Полынья - глава 11

Степнячка чуть склонила голову набок и взглянула на Эдгара, словно собиралась прожечь его взглядом.

– Лошадь выпивала вместе с вами? – уточнила она, взглянув на Мышку.

Эдгар шагнул к ней и чуть покачнулся, забыв про поврежденное колено.

– Да вы на ногах не стоите. Давайте-ка лошадей, я их пока заведу в денники и расседлаю. Идите в дом, – Динара кивком указала на маленькое строение. – Некрашеная дверь в торце, вы не ошибетесь – она одна. Там моя комната. Ложитесь, раз уж на ногах не держитесь. Уборная во дворе, слева от двери. Я скоро приду.

Она вскинула голову, взглядом указывая на дом, ловко подхватила всех четырех лошадей под уздцы так, что никто ни с кем не запутался и никому не помешал, и повела их к конюшне. Эдгар вдруг поймал себя на том, что слишком уж долго смотрит кочевнице вслед и не может отвести глаз от ее ладной фигуры. Он проводил Динару взглядом до самого входа в конюшню и только после этого, прихрамывая, направился к дому.

Комната оказалась почти пустой. Было видно, что Динара еще не успела обустроиться, – она, похоже, даже вещи не разложила, да и раскладывать ей особо было нечего: Эдгар увидел в углу лишь один саквояж, и тот, казалось, не заполнен и наполовину. На спинке стула висело нежно-голубое муслиновое платье, в углу у двери стояли крошечные кожаные туфельки.

Он осторожно сел на кровать. Голова немного кружилась – сказывались и усталость, и то, что щека до сих пор кровоточила. Куртка и рубашка пропитались кровью, и Эдгар с сожалением подумал, что если черную кожу куртки можно будет отчистить, то с рубашкой-то ему точно придется проститься. Он откинулся назад, прислонившись спиной к стене, нашарил в кармане платок и придавил щеку, чтобы остановить наконец кровь. Взгляд его снова упал на муслиновое платье. Динаре, наверное, идет этот ярко-голубой цвет. Он попытался представить, как смотрится кочевница в легком городском наряде, но тут за дверью послышались шаги, и степнячка быстро впорхнула в комнату. В руках у нее была глубокая миска и лоскут чистого полотна.

– Не волнуйтесь за вашу лошадь, – начала она. Эдгар обратил внимание, что Динара с его подачи перешла на стейнбургское наречие, которое словно подчеркивало дистанцию. Что ж, тем лучше.

Она бросила на него быстрый взгляд и, отвернувшись, принялась рыться в саквояже.

– Ухо я ей обработала, три-четыре дня – и все затянется.

– Спасибо.

– Теперь можно заняться вами, – Динара вынула из саквояжа большой футляр из грубой толстой кожи – похоже, совсем новый. – Правда, моих степных трав у меня сейчас нет, но кое-что я у аптекаря в Асте купила, я ведь собиралась в дорогу.

– Куда?

Степнячка пожала плечами:

– Не знаю. Думала куда-нибудь податься, но случайно нашла работу тут. Повернитесь ко мне. И снимите куртку и рубашку, все равно надо все отстирывать от крови. Так, а с коленом-то что? – спросила она, заметив, как Эдгар замер, неосторожно повернувшись. – Во что вы ввязались, да еще и лошадь втянули?

Динара бросила на него ехидный взгляд и вдруг, не дождавшись ответа, ахнула, словно ее поразила внезапная мысль.

– Постойте, – произнесла она, хотя Эдгара не надо было останавливать – он не сказал ни слова. – Вы появились тут с четырьмя лошадьми. Одна ваша, я ее помню. И три вороных мерина. Как на подбор. Чернющие, словно уголь, без единой отметины. Это же лошади чернокрылых?

– Да.

– А их хозяева? Вы… вы их что, убили?

– Пришлось.

