Армани

Причин поехать в Сайму было множество; и частных и общих.

Федотов полагал, что именно в последний день горнолыжники более всего подвержены серьезным травмам. Поэтому в этот день он от спусков воздерживался.

Девушки сообразили, что горнолыжные прикиды вполне можно использовать и для равнинных лыж. Конечно, если не бежать быстро, ну а кто собирается?

Марьяша и Сергеев немного устали чувствовать себя на склоне откровенными чайниками. К тому же Сергеев вывихнул руку и новых падений понятным образом опасался.

И вообще, на горе было классно, но после пяти дней захотелось чего-нибудь новенького. В Сайме же были обещаны уютные гостевые домики с ресторанчиком при административном здании, прокат беговых лыж, дорожки, проложенные в столетнем хвойном лесу, чудесные виды с высокого берега Чуни. Не говоря уже о том, что из Саймы Федотовым было ближе возвращаться домой. Что они и собирались сделать на следующее утро.

Договорились на десять утра, но приехали почти одновременно где-то чуть позже одиннадцати. Федотовы по присущему им раздолбайству, Сергеев с Марьяшей по объективным причинам. Вывихнутая рука Сергеева серьезно распухла, и перед самым выездом Марьяша замотала ее в шаль, связав концы под затылком Сергеева. Управлять одной левой по свежему снегу на летней резине было трудно; поэтому ехали медленно и осторожно. Когда за городом за руль села Марьяша, у нее получилось ненамного быстрее.

Крайний у леса гостевой домик оказался длинным срубом с печной трубой в одном конце и с крылечком в другом. Марьяша остановила машину рядом с одиноким “Чероки” Федотова. От  внедорожника еще пахло теплым металлом, а снежинки, падающие на капот, продолжали таять. Войдя, Сергеев с Марьяшей очутились в широком отделанном деревом коридоре, откуда по три двери с каждой стороны вели в номера, и одна в торце открывалась в общий зал. Федотовы оказались за последней дверью слева. Больше в доме, похоже, никого не было.

Пока перекрестно перецеловались, прокомментироваили трудную дорогу в Сайму и руку Сергеева, внесли и разложили вещи в комнате напротив Федотовых и осмотрели зал, прошло еще минут двадцать. За это время небо сильно нахмурилось, и уже метелило не по детски. Прогноз, впрочем, обещал скорое улучшение погоды, поэтому с походом за лыжами в административное здание и последующим катанием решили просто повременить. К концу февраля дни уже заметно прибавили; ни от кого не убудет, если выйдут на лыжню, ну, хотя бы, после трех-четырех. Так чтобы и закат над рекой заодно посмотреть.

Пока же решили провести время в зале, благо никого чужих не было, а камин был, и дрова рядом стопкой сложены. И коньяк у Федотовых нашелся. И фрукты с шоколадом. А у Марьяши с Сергеевым очень приличный сыр от местного фермера. Уютно посидели. За окном черт-те что творится, а в зале тепло; поленья потрескивают, языки желтого пламени между ними просачиваются. Поднимаясь, свиваются синеющими концами как декадентские пионерские галстуки. И все друг-друга любят.

А потом выглянули в окно; небо расчистилось, солнце светит, хотя и ветрено – вон, видно, ветки гнутся. И вроде как кататься приехали, значит надо за лыжами идти. Федотов встал. И Сергеев встал. Но Сергеева девушки назад усадили – нечего с больной рукой суетиться, еше неизвестно, как кататься будешь. Женщины легко такие вещи делают – улыбками, жестами, легкими прикосновениями. Словами без особого смысла, но сотканными исключительно из теплых доверительных эмоций. Вместо него Марьяша с Федотовым идти собралась. Настя еще Федотову что-то перед уходом на ухо сказала и вроде как что-то передала. А после повернулась к Сергееву:   

- Ты не переживай так. Вернутся. Нам тоже с тобой есть о чем поговорить

При этих словах Марьяша обернулась, но Федотов увлек ее за собой.

На крыльце остановились, привыкая к яркому солнцу и резкому ветру. Спустились на снег; Федотов, положив руку на талию Марьяши, попытался направить ее к внедорожнику. Но ощутил неожиданное сопротивление. Марьяша, взглянув туда, где стояли занесенные снегом “Чероки” и “Камри”, а рядом теперь притулился сильно неновый черный “Мерседес” с тонированными стеклами, отрицательно помотала головой:

- Пешком пойдем, - сказала она. Потом добавила, покосившись на Федотова с извиняющейся улыбкой. - Три часа за столом сидели, устала.

