Альфа и омега

      За окном поезда безумствовал май. Аккуратная, симпатичная девчушка лет двенадцати долго и неутомимо вертелась на мягком сиденье электрички. Белоснежная улыбка, пшеничные локоны и оленьи глаза представали в разных позах, и ею невозможно было не залюбоваться. Золотистая кожа и егозливые развороты гибкого тела в чёрном платье притягивали десятки глаз. И вот, в конце концов, она умаялась. Вдруг задумчиво посмотрела на радостно зеленеющие за вагонным стеклом леса, поля, сладко зевнула и тихо улеглась. Гибкое, русалочье тело с кошачьей грацией растеклось по синеве дивана. И теперь, казалось, что она будто плыла на лазуревых волнах неспешно летящего поезда, уютно забывшись в безмятежном сне. Можно было бесконечно наслаждаться прекрасной картиной спящего ангела, но в то же время почему-то думалось о  том, сколько любви и ненависти, горя и радости было вложено в это пока ещё юное, только начавшее расцветать существо. Сколько всего предстояло испытать и пережить этой невинной девчушке, пока она не превратится из порхающего мотылька в дряхлую, полоумную старуху? Сколько всего обрушиться в будущем на эти хрупкие плечи? Огрубеет от прожитых лет нежная кожа, обезобразятся ангельские черты, располнеет изящное тело и станет она похожа на рядом сидящую бабушку или мать, так безучастно смотрящую сейчас вдаль. Начало и конец, альфа и омега, будто одной и той же жизни, находились в эти минуты друг напротив друга. Словно отражения одного и того же существа, искажённые до неузнаваемости зеркалом времени. Что могло быть поразительней, реальней и трагичней, здесь и сейчас, в несущемся на восток вагоне. А пока юное, не ведающее о том, создание, сладко спало, отвернувшись к спинке дивана. В своих упоительных снах бабочкой порхая над бренным прахом мира и само собой, радуя десятки спешащих куда-то пассажиров, как будто являясь продолжением весны за окном.
                Виталий Сирин