Амазоны

Есть события, которые делят жизнь человека на до и после. А есть и такие, что переворачивают сразу семьи. Бывают они и положительного характера, например, крупный выигрыш в лотерею. Хотя нет, плохой пример - тут, как показывает практика, не всё так радужно, и в неподготовленных к большим деньгам карманах, чаще всего они не только не задерживаются, но и ещё глубже загоняют людей в прямую кишку жизни. Ну тогда, скажем, переезд из маленькой квартирки в долгожданный большой дом. Тут всё хорошо. Кроме, пожалуй, счетов за электричество. Которое, кстати, гораздо чаще отключают. А ещё необходимости постоянно что-то делать по хозяйству. А ещё зимой снег этот грёбанный убирать почти каждый божий день. В общем, любой даже самый положительный момент в жизни может оказаться таковым только если смотреть издалека и прищурившись. Зато уж отрицательные моменты обычно просто удивительно честны в своей отрицательности.
*
То сентябрьское утро не предвещало ничего экстраординарного для семьи Тарасовых. Олег, будучи совой до последней не выспавшейся клеточки своего тела, махнул сработавший опять будильник на уже вторые по счёту 10 минут вперёд. Но не прошло и пары минут, как с кухни раздался грохот от столкновения поезда с пароходом. Олег резко оторвал голову от подушки, но глаз не открыл. Положил её обратно, открыл таки один глаз, глянул на телефон и осознав, что день в очередной раз победил ночь и вставать всё же придётся, запустил в себе ритуал пробуждения. Начинался этот ритуал всегда с затяжных потягушек с явной буквой "ять" на выдохе. Далее должно быть перемещение в ванную для перевода тела из мятого режима в мокрый - чтобы Олег утром не пошёл в душ он должен или быть при смерти, или уже проснуться в душе. Второе, кстати, пару раз таки случалось в его практике злоупотребления крепкими напитками, но, как говорится, кто сам безгрешен пусть бросит...врать. Есть люди, которые никогда не ложатся спать не помывшись, Олег же без душа категорически отказывался начинать жить очередной день. Дальше кофе и сигарета. Точнее теперь кофе и айкос. И это был единственный раз за день, когда Олег позволял себе покурить. Кофе чёрный и не сладкий, потому что сахар и молоко от лукавого, а вкус кофе можно понять только в чистом виде без добавок. И вот тогда, с последней затяжкой стика и где-то на полкружки, можно проснуться. Но сегодня сначала придётся зайти на кухню и выяснить причину утренних спецэффектов.
На кухне тихонько кто-то пел под гитару и шумела вода. Голос и музыка шли из телефона и оказались на поверку Булатом Окуджавой, который уговаривал не боятся темени, но и при этом не притворятся счастливыми, а в раковине полоскал какую-то посуду тесть Олега.
- Ой, Олежик, доброе утро. Прости, я тебя разбудил своей криворукостью.
- Не страшно, Юрий Иваныч, мне всё равно вставать надо. Что случилось-то?
- Да сковороду с полки взял, хотел блинчиков вам со Славой сделать, а Настюша в неё опять свои формочки поскидала, вот они мне сначала в лоб прилетели, а потом по всей кухне. Столько раз просил её туда их не складывать и всё без толку! Но я всё уже прибрал. И блинчики не отменяются. Ты иди пока в душ и к первому как раз подоспеешь.
- Она перед работой-то позавтракала хоть что-то?
- Нет, я ей с собой сгоношил опять.
- Третью неделю чёрт-те что, а не график. Я в 19 лет дома больше бывал, чем она сейчас.
- И не говори! Ну будем надеятся, что скоро выправится всё. Вроде она говорила у них там пара новеньких выходят.
- Если не выправится поеду к её Черняховскому и разнос устрою. Ребёнок мать только по фото на тумбочке помнит. Мы как племя мужиков-амазонов какое-то.
- Олежик, ну не кипяти себя с утра пораньше. Весь день потом в пар выйдет.
-  Ладно, я мыться.
Юрий Иваныч жил с ними уже больше трёх лет. После смерти своей жены он пытался жить один, но не смог. Нет, в бытовом плане он справлялся отлично и не было такого домашнего дела, которого он бы избегал. И здоровье кроме ноющих на любое изменение погоды коленей у него было отменное. Не смог психологически. Первое время после смерти тёщи Олег с женой к нему заезжали, что называется, каждый день да через день. Но, естественно, что личные дела, работа обоих и ребёнок не позволили бы сделать такой график постоянным. И старик начал чахнуть. Хотя какой старик? Ему тогда только исполнилось 59. У многих в этом возрасте открывается очередное и даже не последнее по счёту дыхание. И преподавание тогда он ещё не бросил, хотя весь этот кризис выпал на лето и занять его работой было некому. "Олег, мне кажется в нём как будто батарейка садится. Света в глазах с каждым разом всё меньше и меньше. Надо делать что-то!" - сказала после очередного визита к отцу Настя. А что делать-то? Олег не раздумывая сказал, что надо его к себе забирать. Квартира не большая, но трёхкомнатная и как-нибудь уж устроятся. А свою, мол, пусть сдаёт, будет ему к невеликой зарплате технарского преподавателя ощутимая прибавка. Настя другой реакции от мужа и не ожидала, если честно - она знала, что замуж вышла за правильного человека. И хоть нельзя сказать чтоб он с её отцом прям вот души друг в друге не чаяли, отношения у них были очень хорошие и она была уверена, что уживутся. Так и произошло. Юрий Иванович посопротивлялся, поспорил, но было видно, что идея ему понравилась сразу, а согласиться сразу не позволяла только исключительная интеллигентность и боязнь быть помехой в уже устоявшемся быте вполне себе самодостаточной семьи из трёх человек в трёх комнатах. Но в итоге желание не быть одному, а провести "осень жизни" под одной крышей с единственной дочкой, любимым внуком и "золотым", как он его всегда называл, затем, победило. На одном дыхании они в какие-то немыслимые стахановские сроки организовали и переезд, и приведение покинутой однушки в порядок для сдачи.
Весь секрет увядания стариков в их невостребованности. Не в занятости, а именно востребованности. Придумать занятия себе может почти каждый, а вот наполнить их смыслом для человека в таком возрасте может только их необходимость и полезность для кого-либо. Переехав Юрий Иванович ожил, как умиравший в тесном горшке цветок оживает после пересадки в большое кашпо. Тут тебе пошли и постоянные кулинарные эксперименты, и помощь Олегу с ремонтом балкона, который откладывался уже пару лет, а с сентября помощь с уроками внуку и новый учебный год в техникуме, где Юрий Иванович преподавал историю. Свою рентную прибавку к зарплате он категорически отказывался тратить на себя,  то внуку новый телефон купит, то Олегу на новую резину добавит, то Насте, заговорщически подмигивая, подкинет "на помаду".
*
- Папа! Ну мы не бедствуем. Не надо! Подкопи лучше на что-нибудь.
- Настюша, нельзя деньги просто хранить под матрасом. От их нереализованного потенциала портится энергетика. Их надо инвестировать.
- Ой, инвестор! И куда же ты свои все вложил? Что-то не видела тебя выходящим из биржи или банка.
- В ценные бумаги, металлы и прочие акции инвестируют лишь нищие духом крохоборы. Я предпочитаю инвестиции в действительно стоящие того активы.
- Это во что?
- В счастье близких, дочка. И нет на свете ничего более важного!
- Папуль, мы очень ценим твою заботу, но ты бы хоть и о себе подумал немного, а? Давай съездишь куда-нибудь? Ты маме вон помню все уши прожужжал, как в Италию было бы хорошо скататься на развалины эти твои любимые посмотреть.
- Дела давно минувших дней! Во-первых, Настюша,  единственная любимая развалина в моей жизни это была твоя мама. А в Италии руины.
- Ха чёрточка ха чёрточка ха. А во-вторых?
- Во-вторых, не хочу я уже ни в какую Италию.
- Эт почему же?
- Потому что хороша ложка к обеду. Путешествовать надо в молодости. Лет до 50. А мне уже лучше вести оседлый образ жизни.
- Да ну нет! Вон сколько пожилых иностранцев по миру катается. Ты же сам не раз видел эти парочки одуванчиков.
