватывающими литературные кадры и простое приличие. Но мой отец был так явно счастлив тем, что мы вновь встречались в своих глупых удовольствиях, что она ничего не говорила. Наконец, они уложили меня, окружили меня. Я пылко благодарила их, спрашивала их о том, что я делала бы без них. Мой отец этого не знал, а у Анны были довольно жестокие идеи на этот счет, но когда я умоляла ее сказать мне о них, и она наклонилась надо мной, мной овладел сон. Посреди ночи я почувствовала себя заболевшей. Пробуждение превосходило все то, что я знала на самом деле о трудном пробуждении. Со смутными идеями, с колеблющимся сердцем я направилась  к сосновому бору, не замечая утреннего моря и  встревоженных чаек.
Я встретила Сирила у входа в сад. Он подскочил ко мне, схватил меня в объятия, страстно прижал к себе, бормоча смущенные слова:
«Моя дорогая, я был так встревожен… Мы не виделись так давно… Я не знал, что ты делаешь, не делает ли тебя несчастной эта женщина... Я сам не знал, что могу быть так несчастен… Я проводил все дни у бухты: 1 раз,  2 раза. Я даже не представлял себе, что настолько сильно люблю тебя…»
«Я тоже», - сказала я.
На самом деле, это поразило и взволновало меня, одновременно. Я сожалела о том, что испытывала тошноту, что не могла проявить перед ним своих эмоций.
«Как ты бледна, - сказал он. – Теперь я займусь тобой, я не позволю никому более плохо с тобой обращаться».
Я узнавала воображение Эльзы. Я спрашивала Сирила о том, что он сказал своей матери.
«Я представила ее ей, как свою подругу, как сироту, - сказал Сирил. – Впрочем, Эльза очень мила. Она рассказала мне все об этой женщине. Это любопытно: с таким утонченным лицом, такая  аристократичная, а повадки – как у интриганки».
«Эльза очень преувеличивает, - слабо сказала я. – Я хотела сказать ей лишь то, что…»
«Я тоже, я хочу тебе что-то сказать, - прервал меня Сирил. - Сесиль, я хочу жениться на тебе".
На какое-то мгновение меня охватила паника. Нужно было сделать что-то, сказать что-то. Если бы у меня не было ужасной тошноты…
«Я люблю тебя, - проговорил Сирил мне в волосы. – Я оставляю юриспруденцию, мне сделали интересное предложение... Мне 26 лет, я уже не мальчик, я говорю серьезно. Что скажешь?»
Я отчаянно искала какую-нибудь красивую двусмысленную фразу. Я не хотела выходить за него замуж. Я любила его, но не хотела выходить за него замуж. Я ни за кого не хотела выходить замуж, я была уставшей.
«Это невозможно, - пробормотала я. – Мой отец…»
«Я беру это на себя», - сказал Сирил.
«Анна не захочет, – сказала я. – Она делает акцент на то, что я – несовершеннолетняя. И если она скажет «нет», мой отец скажет это так же. Я так устала, Сирил, эти эмоции лишают меня сил, давай присядем. А вот и Эльза».
Она спускалась в домашней одежде, свежая и сияющая. Я чувствовала себя бесцветной и худой. У них обоих был здоровый вид, цветущий и возбужденный, который  угнетал меня еще больше. Она усадила меня с 1000 осторожностей, словно я вышла из тюрьмы.
«Как Раймон? – спросила она. – Знает ли он, что я прибыла?»
У нее была счастливая улыбка простившей, надеющейся. Я не могла сказать ей о том, что мой отец забыл ее, а ему – что я не хотела выходить за него замуж. Я закрыла глаза, Сирил пошел за кофе. Эльза говорила, говорила, она, очевидно, считала меня проницательной, она доверяла мне. Кофе был крепким, очень ароматным, солнце несколько вернуло мне чувство покоя.
«Я хорошо искала, но не нашла решения", - сказала Эльза.
«Его нет, - сказал Сирил. – Это застой, влияние, ничего не поделаешь».
«Решение есть, - сказала я. – Есть средство. У вас нет никакого воображения».
Мне льстило то, что они внимательно следили за моими словами: они были на 10 лет старше меня, и не имели ни малейшего представления! Я приняла свободную манеру:
«Это – вопрос физиологии», - сказала я.
Я говорила долго, я объясняла им свой план. Они предоставляли мне те же самые возражения, которые я приводила для себя накануне, и я испытывала чувство острого удовольствия, разрушая их. Это было безосновательно, но силой желания убедить их, я увлекалась, в свою очередь. Мне оставалось показать им, что не нужно было этого делать, но я не находила достаточно логических аргументов. 
«Мне не нравится эта комбинация, - говорил Сирил. - Но если это - единственное средство, чтобы жениться на тебе, я его принимаю".
«Если говорить точно, это - не вина Анны", - говорила я.
«Вы прекрасно знаете, что если она останется, вы выйдете замуж за того, за кого она захочет», – сказала Эльза.
Возможно, это была правда. Я видела, как в день моего 20-летия Анна представляет меня молодому человеку, также дипломированному, с блестящим будущим, интеллигентному, уравновешенному, и, безусловно, верному. Немного такому, как Сирил. Я начала смеяться.
«Я прошу тебя, не смейся, - сказал Сирил. – Скажи мне, что ты будешь ревновать, когда я притворюсь влюбленным в Эльзу. Как ты могла предвидеть? Ты меня любишь?"