Пешком, так пешком. Федотов был всем доволен. Ладонь еще помнила прикосновение к Марьяше, и он размышлял о том, какова эта сильная и гибкая девочка в постели. Наверное, Сергеев счастлив по самое немогу. Да это и видно. Сейчас ревнует небось. Хотя он там с Настей.  На секунду Федотов задумался о том, не опасно ли было оставлять с другом сильно подпитую Настю, но успокоил себя тем, что Сергеев не такой, к тому же его прежняа влюбленность в Настю, очевидно, исчезла. Да и верить в плохое в ясный солнечный день, когда коньячное тепло еще разливалось по телу, казалось смешным и мелким.

Марьяше тоже было хорошо. Она сознавала, что за неделю знакомства Федотов произвел на нее сильное впечатление. Ее отношения с Сергеевым – это другое, но иметь такого друга как Федотов, да, и Настя, конечно, Настя тоже, было на редкость приятно. Одновременно, странным образом что-то начинало ее тревожить все больше и больше. Что-то неправильном образом сдвигалось в порядке вещей. Связанное с Сергеевым? Ее бабушка, не расставшаяся с мистической картиной мира дочь своего племени, бросила бы все и побежала назад. Марьяша была испорчена формальной логикой. Ну что, действительно что, может за эти минуты случиться? Ей очень хотелось позвонить Сергееву, но в данных обстоятельствах это могло показаться проявлением мелкой смешной ревности, и она не решилась.

Впрочем, прокат лыж был недалеко, и особого времени для переживаний не было.


Сергеев сидел в глубоком кресле. Настя, положив ему руки на плечи, стояла, нависая над ним сзади. Для пущей секретности она говорила ему в левое ухо, несмотря на уединение в пустом зале.

- Признайся, Сергеев, пока мы одни. Я никому не скажу. Кого ты любил три месяца назад? Ну, кого?
- Три месяца? - Сергеев не собирался отвечать на этот вопрос, но заявить об этом не мог.
- Три. Ладно, не говори. Я замужем за Федотовым и я его люблю. А ты любишь Марьяшу. Теперь. Я все равно помню как ты тогда за меня дрался. С Федотовым. Вместе с Федотовым. А не против. А я даже спасибо тебе не сказала. И на свадьбе, ты один вел себя как мужчина. Спасибо. - Настя изогнулась и поцеловала Сергеева в щеку и чуть-чуть в краешек губ. Сергеев не двигался. Настя отодвинулась и засмеялась:

- Смешной, ты, Сергеев. Мог бы и поцеловать меня. Я не такая опасная как ты думаешь. Ладно, ты должен сейчас сделать одну вещь. Закрой глаза, - Настя подумала - и подними руку вверх. Левую. Да не бойся, я тебя не изнасилую. Пока.

Сергееву показалось. что краем глаза он заметил мелькнувшую в окне тень. Но, посмотрев в упор, не увидел ничего лишнего.

- Я не боюсь
- Ну тогда делай. И не открывай глаза пока я не скажу.

Сергеев закрыл глаза и поднял руку. Настя достала из сумочки на столе коробку, раскрыла ее, вытащила большие наручные часы и застегнула их на руке Сергеева:

- Смотри

Сергеев открыл глаза и увидел стрелочные часы в корпусе белого металла с серебряной коронкой на циферблате.

- “Армани”. Носи Сергеев, на добрую память от твоих друзей. Меня, то есть. И Федотова, конечно.

Часы Сергееву понравились. Он обходился телефоном с тех пор как его часы пропали в больнице вместе с туфлями и галстуком. Но, для порядку, он полувозразил:

- Насть, спасибо! Крутая машинка! Правда здорово. Но это перебор, честно. Вы уже лыжи подарили. Хватит уже, - и он и она понимали, что часы у Сергеева на руке останутся, и были этим довольны.

- Ладно, Сергеев, все это мелочи. Вот я за тебя радуюсь, и ты пожалуйста тоже радуйся.

Сергеева не нужно было уговаривать. Все было хорошо, скоро вернутся Марьяша и Федотов и все станет просто великолепно. Он улыбался, глядя на Настю, на часы, снова на Настю. Часы с каждой секундой нравились ему все больше и больше. Настя тоже, хотя куда уж больше. Что начинало Сергеева слегка тревожить. Совсем слегка.

Федотов оказался джентльменом и взвалил на плечи три пары лыж с палками и пристегнутыми ботинками. Марьяша несла одну пару – для себя. Она шла быстро, задавая темп. Федотов шел сзади. Наблюдал красивую шею, спину, попу, ноги и улыбался. Немного не доходя до крыльца он сбросил лыжи в снег, встал на одно колено и окликнул Марьяшу.