- А это, Настюша, престарелые неудачники , которые свою жизнь потратили на протирание штанов в офисе, а сейчас, когда уже и ходят-то с трудом, вдруг поняли, что мир больше чем их конура и интереснее, чем пасьянс. Ты пойми, с годами желание не пропадает, но пропадает острота - тебя уже сложнее удивить. А ведь именно это и есть самое классное в путешествиях. Когда стоишь такой, голову задрал: "Ух ты!" - и аж дыхание перехватывает. Когда каждый перелёт событие. Когда новые люди вызывают интерес. А сейчас, когда мне седьмой десяток, то перехватывать больше будет не от Колизея, а от цен на гостиницы в Риме. И перелёт это просто быстрый и при этом не самый удобный способ добраться. А новые люди уже больше настораживают, чем интересуют. Хотя есть и плюсы!
- И какие же?
- Зато меня теперь легче порадовать и далеко за этим кататься не надо. Солнечно? Класс! Все здоровы? Замечательно! Форель по акции? Шикарный день! Мама твоя меня отлично понимала. Точнее сказать мы придерживались с ней одних взглядов. Почти на всё. Вот и про путешествия. В молодости поездки расширяют кругозор и помогают мыслить шире. И мы своё покатали! Да, только по Союзу, нельзя было никуда больше, но зато от Балтики до Байкала, от Путорана до Иссык-Куля. До Дальнего Востока вот не добрались. Планировали... Истинно говорят, хочешь насмешить бога - расскажи ему о своих планах...
- Да, пап. Ваши с мамой взгляды, точнее их совпадение меня всегда поражало. Я ведь даже проверки вам исподтишка устраивала - спрашивала, когда вы ну никак не могли сговориться. Всё пыталась понять, раз всегда у вас одно мнение, то оно вот чьё, твоё навязанное маме, или её, навязанное тебе. Кто ты, абьюзер или подкаблучник. Оказалось ни твоё и ни её. Это было ВАШЕ мнение. Как коллективный разум какой-то.
- Ой, Настюша, а даже если бы и подкаблучник? Ничего плохого я в этом не вижу! Твоя мама была совершенно уникальной женщиной, подчиняться которой было бы совершенно не зазорно!
- Папулечка, вы оба уникальные! Я на примере ваших отношений выросла. И думала никогда никого не встречу - так не получится, а не так и даром не надо!
- Но встретила же!
- Встретила.
- И с Олежкой тебе тоже очень повезло.
- Что есть, то есть. Только...
- Что за "только"?
- Да просто я понимаю, что мне с ним повезло гораздо больше, чем ему со мной.
- Ой, да хватит этого посыпания головы пеплом! Ты замечательная жена. Я же вижу. Живя-то с вами, вы как на ладони у меня. Работать вот тебе надо поменьше только. В клинике времени больше, чем дома проводишь.
- Не могу.
- Нет, Настюша! Нет на самом деле никакого не могу. Есть только не хочу.
- А может и так...
- Ну вот есть значит над чем работать с собой. Самосовершенствование во имя блага семьи!
- Самосовершенствование - онанизм. Саморазрушение - вот что действительно важно.
- Тьфу! Опять нигилистов каких-то начиталась. Или насмотрелась?
- И то, и то, пап. Это и роман, и фильм...
- ...и дрянь! Забиваешь себе голову всяческой дичью, потом удивляешься почему тебе с мужем повезло больше. Светлые идеи надо впитывать. Благо человечество гораздо больше их породило.
- Угу, породило светлых идей больше, только дел вот натворило больше тёмных. Может наоборот мы лучше были бы, если больше было бы этой мракоты в головах? Может тогда поступков получалось бы больше светлых?
- Мысль интересная. Хоть и не новая. Дискутировать у тебя сейчас серьезно времени же всё равно нет?
- Нет, папуль, выхожу через 15 минут, а еще как видишь не собиралась даже.
- Беги собирайся. В холодильнике на второй полке в контейнерах покушать тебе. Я рыбку твою любимую запёк с овощами. Ешь и думай о хорошем, а то эта как ты говоришь твоя "мракота" похоже просто банальное упадничество и профанация всего, что есть хорошего в человеке, и приведёт это всё только к несварению и мигреням.
- Браво! Лучше бы я никогда не сформулировала. Всё, я убегаю. Люблю тебя, пап. А мракоту можете с Олегом обсудить. Он тоже не во всём с Палаником согласен. Особенно ему про профанацию понравится.
- Айн момент! Запишу. Па-ла-ник. Надо ознакомится детально, чтоб аргументированно вычистить его из твоего и без того перегруженного разума.
- Всё таки ты лучший!
- Сам тащусь! Спокойной смены не желаю, знаю, нельзя.
*
Олег вышел из ванной комнаты в шортах вытирая мокрую голову полотенцем, лежащим на плечах. Вслед за ним в коридор вывалилось облако пара - мылся он всегда в настолько горячей воде, что жена с сыном называли это "папа варится".
На кухне было абсолютно тихо. Юрий Иваныч сидел за столом и был необыкновенно бледен. Перед ним лежал телефон Олега.
- Вы что это? Всё в порядке?
- Олежик, ты прости меня. Тут телефон твой зазвонил, я увидел, что это Настюша звонит и взял трубку.
- Ну и не страшно. Что она хотела?
-  А это не она была. Это майор полиции был. Жулин его фамилия. Я ещё удивился, бедный, думаю, как он с такой фамилий до майора...
-  С Настей что-то???
-  Там ДТП говорит было...
-  Какое ДТП? Что с Настей? Где она???
-  Жулин сказал её больше нет...
*
- Деда, а не могли что-то нормальное придумать? "Любим! Помним! Скорбим!" Ну стрём же какой-то.
- Ты, Славик, отцу это только не скажи, я тебя очень прошу. Он памятник выбирал. Может и не слишком оригинально, но зато всё правда.
- Мама бы не одобрила.
- Мама бы и то, что ты сейчас голоуший стоишь на холоде не одобрила.
- Не сравнивай!
- А ты не дерзи. Всем нам сейчас нелегко.
Юрий Иванович и Слава стояли у могилы Насти, а Олег стоял возле машины и разговаривал с кем-то по телефону. Закончив он подошёл к ним и сказал:
- Ребят, поехали домой. Мне ещё надо кое-куда скататься.
Слава сразу развернулся и пошёл к машине, как будто только и ждал команды, а Юрий Иванович, поправив один из венков, прошептал: "Вот теперь спокойной смены, Настюша. Теперь можно. Теперь уж не до суеверий". И тоже пошёл вслед за внуком.
Олег задержался на несколько секунд глядя на фото на памятнике. Оно было не очень свежее, пару лет назад Настя делала его на загранпаспорт. У неё тут был уставший вид - после смены забежала к фотографу в магазине рядом с домом. Потом дома рассказывала, что четыре раза переснимали, никак не получалось то, чтобы её устроило бы хоть как-то. Но Олег уже знал какое фото он возьмёт на гранитный памятник. В прошлом году осенью его друг фотограф устроил им фотосессию в парке. Там вообще получилось много достойных снимков, но одно фото нравилось и Олегу, и самой Насте, что в принципе было большой редкостью с её нелюбовью к фотографированию. А это она даже в соцсети выкладывала и на аватарки в мессенджерах поставила. Это было одно из тех редких фото, по которому видно, что человек действительно был счастлив в тот момент.
Но это всё потом. А сейчас у него было дело. Встреча.
*
- Слава, ты кушать будешь? - крикнул Юрий Иванович из кухни.
- Нет, - сказал Слава, тихим голосом заходя на кухню.
- А я что-то проголодался. Может хоть чайку со мной попьёшь?
- Да, чай, наверное, буду.
- Хотя я тоже однако пока чайку. Папа приедет твой и покушаем уже все вместе. Хорошо?
- Мне всё равно.
- Оля-то звонила?
- Да.
- Она сегодня зайдёт к тебе?
- Нет.
- А что так? Могла бы и зайти.
- Потому что я попросил её не приходить.