Он говорил тихим голосом. Эльза тихо удалилась. Я смотрела на загорелое, напряженное лицо Сирила, на его темные глаза. Он любил меня, это придавало мне любопытное впечатление. Я смотрела на его губы, налитые кровью, так близко от меня… Я больше не чувствовала себя умной. Он немного придвинул ко мне лицо таким образом, что наши губы, касаясь, встретились. Я осталась сидеть с открытыми глазами, его неподвижный рот был прижат к моему, горячий и строгий; по нему пробегала легкая дрожь, он немного прислонился, чтобы унять ее, затем его губы раздвинулись, его поцелуй подался, быстро стал повелительным, умелым, очень умелым… Я понимала, что у меня было больше способностей к тому, чтобы обнять юношу под солнцем, чем получить диплом. Я немного отодвинулась от него, задыхаясь.
«Сесиль, мы должны жить вместе. Я сыграю с Эльзой небольшую игру».
Я спросила себя о том, были ли справедливы мои расчеты. Я была душой, постановщиком этой комедии. Я всегда могла остановиться.
«У тебя забавные мысли, - сказал Сирил с небольшой кривой улыбкой, которая приподнимала его губы и придавала ему вид бандита, очень красивого бандита…»
«Обними меня, - бормотала я, - обними меня скорее».
Вот так я начала эту комедию. Против своей воли, от беззаботности и любопытства. Иногда я предпочитала вести эту комедию с добровольной ненавистью и жестокостью. Чтобы я могла, по крайней мере, обвинить себя саму, но не лень, не солнце и не поцелуи Сирила.
Я покинула заговорщиков через час, мне стало скучно. Мне нужно было привести множество аргументов для себя: мой план мог быть плох, мой отец мог, вполне вероятно, довести свою страсть к Анне до верности. Более того, ни Сирил, ни Эльза не могли ничего сделать для меня. Я находила причину для того, чтобы остановить игру, если мой отец собирался ее принять. Мне все еще было любопытно попытаться увидеть, были ли мои физиологические расчеты справедливы или нет.
Более того, Сирил любил меня. Сирил хотел жениться на мне: этой мысли было достаточно для моей эйфории. Если бы он мог подождать меня 1-2 года, чтобы я стала совершеннолетней, я бы приняла его предложение. Я уже видела, как живу с Сирилом, сплю рядом с ним, не покидая его. По воскресеньям мы ходим обедать к Анне и моему отцу, ведем общее хозяйство, и, возможно, даже мать Сирила поможет создать атмосферу праздничного обеда.
Я встречала Анну на террасе, она спускалась на пляж, присоединяясь к моему отцу. Она встречала меня с ироническим видом, с которым встречают людей, которые много выпили накануне. Я спросила ее, что ей нужно было сказать мне тем вечером, перед тем, как я легла спать, но она отказалась ответить, смеясь, под предлогом того, что это меня смутит. Мой отец выходил из воды, большой и мускулистый, он показался мне великолепным. Я купалась с Анной, она тихо плавала, голова над водой, чтобы не намочить волос. Затем мы все втроем растянулись друг рядом друг с другом, ничком, и я разместилась между ними, молчаливая и спокойная.
Именно тогда лодка появилась вдали, в бухте, с поднятыми парусами. Мой отец увидел ее первым.
«Этот милый Сирил уже не держится, - сказал он, смеясь. – Анна, простим ему? В сущности, этот мальчик очень мил».
Я подняла голову, я почувствовала опасность:
«Но что он делает? – спросил мой отец. – Он огибает бухту. А! да он не один…»
Анна, в свою очередь, подняла голову. Лодка проплывала мимо нас и огибала нас. Я различала лицо Сирила, я внутренне умоляла его удалиться.
Восклицание моего отца заставило меня подпрыгнуть. Однако в течение уже 2 минут я ждала его:
«Но… но это Эльза! Что она делает там?»
Он повернулся к Анне:
«Эта девушка экстраординарна! Она, должно быть, прибрала к рукам этого бедного мальчика и заставила пожилую даму удочерить себя».
Но Анна не слушала. Она смотрела на меня. Я встретила ее взгляд и спрятала лицо в песок, переполненная стыдом. Она протянула руку, положила ее мне на шею:
«Посмотрите на меня. Вы упрекаете меня?"
Я открыла глаза: она смотрела на меня встревоженным, почти умоляющим взглядом. Впервые она смотрела на меня, как на чувствующее и мыслящее существо, и это – в день, когда… Я застонала, резко отвернула голову к отцу, чтобы освободиться от этой руки. Он смотрел на лодку.
«Моя бедная девочка, - вновь услышала я тихий голос Анны. – Моя бедная Сесиль, в этом – немного моя вина, возможно, мне не следовало быть такой беспринципной… Я не хотела огорчить вас, вы верите мне?».
Она нежно погладила мои волосы, затылок. Я не двигалась. У меня было то же самое впечатление, как и когда песок уходил подо мной, когда уходила волна: желание расслабиться, желание нежности захлестнуло меня, и никакое чувство, ни горе, ни желание, никогда не увлекало меня так, как это. Оставить эту комедию, доверить свою жизнь, отдать себя в эти руки до конца своих дней. Я никогда не испытывала такой захватывающей, жестокой слабости. Я закрыла глаза. Мне казалось, что мое сердце перестало биться.