- Что? - она недоуменно обернулась, но невольно улыбнулась в ответ, увидев расплывшееся от уха до уха в улыбке лицо Федотова. Он манил ее рукой, и Марьяша подошла. Федотов стремительным движением схватил ее за левую, свободную от лыж руку и что-то надел на запястье.

Марьяша взглянула –  это был золотой браслет, стилизованная змейка с изумрудными глазками и крохотной коронкой белого металла на голове – и перевела озадаченные глаза на Федотова. Он уже встал с колена, приобнял ее за свободное плечо и начал:

- Марьяша, это тебе от нас, это “Армани”, скоро поймешь почему “Армани”, просто… -

Его прервал громкий мужской голос раздавшийся из-за спины:

-Вот какой у тебя боксер, Мирела, девочка дорогая. Дай-ка погляжу. Какой мурш! Подарки дарит. От меня не хотела подарки брать. Слышь, боксер, наши женщины не для гаджо, не знал этого? Ты себе русскую телку не смог найти?

Федотов повернулся. Шагах в десяти от него стоял молодой черноволосый мужик с внимательными, глубоко запавшими глазами, мясистым прямым носом и сильным раздвоенным подбородком. Он был смугло-бледен, двухдневная щетина оттеняла нижнюю часть лица. Красив, наверное. Одет в белый пиджак на черную майку, темные туфли и брюки, как будто только что вышел из ночного клуба. В руках у мужика был обрез двустволки. Направленный прямо в грудь Федотова.

Невозможно многое продумать за доли секунды. Но можно ухватить краешки мыслей, перетасовать мимолетные образы, высветить обрывки фраз к чему-то имеющих отношение. “Причем здесь, он думает, что я…” была первой. Потом возник образ себя, стоящего в стороне, и мужика, уводящего Марьяшу прочь. Это был неправильный образ и Федотов от него избавился только чтобы вспомнить себя бегущим со стрелки, потом почему-то всплыло скучное лицо подполковника Скороходова, затем мелькнула фигура Сергеева, уходящего со свадьбы. Терпеть это было невозможно, и Федотов шагнул вперед.

За его спиной Марьяша кричала что-то на незнакомом языке, пыталась вырваться вперед. Федотов, растопырив руки, ее не пускал и шел на мужика. Еще два шага, и можно броситься. Один...

Федотов ощутил случившееся как толчок в грудь. Как нестерпимый ожог изнутри. Он успел подумать, что теперь должен упасть, и упал. 

Федотов умер почти мгновенно. Последним маркером его мысли были горизонтальные слова: “оказывается, не страшно”.

Сергеев услышал крик. Через секунду понял, что это Марьяша, но слов не разобрал. Вскочил, и тут же за окном грохнул выстрел.

Настя бросилась из зала вслед за Сергеевым. Увидела, что вместо того, чтобы бежать к выходу, Сергеев, на ходу срывая повязку с руки, нырнул в свою комнату. Удивилась, но думать было некогда. Настя выскочила на крыльцо и остановилась, тщетно пытаясь осмыслить увиденное.

На снегу лежит человек. Но это же не может быть Федотов? Нет, конечно, просто похож. Федотов жив, а рядом с этим яркие красные пятна. Где Федотов? Он же с Марьяшей ушел?

Какой-то человек тащит упирающуюся Марьяшу к машинам. В руках у Марьяши лыжная палка, и она на глазах у Насти с размаху вонзает ее в туфель человека. Человек рычит, выдергивает из ноги покрасневшее острие, бьет чем-то Марьяшу в живот. Марьяша, согнувшись, падает. Человек взваливает ее на плечо и, оставляя на белом снегу кровавые следы, прихрамывает к черному Мерседесу.

Сейчас, вот сейчас, Настя бросится Марьяше на помощь. Где Федотов? Дверь сзади бухает, Настя отлетает с дороги.

Сергеев сбегает по ступеням, в левой руке держит большое черное ружье, правая нескладно согнута. Водитель Мерседеса захлопывает за Марьяшей заднюю дверь, успевает ввалиться на водительское место. Прогретая машина трогается сразу. Сергеев неловко стреляет с левой руки, целя низко по колесам. Раз, два, три, четыре...

Посторонние лыжники, в испуге остановившиеся метрах в ста от места событий, увидели как отъезжающая от дома черная машина вдруг пошла юзом и уткнулась радиатором в сугроб. Водительская дверь открылась, вышел человек и заковылял назад. В руках у него что-то было, что именно издалека не очень ясно, оружие?

Ему навстречу шел другой человек. И в руках у него вне всякого сомнения было ружье.