Юрий Иванович налил чаю себе и Славе - себе как всегда кипяток, а Славе разбавил водой и две ложки сахара с горкой. Хотел было достать печенье из шкафа, но решил что не стоит перебивать до нормального ужина и без того почти пропавший у внука аппетит.
- Один хочешь побыть? Напрасно. Тебе одному бы лучше не быть сейчас. По себе помню. Когда бабушку твою похоронил тоже казалось, что никого видеть не хочу, но мама и папа твои не дали одичать и с ума сойти в одиночестве.
- Не сравнивай.
- Почему это? Тебе кажется для меня потеря бабушки была не так тяжела, как для тебя мамы?
- Я не это хотел сказать.
- А что тогда?
- А то что отстань уже от меня, пожалуйста! - вдруг закричал Слава и вскочил. - Хочешь знать почему по-другому всё? Да потому что бабушка болела долго и все знали, что уже всё и готовы были. А мама просто на работу ушла! Понимаешь? На свою эту грёбанную работу. Опять! И всё! И теперь она навсегда там!
Он указал рукой куда-то в сторону. То ли имея в виду мамину работу, то ли кладбище. Опустив руку, Слава сжал кулаки, тяжело задышал и процедил сквозь зубы:
- Оставь меня в покое очень прошу! Что ты пристаёшь ко мне с расспросами какими-то левыми? Не важно это всё! Понимаешь? Вообще всё не важно теперь! И чай этот твой не хочу я!
Слава толкнул кружку так, что она проехала до другого конца стола, расплескав половину содержимого, и упала на пол с характерным звуком стеклянного боя.
Юрий Иванович совершенно не был удивлён Славиному взрыву. Он его не только ждал, но и подталкивал внука к нему все эти дни. Он видел, что тот всё держит в себе, и с момента новости о смерти матери не проронил ни слезинки. Даже ночами в его комнате стояла абсолютная тишина. Во всей квартире было слышно только как Олег у себя увлажняет подушку, стараясь издавать при этом минимум звуков, но несколько раз за ночь вставая умываться, сморкаться и даже принимать душ. В общем, Юрий Иванович был твёрдо убеждён, что такое горе в себе оставлять никак нельзя и если эту боль не выплакать, то она, оставшись внутри, нанесёт личности настолько непоправимый урон, что потом даже лучшие мозгоправы могут не справиться.
Возможно, действительно нет ничего страшнее для родителя, чем хоронить своего ребёнка, но в его годы по крайней мере у него есть выдержка, крепкие нервы и богатый опыт горестных событий за спиной, которые помогали понять, что жизнь даже на этом не заканчивается. А вот у мальчишки потерявшего в 16 свою мать реально рушился весь мир, который он знал, а новый мир построить ему надо будет ещё помочь, сам он точно не справится.
- Ах! - вдруг резко вздохнул Слава, хлопнул себя по лбу и ринулся к упавшей кружке.
- Осторожно, Славик, там явно осколки острые!
Юрий Иванович попытался было нагнуться и опередить внука, но тот уже был на коленях у разбитой им посуды.
- Какой же я дебил! - сказал Слава уже почти шёпотом и поднял на деда взгляд полный отчаяния. - Как я мог? Мне же эту кружку мама покупала.
И тут из его глаз слёзы хлынули так, будто там были два крана, которые сначала, казалось, заржавели намертво, но при первом же прикосновении их просто сорвало. Юрий Иванович крепко обнял внука и прижал к себе. Тот вроде бы и попытался было вырваться, но сделав пару неопределённых движений руками обмяк и заплакал уже просто навзрыд.
- Не страшно, Славик. Это всего лишь кружка. Вещь. В ней не было твоей мамы. Не было её души. Не было настоящей памяти о ней. Она внутри тебя и внутри меня. Внутри нас, понимаешь? Вот прямо там где эта боль, которая тебя сейчас разрывает, там же и мама. Ты главное выплачь её всю, боль эту. И сразу внутри останется только мама. И дальше она тебе уже сама поможет. Вот увидишь! Она ведь всегда там будет. Всегда будет с тобой. Не на работе. Нет. Только с тобой!
Слава плакал, уткнувшись лицом в грудь дедушки, ещё несколько минут. Потом, когда закончились не только слёзы, а казалось вся жидкость в организме и язык прилип к нёбу он ещё долго просто сидел положив голову ему на грудь, глядя в стену отсутствующим взглядом.
- Тебе полегче? - спросил Юрий Иванович с надеждой на то, что вскоре можно будет встать с пола. Он бы ещё, конечно же, просидел так с внуком сколько надо, но ног своих он не чувствовал уже минут десять как.
- Угу.
- Давай-ка, дружочек, иди умойся. А я тут приберу пока. Сейчас папа приедет, и ужинать будем. Ты же явно не хочешь, чтоб он нас тут с тобой такими застал.
- Угу.
- Ну-ка руки покажи.
Юрий Иванович потянул к себе руки Славы, которые до сих пор держали каждая по большому осколку кружки. На правой был порез, который хоть и не сильно, но всё же кровоточил.
- Распронаибеднейшее крестьянство! Таки раскроил себя! Садись давай. Сейчас всё обработаю.
Он достал из кухонного шкафчика, отведённого под аптечку перекись и ватные диски, смочил один и обтёр Славе руку в месте пореза.
- Ммммм, - Слава стиснул зубы от жжения.
- Терпи казак, атаманом будешь.
Обработав порез и убедившись, что кровь уже не идёт Юрий Иванович заклеил его пластырем.
- А теперь умываться. Schnell!
- Чего?
- Эх, другие у вас уже герои и игры другие. Папка твой вот наверняка знает, что это. И hande hoch, и nicht schiessen.
- А. Понял.
- Ну вот и давай бегом. Раз понял. Одна нога там и другая уже тоже там.
Слава ушёл в ванную и долго там приводил себя в порядок. Юрий Иванович в аккурат успел прибрать в кухне и заново поставить чайник, в этот раз решив, что печенье таки можно уже и достать. Он как раз поставил полные кружки на стол, когда в кухню зашёл внук с мокрой шевелюрой и краснющими припухшими глазами, но было видно, что не это главные перемены, произошедшие с ним. Ему явно стало легче. Из него как будто вынули лом. Кажется, что он стал даже двигаться как-то свободнее и спокойнее.
- Всё нормально? - спросил Юрий Иванович севшего за стол Славу. Тот кивнул, мельком глянул на деда и улыбнулся одним уголком рта. Как-то очень по-взрослому, по-мужски небрежно и естественно. Сделал глоток чая, потом вдруг отставил кружку.
- Деда...
- Мммм? - промычал дед, только что закинувший в рот печенье.
- Спасибо тебе.
- Всегда пожалуйста, - сказал Юрий Иванович, прожевав. - Ты главное помни, что ты не один. Никогда не был и роскоши такой мы тебе с папой предоставлять не планируем и в дальнейшем.
Слава улыбнулся.
- Как думаешь, надо наверное Оле позвонить?
- Непременно! Твоя лучшая идея за день. Чай вот только допьёшь и звони. Пусть приходит к нам ужинать.
В коридоре хлопнула дверь.
- А вот и папа твой.
Олег зашёл в кухню и замер на её пороге глядя перед собой.
- Олежик, ну что я на стол накрываю или подождём полчасика пока Слава Олю вызвонит?
Олег повернул голову, глянул на кухонные шкафы, подошёл к шкафчику с алкоголем, достал бутылку коньяка, взял из посудомойки свою полулитровую чайную кружку, сел за стол, не торопясь налил себе почти половину кружки, поставил бутылку рядом, очень медленно глотками выпил налитое и вытер рот тыльной стороной ладони. И всё это молча. Под взгляды слегка обалдевших родственников. Юрий Иванович так и застыл откусывая печенье, а Слава кажется всё действо кивал головой вместе с движениями кадыка отца.
- Ну допустим, - сказал первым пришедший в себя Юрий Иванович. - Может закусить достать хотя бы что-то?
Олег посмотрел на него с каким-то саркастическим прищуром, как никогда не позволял себе смотреть до того, взял печенье, демонстративно запихал его в рот целиком и стал пережёвывать, казалось, еще медленнее чем пил коньяк. Потом взял бутылку и начал наливать себе в кружку ещё.