– Наклоните чуть голову, – Динара, смочив в миске светлый лоскут, осторожно промыла рану на щеке, потом вынула из кожаного футляра маленькую склянку. – Ничего, тут все быстро заживет, правда, шрам останется. Ну и колючий! Нет, не отвечайте мне, вообще не говорите пока. И не улыбайтесь – пусть этот бальзам немного подсохнет. Да снимите вы наконец куртку с рубашкой! И штанину задерите. Или снимайте все – я не гимназистка, а замужняя дама, при виде подштанников не покраснею.

Эдгар покосился на ее серьезное и даже строгое лицо и, стараясь не рассмеяться, начал стягивать с себя одежду. Снимая рубашку, он не сводил взгляда со степнячки. Динара заметила изуродованную спину, глаза ее вспыхнули, ресницы задрожали. Она ничего не спросила, но посмотрела вдруг с таким сочувствием, что у него перехватило горло, а потом быстро перевела взгляд на распухшее лилово-желтое колено.

– Сильно болит?

– Вполне терпимо.

– Вот бинтов-то у меня нет, а пригодились бы, – Динара снова принялась рыться в своем футляре. – Зато есть прекрасное средство от ушибов – я же буду работать с незаезженными лошадьми, так что запаслась.

– Что за средство?

Степнячка вдруг растерялась:

– Не знаю, как по-стейнбургски…

– А на твоем наречии? – Эдгар перешел на язык кочевников, Динара тут же ответила, но незнакомое слово ничего ему не говорило.

– Такая буро-зеленая губчатая штука, в реке водится, – пояснила степнячка и снова перешла на стейнбургский. Она развела теплой водой что-то сухое и перемолотое, наложила эту смесь на колено, вытерла руки остатком тряпки. – Если будет сильно жечь – скажите. Колено не тревожьте, без необходимости не вставайте.

В скудно обставленной комнатке часов не было, но Динаре это никак не помешало: она, выросшая в бесконечных переходах по степи, просто выглянула в окно и бросила мимолетный взгляд на солнце, которое почти подобралось к полудню.

– Вы ели что-нибудь сегодня?

– Да, но от обеда не откажусь.

– Хорошо, я принесу, – степнячка обернулась к двери. – Устраивайтесь, как вам удобно. Нет, но как вы все-таки тут оказались? Таких случайностей не бывает.

– А это и не случайность. Я обещал герцогу Роберту, что постараюсь вас найти.

Динара резко вскинула голову, коротко остриженные черные пряди всколыхнулись:

– Я туда не вернусь. И силой вы меня не заставите!

Эдгар сделал обиженное лицо, еле скрывая улыбку:

– Я похож на человека, который может применить к женщине силу?

Вместо ответа Динара фыркнула и пожала плечами.

– Что вы думали делать дальше? – спросил он. – Не собирались же вы всю жизнь провести на конюшне? Я знаю, что вы вырвались от чернокрылых, как-то обошли волков. Прикормили?

– Да.

– Хорошо, а дальше-то что?

– Вам какое дело?

– Как хотите. Опасность вам не угрожает, так что я могу вас спокойно оставить хоть сейчас.

– И куда вы с таким коленом?

– Ничего, бывало и хуже.

– Я заметила, – кивнула Динара, имея в виду его изуродованную спину. Она тут же спохватилась, но было уже поздно – слова успели сорваться с ее языка. Степнячка на миг смутилась, опустила голову, но тут же снова вздернула подбородок и неожиданно выпалила:

– Кто вам генерал Мариус?

У Эдгара словно заледенело лицо, и степнячка пожалела о своем вопросе, но он сразу взял себя в руки и ответил сдержанно и спокойно:

– Это мой отец.

Она, ожидавшая чего-то подобного, опустила взгляд. Теперь Динаре было стыдно, что она не сумела сдержать любопытства: она получила подтверждение своих догадок, но не знала, что сказать.

– Вы думаете, как генеральский сын стал всего лишь простым секретарем, пусть и у знатного человека?

Динара наконец решилась посмотреть ему в глаза.

– Я не буду ничего спрашивать. Не рассказывайте, если не хотите.

