Эпилог

Сергеев и Семен, обменявшись выстрелами, стычку пережили.

Семен шел навстречу, волоча поврежденную ногу, опустив дуло обреза вниз и с широкой дружелюбной улыбкой глядя в лицо Сергееву. Он кричал, что ничего плохого не сделал и сейчас, вот прямо сейчас, все объяснит. Только не стреляй. Главное, Мирела, он хотел чтобы ей было хорошо, только и всего. Сейчас поговорим и станем друзьями, все вместе, Мирела сама хотела, она...

Сергеев держал палец на спусковом крючке помпового ружья, направленного Семену в живот, и когда они сблизились, приказал тому остановиться и бросить обрез. Семен сделал вид, что не услышал, говорил про Мирелу и цыганские обычаи; еще несколько метров и он сможет уверенно достать Сергеева из обреза. Сергеев догадывался о том, что может произойти, но первым выстрелить в улыбающегося человека не мог.

Семена подвели раненая Марьяшей нога и городские туфли, неприспособленные к снегу. Выбрасывая вверх руку с обрезом, он поскользнулся и выстрелил наобум. Картечь задела Сергееву правое плечо, и он рефлекторно нажал на курок. Крупная дробь раздробила Семену колено.

В ходе процесса до скамьи подсудимых Семена доставляли в инвалидной коляске. Полиция с радостным воодушевлением навесила на него два нераскрытых убийства и с десяток преступлений полегче, включая раннее нападение с ножом на Сергеева. Поначалу Сергеев не хотел лжесвидетельствовать, но Марьяша настояла. Сказала, что такие как Семен должны сидеть в тюрьме, и именно в этом заключается высшая справедливость. А другую Семен сам никогда не поймет. Сергеев вспомнил, как Семен улыбался, перед тем, как в него выстрелить, и согласился. Марьяша сама позвонила Первухину. Лейтенант, радуясь избавлению от висяка, лишних вопросов Сергееву не задал.

Семену дали пожизненное по совокупности.

Марьяша перенесла операцию, пролежала два месяца в госпитале. Врачи сказали, что по всей видимости она никогда не сможет иметь детей. Бабушка Полина во врачей не верит и заставляет Марьяшу лечиться травами. Марьяша над бабушкой сердито подсмеивается, но отвары пьет.

Марьяша и Сергеев поженились в конце апреля, пригласив на свадьбу горстку друзей, Полину, дядю Шандора с сыновьями и мать Сергеева. Настя за столом заплакала, через секунды Марьяша плакала вместе с ней. Тогда мать Сергеева запела “Калину красную”. Полина подхватила, потом повела. Красивым тенором включился дядя Шандор. Молодые гости слушали в недоумении, потом, вразнобой, начали подтягивать.

Сергеев плакал раньше, на похоронах Федотова. Там он и напился, второй раз в своей жизни. Гроб несли боксеры, с ними Федотов-старший. Он старался держаться бодро, командовать, но красные заплаканные глаза очень его старили.

Подполковник Скороходов гроб не нес. В своей речи он говорил о Федотове с теплотой, обещал наказать его убийцу по всей строгости закона. С поминок он ушел первым, но перед уходом о чем-то минут десять говорил с Настей. Та плакала, сглатывая слезы, кивала головой.

Перед тем как гроб закрыли в последний раз, Сергеев поцеловал Федотова в лоб и положил к его ногам маленький сверток. Только он услышал, как содержимое свертка легонько звякнуло. Золото и серебро –  металлы звонкие.

После похорон Настя проплакала две недели, выехала из дома только раз – навестить Марьяшу в больнице. Поминки на девятый день тоже организовали родители, Настя сидела безучастно, по подсказке говорила положенные слова, пила по принуждению и не пьянела. Через несколько дней позвонили из бюро переводов; у них возникли вопросы по отчетности. Настя им ничего не ответила, еще день просидела в ступоре. Потом позвонила Скороходову. Подполковник выслушал ее благожелательно и пообещал прислать опытную в бухгалтерии сотрудницу для уточнения деталей и принятия решения.

В мае Сергеевы переехали в Землегорск с концами. Настя звонит часто, обещает приехать, когда дела отпустят. Управление бюро переводов оказалось более трудоемким, чем первоначально ожидалось. По слухам, в ней очень заинтересован давний знакомый Федотова полутяж Михайлишин, но Настя держит его на расстоянии.