- Э нет, Олег Сергеевич, так не пойдёт. Во-первых, ты тут, милейший, не один. Можно было бы ради приличия предложить мне тоже...
- Будешь? Юрий. Иваныч. А? - спросил Олег, как-то уже совсем не добро глядя на тестя, и двинул открытой бутылкой в сторону его чая.
- А во-вторых, что за спектакль? Он явно не из твоего репертуара и к твоему амплуа не подходящий.
- Да много ты о моём амплуа знаешь, интеллегентишка?
- Пап...
- Не сметь! - Юрий Иванович прикрикнул и ударил по столу ладонью, так что кружки и ложки звякнули в прыжке, а присутствующие вздрогнули от неожиданности. Никто из них и не думал, что он так может. Нет, конечно чисто гипотетически можно было предположить, что раз у Юрия Ивановича есть рука и рядом с ним есть стол, то он может может ей по нему ударить, но ни Слава, ни даже Олег такого никогда не видели. Они никогда не слышали даже чтоб он повышал голос.
- Не сметь, так со мной разговаривать при внуке! Перед тобой твой сын и твой тесть! Ну-ка немедленно соберись! Не знаю откуда ты пришёл и что там с тобой случилось, но до тех пор пока не соизволишь изложить всё человеческим языком, а не гопническими выпадами, будь добр держать себя в рамках!
То ли сказанное сработало, то ли удар по столу, был для Олега как пощёчина, но он изменился в лице, сел ровно и опустил глаза.
- Вот теперь, Слава, я вижу, что действительно твой отец пришёл, а не сосед с третьего этажа во невменозном угаре дверью ошибся. Давай помоги, дружочек, мне на стол накрыть. Уж звиняй, ужин с Олечкой видимо переносится. Разговор у нас тут какой-то наклёвывается явно не для её ушей. Или я его тоже прошу выйти, Олег?
- Не надо, - сказал Олег еле слышно.
- Ну тогда значит ужинаем вместе, чисто мужской компанией, - сказал Юрий Иванович и ловкими движениями начал метать контейнеры из холодильника на стол, какие-то открывать и ставить тут же, а какие-то выкладывать в тарелки и передавать Славе, который отправлял их в микроволновку.
Когда всё было готово и все участники сели за стол, Юрий Иванович сам взял бутылку и налил им с Олегом по половинке, но уже в сервированные им на стол рюмки.
- Вот теперь можно, - сказал он и подержав немного рюмку в руке выпил не чокаясь.
Олег не пил. Он крутил рюмку, стоящую на столе, вокруг своей оси и молчал.
- Ну излагай уже, Олег Сергеевич, - сказал Юрий Иванович, отделяя в своей тарелке вилкой и ножом  куриное мясо от костей с ловкостью фокусника. - Что ещё такого с тобой произошло сегодня, что шаркнуло совочком по самому дну твоей души и вытащило на свет божий не самую приятную твою alter ego?
- Вы меня извините, Юрий Иванович, - сказал Олег после некоторой паузы, - я и правда не должен был говорить в таком тоне, просто... Просто почему-то вдруг показалось, что Вы в курсе были и я тогда оказываюсь единственным идиотом во всей этой истории.
- Извинения в целом приняты, но в курсе чего именно, Олежик? Давай уже ближе к сути. Не растекайся.
Олег наконец-то запрокинул рюмку, поставил её на стол и в этот раз таки закусил кусочком сервелата.
- У Насти был любовник.
Юрий Иванович застыл не донеся вилку с мясом до рта. Слава громко сглотнул.
- Оказывается уже около года.
В воцарившейся тишине было слышно, как у соседей сверху машинка включилась на отжим.
- Славочка, видимо тебе таки надо пойти до Оли прогуляться.
- Нет! - одновременно сказали и Слава и Олег.
- Он должен знать, - продолжил Олег. - Это и его касается. Речь о его матери.
- Да, речь о моей маме. Именно поэтому я тебе не верю!
- Слава, подожди! - сказал Юрий Иванович, отодвинулся от стола и скрестил руки на груди. - Не думаю, что твой папа позволил бы себе огульные обвинения такого уровня.
- Они не огульные, - сказал Олег. - Я с ним встречался.
- И что же это у нас за персонаж?
- Анестезиолог из их клиники.
- И какие основания верить его словам?
- Никаких! Он всё тебе врёт, папа! - Слава опять начал явно выходить из себя.
- Славик, давай послушаем папу!
- Я не хочу это слушать! Это ложь! Она не могла!
- Слава! - твёрдым голосом проговорил Юрий Иванович, положив ему руку на плечо. - Давай сейчас мы послушаем папу, а потом уже будем обсуждать всё.
Слава попытался было отстраниться от дедовской руки, но тот и сам убрал её и, повернувшись к Олегу, спросил:
- Олег, давай ты нормально будешь рассказывать. Я не могу одновременно и клещами из тебя всё тянуть и за адекватом всех участников ужина следить.
- Да что рассказывать-то? Позвонил он мне сегодня. Говорит, я коллега Вашей супруги, нам очень надо с Вами встретиться. Приехал я в кофейню в центре. Он там уже был. Я его узнал. Видел пару раз. Он её старше лет на десять однако. Мол, так и так, не знаю как Вам сказать, но у нас с Настей был роман, - Слава при этих словах дёрнулся и открыл было рот, но Юрий Иванович вскинул перед ним ладонь и он осёкся. - Я говорю, бред это, дядя, иди домой со своими фантазиями. Он спросил со мной ли Настин телефон. Ну, говорю, допустим. Он его попросил, ну я и дал. Он мне показал их чат секретный. Где всё вот это гавно любовное хочу-целую-обнимаю...
- Покажи! - сквозь зубы сказал Слава.
- Ты уверен? - спросил Олег. - Это, как ты там говоришь, назад не развидеть.
- Да, уверен! Я должен сам увидеть пруфы!
- Олег, я надеюсь там никакого фото- и видео-компромата?
- Нет, Юрий Иванович. Там только текст. Но этого достаточно.
Олег сходил в прихожую и принёс из куртки телефон жены, на ходу его разблокируя и набирая пароль чата. Потом протянул его сыну. Слава положил телефон на стол перед собой и начал читать, иногда листая текст вверх.
- И с какой целью он тебе признался?
- Говорит совесть замучила. Говорит уважал меня всегда и был против тайных отношений. Давно предлагал Насте открыто сознаться и переехать к нему. Но она отказывалась, говоря, что не может семью бросить. Не сейчас. А когда её не стало решил, мол, что я имею таки право знать. Я ему сказал, что коли ты меня так уважал, то нехер было мою жену пёх... - Юрий Иванович хмыкнул и показал глазами на Славу. - ...эм...вступать с ней в связь. Схватил я его за пиджак и почти втащил, а он заревел, прям как дитя, сказал, что ему очень стыдно, и он просит его простить, но он не мог с собой ничего поделать, просто любил её очень. С первого дня как она в клинике появилась. Потом пытался мне начать рассказывать, как это у них случилось, но я уже почти не слушал. Про себя только отметил, что даже близкий друг, не все вещи может знать, которые он знает о Насте, что уж говорить о просто коллеге. И хорош же тот близкий друг, о котором в семье никто не слышал, да? Дальше я слушать уже не мог, да и не за чем особо было, ну и ушёл.
Олег взял бутылку и налил им с тестем по полной рюмке.
- Ох, Настюша, Настюша. Наделала же ты дел, - сказал Юрий Иванович и запрокинул рюмку до дна, не закусывая.
- Ненавижу! - подал голос Слава, не поднимая головы.
- Так, Славик, сегодня был и без того нервный день, давай постараемся избежать ещё одной истерики, - сказал Юрий Иванович и взял лежащий перед внуком телефон.
- Ещё одной? - спросил Олег, вопросительно вскинув брови.
- Да ну не то, чтобы истерика, так. Разнервничался я тут не задолго до твоего прихода, - ответил Юрий Иванович, делая акцент на слове "я".
- А, ну бывает. Времена у нас нынче с вами такие. Нервные.