Вместо ответа Эдгар, который уже устроился на узкой кровати полулежа, осторожно подвинулся в сторону. Динара молча села на освободившееся место.

– Отец прославился еще в молодости, задолго до моего рождения, – начал он на стейнбургском наречии, словно нарочно снова подчеркивая дистанцию. – Так что мы с Георгом с самого детства росли в достатке и ни в чем не знали отказа, хотя и были воспитаны так, что ничего не просили. Отец появлялся редко, он все время пропадал в походах, но каждый его приезд был как праздник. И как экзамен.

– Георг – это ваш брат? – еле слышно спросила Динара.

Эдгар улыбнулся. Она и не знала, что у него может быть такая теплая и трогательная улыбка.

– Больше, чем брат. Братья ведь родные вынужденно, по крови, да? И не всегда они близки друг другу душой. А мы с Георгом были лучшими друзьями. Мои родители прожили вместе несколько лет, детей у них так и не появилось. Отец, как я говорил, вечно пропадал в военных походах. Мать подолгу оставалась одна, ей хотелось о ком-то заботиться, и они с отцом взяли на воспитание сироту из приюта для бездомных. От Георга никогда не скрывали, что он приемный, а не родной, – да и ему тогда было уже лет пять. Как только для него обустроили детскую, купили пони, подыскали гувернера – так моя мать сразу поняла, что беременна. Так мы вдвоем и росли. И я всегда знал, что у меня есть старший друг, который за меня, если что, может и шею кому-нибудь свернуть.

– Вы и сами можете за себя постоять так, что никому мало не покажется.

– Сейчас-то да. А вот когда в семь лет вместо привычного дома оказался в пансионе, то сразу понял, что друг на несколько лет старше – это прекрасно.

– Доставалось? – понимающе кивнула Динара, вспомнив свои первые дни в классической дамской школе.

– Еще как! Георг к тому времени уже учился в военной гимназии, а меня отправили в подготовительный пансион при ней. И если бы не он, мне было бы куда тяжелее.

– Значит, вы потом тоже учились в этой гимназии?

– Конечно. Разговор о будущей профессии дома вообще никогда не поднимался – нас с Георгом по умолчанию ждала военная карьера. Но отец хотел сразу пресечь все возможные слухи о протекции, так что путь в инженерные войска нам точно был закрыт. Военная гимназия, несколько лет службы, потом – офицерская кавалерийская школа. Разница в возрасте, огромная в детстве, в двадцать пять или тридцать уже особой роли не играла, так что, к счастью, дальше наши пути всегда шли вместе.

Динара чуть склонила голову набок, показывая, что слушает и не хочет перебивать.

– Мы оба были зачислены в императорский гусарский полк. На юге шли постоянные стычки с кочевниками, нас направили туда навести порядок. Был май, как сейчас. Полк стоял недалеко от Лодда, и мы чуть ли не каждый день гоняли южных кочевников от ближайших деревень. Вскоре они, казалось, уже почти успокоились и перестали набрасываться на наши деревни, но вдруг из одного селения, что было возле Лодда, снова прискакал посыльный с просьбой о помощи. Наш эскадрон послали в ту деревню, чтобы прогнать кочевников. Первый эскадрон императорского полка, – Эдгар улыбнулся, но улыбка получилась кислой, – вы представляете, ваша светлость, что это?

– Нет, – призналась она.

– Больше сотни отборных всадников. Достаточно было и половины, чтобы разобраться со всеми кочевниками в округе, но нас отправили всех – видимо, чтобы им уж точно неповадно было больше лезть на территорию империи. Была теплая и лунная майская ночь. Мы с Георгом и Зигфридом, нашим общим другом, поехали к деревне на разведку. Остальные ждали нас, спустившись в укромную лощину, со всех сторон укрытую лесом. Мы должны были вернуться к утру, а то и раньше. Перепуганный крестьянин – тот самый, что примчался за помощью – показывал тропинку и торопил нас, боясь, что деревню совсем разорят. Он говорил, что потратил на дорогу больше часа. Мы понимали, что без него, втроем, могли бы скакать куда быстрее, но опасались в темноте и в незнакомой местности сбиться с пути. Тропинка была узкой, крестьянин ехал впереди, я следом за ним, Георг и Зигфрид – за нами, чуть подальше. Лес поредел, и как только мы выбрались из чащи на поле – так сразу же наткнулись на отряд кочевников.

– Крестьянин привел вас к засаде?

– Скорее всего. Слишком уж странно для простого совпадения.

– И что? – тихо спросила Динара.

– Я успел крикнуть Георгу и Зигфриду, чтобы мчались назад. Часть кочевников, конечно, могла кинуться за ними в погоню, но на узкой тропинке я бы смог их на какое-то время задержать – а наши лошади были куда быстрее, чем их крепкие, но не слишком резвые кони.

– И они вас бросили? – не поверила степнячка.

– Они все сделали правильно. Принимать бой втроем против двадцати – глупо, а вот предупредить остальных надо было как можно быстрее.

Ее черные глаза засверкали. Динара поймала взгляд Эдгара, прищурилась и спросила:

– А если бы Георг ехал впереди, а вы – у него за спиной? Вы бы развернулись и оставили его на растерзание кочевникам?

– Это было единственно правильным решением.

– Оставили бы или нет? – повторила Динара.

– Оставил бы.

Степнячка посмотрела на Эдгара с неодобрением и даже яростью.

– Дальше, – сухо проговорила она.

– Я сцепился с остальными.

– Один?!

– А что оставалось? И сразу понял, что это подготовленные воины, а не просто кочевники. Похоже, они раскошелились на отряд хороших наемников. В одного я разрядил пистолет, двоих или троих успел раскроить саблей, еще одному разбил голову копытами, подняв лошадь на свечку.

– Эту серую красавицу? – вдруг улыбнулась Динара.

– Нет. Масти лошадей императорского полка строго определены, вы не знали?

– Конечно, не знала.

– У каждого эскадрона – своя масть. Первый – золотой, лошади у нас были соловые или светло-рыжие, – Эдгар улыбнулся ей в ответ, но тут же снова помрачнел. – Когда я понял, что это наемники, – порадовался, что успел отослать Георга и Зигфрида. С несколькими нападавшими я справился, но их было два с лишним десятка, и ясно было, что долго мне не продержаться.

– А крестьянин?

– Сразу же юркнул в лес. Он-то эту местность знал до последней стежки. Если, конечно, и правда из той деревни.

– И они вас схватили?

– Да. Несколько пуль наемников прошли мимо, но после очередного выстрела лошадь подо мной начала валиться. А бой одного пешего с двадцатью всадниками – дело почти безнадежное. Я старался продержаться, сколько можно, чтобы Георг и Зигфрид успели скрыться.

– А потом? – тихо спросила Динара.

– А потом – в конце концов оказался на земле, носом в траве. Мне заломили руки за спину, стали связывать, потом кто-то крикнул – мол, дайте ему по башке, чтобы не дергался, только не перестарайтесь. Я удивился – сказано это было не на наречии кочевников, а на чистейшем стейнбургском – но подумать об этом не успел, потому что после удара по затылку очнулся уже в какой-то незнакомой комнате. Связанный. Кажется, в небольшом доме вдали от всего, на краю леса.

Эдгар замолчал, Динара его не торопила – она видела, как закаменело у него лицо, и боялась даже выдохнуть лишний раз. Степнячка осторожно, не поднимая ресниц, покосилась на него и замерла. Правильные и строгие черты, подсохшая кровь на щеке, синие-синие глаза, растрепанные черные пряди… Она отвела взгляд в сторону.