- Ненавижу её! - опять тихо сказал Слава. - Как она могла так с нами поступить? С тобой, папа, как она так могла? Все её эти "люблю", "моя пёся" и прочие розовые сопли, это получается всё ложь. Она врала нам всем всё это время. Больше года.
- Даже больше года?
- Да, я посмотрел начало их переписки. И она ещё меня стыдила, когда я Оле нагнал, что плохо себя чувствую и в кино с ней и её подружкой не пошёл на дрянь какую-то мутную. Так я дома остался один хотя бы. А не сбежал от семьи на работу трахаться.
- Славик! Ты не забывай, пожалуйста, что ты говоришь о своей матери! - сказал Юрий Иванович, пытаясь выдержать строгий тон, но не слишком давя, чтоб внук опять не сорвался.
- Не мать она мне больше.
- Ну это через чур, наверное, всё-таки.
- Нет, деда. Не через чур. Она предала всех нас.
- Я бы не был так категоричен. Она продолжала жить в семье и возможно это бы скоро закончилось всё. И забылось. И мы бы никогда об этом не узнали.
- Не закончилось бы. Я почитал. Я не знаю сколько ты там успел прочесть, пап. Но мне очень жаль. И мне очень стыдно, что она была моей матерью. Там писал человек, которого я совсем не знаю. Не тот, что меня растил и учил быть честным и с окружающими, и прежде всего с самим собой. Она там врёт. Ему врёт про нас, нам тут врала про него, про то, что работы так много в клинике. И себе явно врала. Иначе как бы она жила с этим всем?
- Я достаточно прочёл, Слав. Боюсь тут ты прав.
- Да что вы там такого вычитали, - сказал Юрий Иванович и полез в телефон Насти. - Олег, открой мне, куда тут надо, чтоб это вот безобразие всё увидеть...
Олег разблокировал чат и Юрий Иванович погрузился в чтение, а он пока налил им ещё по полрюмки.
- Хочешь? - спросил он сына. Слава пожал плечами.
- Какое "хочешь", Олежик? Ты что с ума сошёл? - сказал Юрий Иванович, не отрываясь от телефона. - Не надо ему ничего. У него и так сегодня срыв нервный был, а ты его ещё напоить хочешь.
- Так всё таки у него?
- Деда!
- Ой да ладно вам ! - отмахнулся Юрий Иванович от обоих и продолжил чтение.
- А я, пожалуй, ещё выпью, - сказал Олег и запрокинул свою рюмку. - Всё-таки лучшие успокоительные делают кавказцы, а не фармацевты.
- Почти до седин дожил, а различать так и не научился, - сказал Юрий Иванович. - Фармацевты лекарства не делают, их делают провизоры, а фармацевты лишь продают. С медиком прожил всё-таки 18 лет. Должен знать.
- Ну вот так хреново прожил! И многое, что должен был, оказывается не знал. Видимо потому что в сортах аптекарей не разбираюсь, жена с врачом и крутила! - усмехнулся Олег.
- Ой, Олежик, ты извини меня, - сказал Юрий Иванович убирая телефон на стол. - Что-то я не подумав брякнул. У самого уже ум за разум заходит.
- Да, не страшно. Шучу я. Давайте выпьем лучше ещё, - сказал Олег и пододвинул тестю его рюмку, а в свою вылил остатки из бутылки. - Хороший Вы мужик, Юрий Иваныч. Вы когда к нам переехали, я сильно боялся, что тёрки начнутся. Всё-таки два мужика, что привыкли хозяевами быть в своём доме, вынужденные жить на одной территории. Два самца, так сказать. А нет, не прав я оказался! Тесть у меня не только на расстоянии и раз в неделю замечательный, но и ежедневно и вблизи мужик хоть куда!
- Спасибо, за добрые слова, Олежик. Но я ж не "вынужден" был к вам переехать. Я ж сам захотел. Да и вы меня позвали мне кажется тоже добровольно, без принуждения.
- Так-то оно так. Но по-разному же бывает. Есть у меня примеры среди знакомых, кто и с родными-то родителями ужиться нормально не может и даже на расстоянии собачатся. Особенно за политику и за воспитание вот этих щеглов, - Олег кивнул в сторону Славы. - А вы другой. С вами как-то просто всегда. И во всей ситуации этой. Я даже не знаю, как бы я один это всё вывез. Как бы мы тут вдвоём со Славой. Ещё и после сегодняшнего...
- Ну вы бы вдвоём тут не были в любом случае. Даже если бы я жил отдельно, я бы вас просто так не оставил. И это вам спасибо, что позволяете рядом с вами быть. Иногда может, наверное,  показаться, что я и смерть Анны Васильевны, как-то легко перенёс, и сейчас дочь схоронил, а сам ничего вон, шуршу себе по хозяйству, но, боюсь, глубина этого заблуждения напугала бы любого, кто смог бы заглянуть внутрь меня. И держусь я как раз только на том, что вам нужен.
Голос Юрия Ивановича дрогнул на последнем предложении.
- Деда, конечно, нужен! - Слава подошёл к дедушке сзади и обнял за шею.
- Спасибо, Славик. Мне это очень важно, дорогой, - сказал Юрий Иванович, улыбнулся и похлопал внука по руке. - А что касаемо сегодняшнего...
- О! Может не будем дальше? - Слава сразу отпустил дедушку и вернулся на своё место. - Я не хочу про неё больше разговаривать от слова совсем. Она для меня умерла не только сама, но и вся память о ней! Мне сейчас даже кажется, что хорошо, что она умерла.
- Слава! Не перегибай! - лицо Юрия Ивановича стало сразу суровым и  серьезным. - Ты говоришь о своей матери!
- Не мать она мне больше! Она предала и папу, и меня, и даже тебя! И вообще, мне теперь кажется что и ДТП это, оно не спроста было! Это ей в наказание! И так должно было быть!
- Слава! Ты сейчас наговоришь такого, о чём потом жалеть будешь!
- Не буду!
- Будешь! Даже её измена папе не отменит того факта, что она твоя мама и она тебя любила. Уж извини меня, Олег, - сказал Юрий Иванович повернувшись к зятю. Тот молча кивнул, выражая согласие, судя по всему с обоими тезисами. - И любила больше жизни. Она бы её с лёгкостью отдала за тебя. Вот не раздумывая!
- Она её и отдала. Но не за меня. И при этом оказалась самой большой лицемеркой и вруньей в моей жизни!
- Слава, каждый человек имеет право на ошибку. Просто не у каждого бывает возможность потом её исправить. В этом плане твоей маме не повезло. И, думаю, там, на той стороне, если там действительно что-то есть, то у неё сейчас из-за этого большие проблемы.
- И пусть! Плевать на её проблемы. Главное что теперь у нас здесь из-за этого проблемы!
- Да? А вот давай по существу. Ну и какие проблемы у тебя из-за этого?
- Она мне врала. Она нам врала.
- Этого не отнять. Но это было при её жизни. Она погибла. Её нет больше. Какие проблемы она принесла тебе тем, что была просто живым человеком и ошибалась? Что не была таким уж эталоном во всём, как тебе казалось.
- Да не была она эталоном никогда, - Слава притих и опустил голову. - Какой уж там эталон, который храпит, как перфоратор. А ещё ручки все в труху разгрызает. И птиц боится.
- А ещё это слово паразит "хаясо", - ухмыльнулся Олег. - И зевала она всегда с таким звуком, что и Шрек позавидовал бы.
И Слава, и Юрий Иванович тоже улыбнулись.
- И не только ручки. Гроза зубочисток. Мне кажется она за жизнь их столько перегрызла, что ей наверняка стыдно было в глаза бобрам смотреть.
- Ни одной не подгоревшей каши, - включился в воспоминания Юрий Иванович. - Ни одного нормального блина. Сколько не учил её. Поразительное не желание готовить. Умение кое-что сделать, ну чтоб не помереть с голодухи, но при этом удивительная неприязнь к этому делу.
Все замолчали. Каждый вспоминал свои забавные моменты связанные с Настей. С их Настей. Для каждого своей. Для одного, зарёванной маленькой девочкой, которой он купил пломбир в картонном стаканчике, чтобы отвлечь от разбитой коленки. Для другого, самой умной на свете, знающей любое слово сканворда, какое он только не спросит. Для третьего, не умолкающей хохотушкой в летнем платье с первым букетом из ромашек, который он ей только что подарил.