– Комнату и дом я почти не помню – голова раскалывалась, сильно тошнило, и я старался никаких лишних движений не делать. Потом вошли несколько наемников. Теперь, услышав, как они говорят друг с другом, я точно понимал, что это не южные кочевники. Один из них – видимо, старший – предложил мне по-хорошему рассказать, где расположился эскадрон и как к нему подобраться. Все было понятно: кочевникам давно нужна была какая-нибудь яркая и броская победа над войсками империи, а уж первый эскадрон императорского гусарского полка – прекрасная цель. Я, конечно, отказался. Старший наемников – остальные по-прежнему молчали – сказал, что я еще пожалею об этом. Он отошел в сторону, кивнул остальным, те подхватили меня и потащили в подвал. Вот подвал я запомнил хорошо, – Эдгар снова попытался улыбнуться, но улыбка опять вышла кислой. – Добротный подвал, выложенный кирпичом. Просторный. Никаких припасов там, похоже, никогда не хранили, – у одной стены стояла деревянная скамья, в стене напротив был внушительный железный крюк. Мне связали запястья покрепче и подвесили на этот крюк лицом к стене. Повезло, что не догадались вывернуть руки – видно, просто не умели, все-таки это были наемники-воины, а не палачи.

– И… и что? – Динара покосилась на исполосованную кнутом спину.

– Их старший еще раз спросил, буду ли я наконец говорить. Я был дураком – был уверен в себе и приготовился умереть героем.

Степнячка почти неуловимо коснулась его запястья и тихо сказала:

– Не рассказывайте, если не хотите.

– Да что уж теперь. Я висел лицом к стене и не видел, что происходит за спиной, только слышал. Громыхнула дверь, кто-то быстро спустился по лестнице, и старший спросил, принесли ли кнут. Моей стойкости хватило на несколько первых ударов – их я, кажется, встретил молча. Потом начал подвывать, потом – орать в голос. Не помню. Пару раз терял сознание, меня снимали, клали на лавку, отливали холодной водой и снова вешали на крюк. С тех пор не могу спокойно видеть холодную воду. Словно тонешь в какой-то полынье. От геройских замашек не осталось ни следа, была единственная мысль – сдохнуть как можно скорее, чтобы это прекратилось. Потом… потом ничего не помню. Очнулся, лежа на той же лавке лицом вниз. Сколько прошло времени, что случилось – не понимал. Наемников в подвале не было, но я чувствовал, что кто-то рядом есть, только вот сил не осталось, чтобы хотя бы голову повернуть. Может, я что-то промычал. Не помню. И вдруг услышал голос Георга: «Эдгар, ну наконец-то! Живой!» Это был голос моего лучшего друга, почти брата, – я знал все его интонации и, хоть и был еле живой, почувствовал, что говорит он как-то натянуто. Как будто должен начать трудный разговор и не может решиться. Сил отозваться у меня не было. Георг остановился рядом, осторожно погладил меня по голове, видно, боясь причинить лишнюю боль. Потом тяжело выдохнул и начал: «Теперь уже не вини себя, уже поздно. Да и никто бы не выдержал. Мы опоздали. Их… их было не так и много, не больше наших, но они ведь от тебя точно знали, где расположился эскадрон, как расставлены часовые… даже боя особо и не получилось – почти всех они перестреляли еще издали, ночь-то светлая, лунная». Я не мог понять, о чем он говорит. Точнее, не мог поверить.

– И… и что же? – еле слышно выдохнула Динара.

– Первой моей мыслью было скорее добраться до Лодда, где стоял полк – остальные три эскадрона. Хоть полумертвым, но добраться, рассказать обо всем полковнику, а там…

– Что?

Эдгар пожал плечами:

– Трибунал, а дальше – или расстрел, или, что скорее, каторга лет на двадцать, а потом пожизненная ссылка.

– Вы не похожи на человека, который может такого испугаться.

– Такого все боятся, я не исключение. Но я был в душе уже готов ко всему. Попытался приподняться, завыл, снова рухнул носом в скамейку. Георг меня удержал, помог сесть, принес откуда-то воды, потом дал хлебнуть коньяка из своей фляжки. «Я знаю, что у тебя на уме, – сказал он, – но подумай о родителях. Если будет военный суд – твой отец тут же узнает все. И ты понимаешь, что он сделает». Георг был прав. Я дурак, что сам сразу об этом не подумал.