- Дедушка прав, Славян, - прервал тишину Олег. - Для тебя не должно измениться ничего. Чтобы не открылось сейчас после её смерти, это не делает её плохой мамой. Уж мамой-то она была отличной.
- Ага, наличие любовника, как штрих к портрету современной матери. Давайте сочинение напишу!
- Слава! Ну нельзя так!
- А с папой так можно? А врать столько? Что ты её выгораживаешь? Ты поддерживаешь её? Для тебя это нормально?
- Нет, не нормально! Это дурной поступок! Но ни один поступок в мире не отменит тех фактов, что она твоя мама, моя дочь и жена твоего папы!
- А для меня отменит! Это предательство!
- Ох уже мне этот юношеский максимализм. Как же вы любите всё возводить в абсолют. С какой лёгкостью делите мир на белое и чёрное. Кто не с нами, тот против нас!
- Ну сейчас ты, конечно, же начнёшь мне рассказывать о том, что мир не чёрно-белый. А какой он, деда? Серый?
- О нет, дружочек! В нём столько цветов, оттенков и полутонов, что с годами ты настолько теряешься в этой яркости, что перестаёшь их оценивать и давать им названия. А просто живёшь и наслаждаешься бесконечным многообразием радуги жизни.
- Ну сейчас я вижу лишь разные оттенки чёрного. Нет никакой яркости в её поступке.
- Боюсь и тут ты заблуждаешься. Есть у меня для тебя одна история. Но для начала давай выслушаем твоего папу. Что-то он совсем не участвует в нашем с тобой диалоге, - и Юрий Иванович повернулся к зятю. - Как ты вообще, Олег? Я тут сосредоточился на твоём сыне и совершенно не поинтересовался твоим состоянием.
- Да нормально. Наверное. Ну насколько может быть нормальным вообще это всё. Начиная с того утра, с ДТП, - Олег крутил в руках пустую рюмку. - У нас не осталось больше ничего выпить?
-  Олежик, давай лучше чаю? За последние дни и так выпили не мало, и боюсь завтра утром тебе твоя голова спасибо не скажет.
- Да. Вы правы. Видимо лучше чайку, - сказал Олег и пошёл наливать чайник. - Я вот всё думаю. А реально сколько бы это могло продолжаться, если бы она в живых была? Там ведь в переписке ничего не указывает на то, что их отношения бы закончились.
- Ху ноуз? Писать она могла одно, а думать и планировать другое.
- Ну да. Раз могла говорить нам одно, а жить при этом двойной жизнью,  - Олег включил чайник и достал кружки. - У меня пока это в голове плохо укладывается. Если честно, я даже не знаю, как бы я отреагировал, если бы узнал это при её жизни.
- Зная тебя, Олежик, думаю, не менее болезненно и скорее всего более категорично.
- Боюсь, Вы правы. У меня есть принципы. И я в жизни никогда им не изменял. И ей тоже никогда не изменял. И мне казалось, что это были и её принципы тоже. И, конечно, очень больно от того, что она изменила и мне, и им. Но... Но всё это меркнет от осознания того, что её больше нет...
Голос Олега предательски задрожал. Он закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. Из закрытого правого глаза всё таки покатилась по щеке слеза.
- Я не знаю, смог бы я её простить или нет. Но там, наверху, решили иначе. Они отобрали у меня эту возможность. Они решили не проверять меня и не давать мне надежду на второй шанс, - солёные ручьи текли уже из обоих глаз Олега. - И да, может и не простил бы. Но лучше пусть бы она жила! Пусть даже ушла бы к нему, если бы захотела! Или осталась со мной, и я ничего не узнал бы, но чтоб только жила!
Слава подошёл к отцу и обнял его.
- Вот именно за это, за эти твои слёзы, я её никогда и не прощу!
- Нет, Слав. Ты должен её простить! Возможно я не смогу. Но со мной другая история. А это твоя мама...
- Да вы задолбали! - воскликнул Слава и отстранился от отца. - Одно по одному! "Она твоя мама, она твоя мама!" А ты мой папа! И это она предала тебя, а не наоборот. И то, что она погибла не реабилитирует её совершенно!
- Хорошо. А её реабилитирует то, что не смотря на измену я её всё равно люблю? И не меньше, а, наверное, даже сильнее.
- Это как?
- А так! Простить я её возможно бы и не простил, если бы узнал, когда она была жива. И скорее всего мы бы разбежались даже. Но любить я бы её не перестал никогда. Потому что... Я не знаю как это сформулировать...
- Ну ты, пап, уж постарайся, пожалуйста.
- Это дедушка у тебя вон мастер слова, а я так, погулять вышел. В общем, просто потому что я любил её кажется всегда! Всю мою жизнь. Хоть первые двадцать лет я её и не знал. Встречался даже с какими-то девушками. Влюблённости какие-то были, отношения. Но как будто всё это время меня жизнь только и готовила, что к встрече именно с ней. Когда мы встретились, не познакомились, а именно встретились, мне казалось, что я её знаю уже давно. Как будто в моей голове уже был её образ, и она реальная совпала с ним до самых кончиков ногтей. Вокруг было много разных девушек. Красивых, интересных, весёлых. Но у всех у них был один неисправимый недостаток.
- Какой?
- Они все были не она. Твоя мама была единственным человеком в моей жизни, которого когда я держал за руку, то я чувствовал себя дома, где бы при этом мы не находились. И что с этим делать сейчас я пока не знаю. Я никогда в жизни не спал в настолько гигантской кровати. Не смотря на то, что это обычная двуспалка метр шестьдесят. И если бы не вы с дедушкой дома, я бы наверное просто ушёл отсюда вот в чём я есть и продал бы квартиру со всем содержимым. Потому что здесь всё, каждый угол, каждая вещь, абсолютно всё, это твоя мама. А наличие вас наполняет этот дом и вещи в нём ещё и вами, разбавляя её присутствие и так немного легче...
Все замолчали. Опять каждый о своём. Юрий Иванович воспользовался паузой и налил всем чай.
- А знаешь, Олежик, - сказал он швыркнув кипятком. - Я и раньше так думал, а теперь, после того, что ты сказал, так и вовсе уверен в том, что ты бы обязательно её простил если бы узнал раньше и вы бы таки остались вместе.
- Это почему?
- Потому. Мы с тобой больше похожи, чем может показаться на первый взгляд. Сейчас поясню. Я анонсировал вам историю. Так вот. У Анны Васильевны тоже когда-то был роман на стороне.
- Да вы, бл*ть, издеваетесь что ли!
- Молодой человек! Это что за возгласы!
- Деда, скажи, что ты пошутил! Ну не может быть, что и бабушка была тоже такой же!
- Какой такой же? Если ты имеешь в виду живой и человечной, то да, была.
- Гулящей!
- Слава, ты говоришь не только о своей бабушке, но и о моей жене, а поскольку ты, не смотря на то, что ещё не покинул возраст пубертата, уже представляешь из себя приличных размеров ливерного бычка, то я могу как-нибудь не сдержаться и прописать тебе промеж рогов.
- Очень хочется пошутить про то, что рогов тут у меня у единственного нет.
- Олег, может ты знаешь в какой момент мы его упустили, а? Где была эта точка невозврата, после которой милый умный ребёнок стал неандертальцем?
- Слава! Ну правда, хорош доводить! Дай дедушке рассказать.