– О чем?

– Мой отец – человек старой закалки и старых нравов. Он был воспитан еще во времена дворянских титулов, и понятия о чести у него – да примерно как у герцога Роберта.

– То есть непоколебимые.

– Да. И если б он узнал, что случилось, то сначала бы лишил жизни мою мать, которая произвела на свет предателя, а следом и сам пустил бы себе пулю в лоб.

– То есть выбора у вас и не было, – Динара отвернулась, зрачки ее засверкали. На миг Эдгару показалось, что в глазах степнячки блестят слезы, но он тут же понял, что ошибается: в ее взгляде была холодная отрешенная ярость. С такими же глазами – сухими, горящими – она ехала рядом с ним из стана кочевников в Стейнбург.

– Не было.

– Как могло случиться, что отряд наемников добрался до лощины, где стоял эскадрон, раньше, чем ваши друзья? Их было всего двое, у них были прекрасные лошади, и они, развернувшись, сразу помчались к остальным, так? А вы еще несколько минут сдерживали наемников, да и потом сколько времени ушло, чтобы довезти вас до того дома, затащить в подвал, вырвать признание?

– Просто случайность. Это же самый юг империи. Горы, узкая тропинка, внезапная лавина. Ни Георга, ни Зигфрида не задело, но на объезд им пришлось потратить кучу времени. Когда они выбрались к лощине, было уже поздно.Они убедились, что помощь никому не нужна – помогать было уже некому. Зигфрид бросился в Лодд, а Георг поехал к месту, где мы наткнулись на засаду – пытался меня найти. Он еще не знал, что тут случилось и как наемники отыскали нашу лощину, но по пути догнал остатки их отряда.

– Остатки?

– Да, их после стычки тоже осталось всего несколько. Так он узнал, что случилось и где меня искать.

– А дальше?

– Георг, зная меня, убрал подальше все оружие, до которого я мог бы добраться, и все веревки. Хотя я ничего и не мог. Потом чуть ли не силой заставил что-то съесть, снова уложил на лавку и отправился на поиски повозки. Не знаю, сколько прошло времени. Он вернулся с каким-то крестьянином, помог мне добраться до телеги, выгреб все деньги, которые у него были, и отдал их мне. Мы тронулись. Я надеялся, что крестьянин, который видел, как Георг отдавал мне кошелек, решит меня убить где-нибудь в лесу, но он оказался честным человеком. К вечеру мы были у большого разъезда, где вот-вот должен был остановиться дилижанс. Я завернулся в плащ Георга и сам не помню, как дошел до дилижанса и поднялся внутрь – но ведь дошел как-то. И уехал, не понимая, куда, – Эдгар замолчал, посмотрел на Динару, ожидая отклика. – Потом в пути случайно встретил герцога Роберта. Ему нужен был секретарь и переводчик, а я владею несколькими языками и сносно излагаю мысли на бумаге. Вот и все.

– Вы поэтому дрались в Стейнбурге чуть ли не через день?

– Может быть.

– А кто такая Сюзанна?

– Что?!

– Сюзанна.

– А, артистка стейнбургской оперетты. Из кордебалета.

– Я слышала, вы из-за нее тоже дрались.

– С бароном Германом, да. Было дело. Он пытался силой затащить ее в свой экипаж.

– Она красивая?

В синих глазах Эдгара вдруг появились хитрые искорки.

– Сюзанна? – еле пряча улыбку, уточнил он. – Да, очень. Роскошные белокурые кудри, огромные голубые глаза…

Динара почти рывком поднялась, резко вскинула голову, встряхнув коротко остриженными прядями:

– Мне надо работать. Еду сейчас принесу, я помню.

И она стремительно вышла из комнаты, шваркнув дверью о косяк так, что на столе подпрыгнули миска с остывшей водой и масляная лампа.