Слава изобразил жестом как закрывает рот и выбрасывает ключ. И Юрий Иванович начал:
- Это было около 30 лет назад. Настюша была ещё маленькая. Как вы помните, мы неоднократно рассказывали, она в самом детстве была очень хилым ребёнком и много болела. Постоянные простуды, гриппы, ОРВИ. Но всё это закончилось перед школой. Мы переехали сюда и морской воздух сделал своё дело. Настюша за весь первый класс не заболела ни разу! А ещё она оказалась замечательной ученицей. Просто круглой отличницей и неугомонной активисткой. Мы прям нарадоваться не могли. Я выдохнул и понял, что могу сосредоточиться на работе. Что у меня наконец-то есть время на карьеру. Мне предложили место в университете на историческом факультете, и это была работа, о которой я всегда мечтал. Нести знания людям, которые реально их жаждут, а не распинаться перед толпой невежественных лоботрясов, только и думающих, что о звонке и том, как бы учиться не учась. И я ушёл в работу, что называется с головой. Анечка тогда не работала и ей пришлось туго. Дочь погружена в учёбу и наконец окрепла так, что не надо с ней сидеть неделями, а её школа была соседним с нашем домом зданием, что лишало необходимости провожать и встречать. Муж постоянно в университете, а если и дома, то всё равно весь в работе. Она оказалась предоставлена сама себе в чужом городе без родных и друзей. Наверное с месяц она пыталась найти себе место. Это было очень для неё мучительно, но она таки справилась. Спасение пришло рисованием. Да, Славик, у твоей бабушки за плечами была хоть и незаконченная, без одного года, но всё таки художественная школа, и она рисовала очень недурственные акварели. И вот мы с грехом пополам раздобыли ей полный набор акварелиста, и она начала выбираться на пленэры. Сначала только в город и на час-два. А потом, войдя во вкус, и на весь день, и даже за город на море. И продолжалось это, наверное, с полгода. Пока в один "прекрасный" день меня на попросили на кафедре скататься домой к одному моему коллеге, свалившемуся с жуткой пневмонией, чтоб забрать учебные материалы. Эпоха до интернета, знаете ли, сильно нагружала ноги. И вот я вылез из автобуса на другом конце города, в районе, где я никогда не бывал, и пошёл не прогулочным, а очень быстрым шагом, не особо разглядывая дома, а пытаясь скорее найти нужный, чтобы покончить с этим общественным поручением и вернуться в университет, как вдруг через дорогу я увидел её. Мою Анечку. Точнее их - она вышла из подъезда держа за руку плечистого блондина средних лет с явной армейской выправкой. Я был в шоке, но сориентировался и быстро шмыгнул за ближайшее дерево. Благо клён был старый, большой и отлично подходил для моих шпионских намерений. Так они за руку и шли по улице, о чём-то оживлённо беседуя и смеясь, до соседнего дома, в котором было отделение почты. Когда парочка скрылась внутри, я передислоцировался за другой клён, который был дальше по улице, рядом с гастрономом и в аккурат напротив почты. Хотел было зайти внутрь гастронома, но решил, что через большие витрины магазина я буду как на ладони и меня могут заметить. Интересующая меня пара тем временем покинула почтовое отделение и двинула через дорогу прямиком в мою сторону, что сначала несказанно меня испугало. Потом я понял, что их цель гастроном, и просто обошёл вокруг дерева в нужный момент, встав с обратной его стороны. Аня с военным зашли в гастроном и встали в небольшую очередь в молочном отделе. Через высоченные окна витрин я их видел чудесно. Он молчал, она что-то весело щебетала. Потом вдруг заботливым жестом поправила ему галстук и с небрежной легкостью поцеловала в губы. Он улыбнулся. Ноги у меня стали ватными, а сердце заколотилось, как у тореадора, стоящего в паре метров от быка без плаща и оружия. Я развернулся и побежал на автобус наглухо забыв о цели своего визита в этот район. Поехал я домой. При чём не сознательно, а на абсолютном автомате. Добравшись позвонил на кафедру и наплёл что-то про плохое самочувствие, чем на другом конце провода вызвал сочувственные пожелания скорейшего выздоровления - тогда в городе лютовала жуткая эпидемия гриппа и половина университетских преподавателей сидела дома. Всё оставшееся время до прихода жены я не мог найти себе места. И к Настюше вязался с предложениями позаниматься и поиграть, но уже через несколько минут был выставлен из комнаты со словами: "Папа, мне надо уроки делать, не мешай". Работать толком я тоже не мог. Пытался посмотреть телевизор и почитать что-то. Всё было тщетно, потому что голова была занята, естественно, другим. А время тянулось, как смола течёт по стволу ели. То есть как? Правильно, ели-ели. Не смешно? Ну вы и буки, ребята. В общем, Аня домой пришла только поздно вечером. За окнами давно уже была непроглядная темень. Я сел за письменный стол и усиленно делал вид, что работаю. Она встала в дверном проёме и я прям чувствовал, как буравчики её цепкого взгляда начали сверлить мою спину. Так продолжалось пару минут, в итоге она изрекла только дежурное "Привет", я ответил тем же, не поднимая от книг головы, и добавил, изображая максимально незаинтересованную вежливость: "Как день прошёл? Где была? Что написала?". Она ответила, что ездила на море и провела весь день там. Сегодня было не так ветрено, поэтому удалось кое-что закончить из старого и начать кое-что новое, а что именно, она как-нибудь мне обязательно потом покажет. Хотя первые дни приходя домой с пленэра, она с порога, едва разувшись, бежала ко мне в комнату шурша своими работами, чтобы показать. Я предложил поужинать всем вместе, но она сказала, что очень устала, у неё разболелась голова, поэтому она сейчас идёт в душ и сразу спать, а на мне накормить и уложить Настюшу. Когда я это всё проделал и лёг, Аня уже тихо посапывала, повернувшись ко мне спиной. Само собой, ту ночь я не спал. И беззвучно плакал в темноте. И пытался лечь так чтобы обнять жену не разбудив. И порывался несколько раз встать и уйти на кухню, а то и вовсе пойти проветриться на улицу. Но каждый раз возвращался в исходное положение - пытаться, лёжа на спине, мутным взглядом проглядеть в потолке дыру, через которую хлынет поток воды и смоет всю мою боль. Передо мной была дилемма. Сказать Ане, что я всё знаю и тем самым дать толчок каким-то дальнейшим действиям и с её, и с моей стороны. Или же промолчать, продолжая жить как обычно. Я выбрал третий путь. И он оказался единственным верным. Потом мне даже казалось, что это был не мой выбор, а кто-то сделал его за меня. Эдакое провидение. На утро, пока Аня ещё спала я приготовил завтрак, поднял и отправил в школу Настюшу, сбегал до цветочного на углу и потом приготовил кофе в турке, как она любила с корицей и кардамоном. На его запах она и встала. Мы сели пить кофе у стоящего на столе букета, и тут я соврал, что у меня сегодня в кое веки нет пар и предложил день провести вместе. Мол, давно мы не выбирались никуда семьёй, а у Настюши всего три урока и как она придёт домой, то можем махнуть на море, потом погулять по городу и даже сходить в кино. Аня улыбнулась и кивнула. Я исподтишка наблюдал за ней. За тем как она смотрит на меня. В её взгляде было сомнение. Что за перемены? Он что-то знает? Или догадывается? Ну нет. Тогда была бы сцена, скандал, развод. Он не может знать и так себя вести. Ну по крайней мере я чувствовал именно эту происходящую в ней борьбу. А сам я... Сам я, с каждым глотком чёрного обжигающего напитка понимал, что жизнь меняется и никогда уже не будет прежней. Ни моя, ни её. Именно в ту самую минуту, для нас изменилось всё. Потому что в тот самый момент я обрёл смысл жизни. И мне казалось, что всё что я делал до того, было настолько мелким и жалким. Все эти попытки реализовать свои амбиции, отдать всё своё время обучению посторонних людей, которые выйдя за стены университета забудут как меня зовут. Всё это пустое.
- И какой же смысл, ты обрёл, деда?
- Единственный достойный усилий человека. Делать счастливыми своих близких.
- И что ты бабушку вот так просто простил? И вы больше никогда не разговаривали об этом?
- Не совсем. Вот скажи, есть ли за что прощать человека, который не умеет плавать и когда тонет, инстинктивно хватается за всё вокруг?
- Ну он же инстинктивно это делает. Не специально.
- Вот именно! Так и твоя бабушка, не выдержав этого одиночества, а она была именно одинока, да-да, не удивляйся, можно запросто быть одиноким и в семье, начала тонуть и инстинктивно хвататься за всех до кого только можно было дотянуться. Дочь в своих делах, муж в работе, и вот подвернулся ей этот случайный знакомый. Виталий. Отставной военный, с которым они познакомились, когда она рисовала на улице. У него дочь и жена погибли за несколько лет до того на Волге при крушении теплохода. Вот они друг за друга и уцепились. Пытаясь не утонуть.
- Ты это как выяснил всё? Шпионил за бабушкой ещё?
- О, нет! Больше я за ней не следил. Хоть мне это и было чертовски тяжело. Каждый её выход из дома я представлял как она едет к нему. Но я знал, что надо дать ей время. Она сама должна там всё завершить. Перерасти этот роман. Я же пока сосредоточился на другом. Я пытался показать ей всю свою любовь. Пытался вновь нашу семью сделать единым целым. Ушёл из университета в техникум, где легко мог себе позволить не готовиться к лекциям и семинарам, потому как всю эту программу знал, как "Отче наш". И часов я себе взял ровно столько, чтобы нам хватало на жизнь, но можно было больше времени проводить дома. Твоя бабушка, кстати, потом тоже вскоре вышла на работу и нам хватало на всё, что нам нужно было. В общем, в итоге всё у меня получилось. Мне кажется я даже знаю тот день, когда они увиделись последний раз. Аня всё утро была какая-то дёрганная и нервная. На мой вопрос, всё ли в порядке, ответила, что да, просто не очень хорошо себя чувствует и видимо ей надо проветриться, схватила свой этюдник и выскочила из дома раньше, чем я успел что-либо сказать. Домой она вернулась всего часа через полтора, старательно пряча глаза, по которым было видно, что она плакала. Забежала в ванную комнату, долго там плескалась и звякала каким-то пузырьками, представ в итоге предо мной уже совершенно другим человеком, в другом настроении и практически силком вытащила нас с Настюшей в парк кататься на аттракционах. С тех пор слёзы на глазах твоей бабушки я видел лишь однажды...
- Ха! Это что получается мама и не могла иначе? Бабушкины гены сыграли? И пример её отношений на стороне, который она видела?
- Не думаю, Славик, что тут дело в генах, а про роман бабушки мама так никогда и не узнала...
- Нет, Слава, это у тебя дедушка намекает, что я тоже хреновый муж был твоей маме, как он твоей бабушке. Что это я виноват в её измене, так же как он виноват в измене своей жены. Так вот, Юрий Иванович, у меня для вас сообщение. Ни я, ни Вы не виноваты в том, что наши женщины оказались слабы на передок! Ни я, ни Вы не толкали их в объятия других мужиков. Да, возможно, мы не оказывали им должного внимания и заботы. Но всего лишь потому что я, бл*ть, тоже живой человек со своими проблема и чувствами! Меня кто-то спросил, а не тону ли я? Не зае*ался ли на работе этой? Я может тоже от неё теплоты не видел неделями или даже месяцами, но не пошёл на работе ни к кому под юбку залазить!
- Олег Сергеевич, Ты сильно то не горячись! Тебе меня уговаривать не надо. Я с тобой не спорю. И я не говорил, что ты был плохим мужем. И даже, что я был плохим мужем не говорил. Просто жизнь так складывалась. Черствели. Отдалялись. Остывали. Каждый погруженный в свои проблемы и заботы, считая их серьезнее проблем близкого человека. Вот какие проблемы с моей точки зрения могли быть тогда у моей жены? Усталость от ничего неделания? Вот я да, зашивался на работе, исполняя важнейшую социальную миссию - я учил людей. Но это был мой выбор. Мои амбиции. Попытка реализоваться. Что это, кстати, вообще такое, эта реализация? Когда преподаватель может сказать: "Ну вот я и реализовался"? Сколько надо выучить людей? Или сколько часов лекций отчитать? Как это понять?
- Не знаю. Я еще в процессе реализации, - усмехнулся Олег. - Да я и не преподаватель. В бизнесе всё проще. Всё определяется конкретными цифрами.
- Это да. Но вот и в семье мне стало сильно проще понять, реализовываюсь ли я как муж и отец или нет.
- Как?
- По улыбкам жены и дочери. По отсутствию слёз. Неужели ты не понимаешь, когда люди рядом с тобой счастливы, а когда нет?
- Ха, я, когда я-то счастлив не особо пониманию. Это вообще состояние какое-то секундное. Ну или минутное максимум. Нельзя быть счастливым долго. Год, например.
- Ну не совсем так, Олежик. Это конечно не абсолютное счастье, про которое ты верно заметил, что оно длится секунды и минуты, но счастье относительное. Говоря, что прошлый год, например, был счастливее этого, я не имею в виду, что я был абсолютно счастлив весь прошлый год и ходил как дурачок тополям улыбался. Нет, но и в целом, и в сравнении с нынешним годом, он был счастливым.
- Да уж. Сравнили же Вы хер с гусиной шеей. Этот год и прошлый по уровню счастья.
- Да я образно! А, ладно. Проехали.
Повисла неловкая пауза. Все переваривали услышанную историю. Первым тишину нарушил Слава:
- Деда, а я таки не понял. Ты как всё-таки всё про типа этого узнал? Ну подробности вот эти, про которые ты говорил.
- Так бабушка твоя потом мне всё сама и рассказала. Лет 20 уж прошло. Мы как-то сидели на кухне и также утром пили кофе и она всё это мне и выложила. На что я просто кивнул и ответил, что я знаю.
- И как она отреагировала?
- Ну как. Она была в шоке. Думала повергнет в шок этой историей меня, а в шоке оказалась сама. Я же сказал, что видел, как она плачет ещё только один раз в жизни. Это в тот день и было.
- В шоке от того, что ты такой терпила?
- Фу, ты откуда эту гадость таскаешь? Я таких слов даже в техникуме не слышу от парней, а там те ещё люмпены встречаются.
- Ну я как бы в школу хожу. Живу среди людей. Что-то слышу, что-то подмечаю...
- Вот не то ты подмечаешь среди людей своих. Или люди вокруг тебя не те просто.
- Ну тем не менее всё по факту. Она тебе сделала рога, а ты ей всё спустил. Почему?
- Вот ты умеешь, Славик, так сформулировать вопрос, что я не могу потом понять, что оскорбительнее, он сам или то, что я на него таки решил ответить.
- А действительно, Юрий Иванович. Как вам удалось жену простить? У меня ситуация другая. У нас уже не будет "и жили они долго и счастливо", но внутренний покой мне как-то обрести ещё предстоит.
Юрий Иванович молчал, давя ложкой чайный пакетик на дне пустой кружки. То ли просто подбирал слова для зятя, которые ему действительно помогут, то ли и правда только сейчас анализировал, а как он сумел простить Анну Васильевну. Но Олега эта пауза удивила и даже напрягла. За все годы общения, ему всегда казалось, что его тесть человек совершенно недостижимого для него интеллекта и у него есть ответ на любой вопрос и в любую минуту. Вот разбуди его в три ночи и спроси обо всех подробностях крещения Руси и его значении для русской государственности, и получишь лекцию отсюда и до обеда, без перерыва, с датами, персоналиями и историческими анекдотами. И так на любую тему, не только по специальности. Кругозор Юрия Ивановича отличался совершенным отсутствием границ и предпочтений. А его умением точно и сочно формулировать, Олег даже неоднократно пользовался при написании рабочих писем на всякие не очень приятные темы, когда ему надо было объяснить своим партнёрам или почему они не правы, или почему он не виноват. И тут вдруг такая пауза...
- Знаешь, Олежик, настоящая любовь - это чувство, лишённое эгоистичного желания обладать объектом своей любви. Настоящая любовь - это безусловная любовь. Обычно безусловно любят только своих детей. Но любимый человек по вызываемым эмоциям по сути мало отличается от ребёнка - ты рад за его успехи, всегда пытаешься помочь и поддержать, переживаешь, когда ему плохо и в итоге учишься радоваться, даже когда он счастлив без тебя. И безусловная любовь не требует ответных чувств. Она самодостаточна. Боюсь, к этому очень тяжело прийти. Потому что приходят к этому обычно через огромную боль. А она как катарсис дарит очищение и освобождение от боли. И первый шаг в её познании, это принятие одного простого факта - твоя любовь, она не про тебя, она про того, кого ты любишь. Не ты главный герой этой истории, а именно объект твоей любви. Именно она её центр. Причина и следствие. Альфа и омега. Так вот я никогда и не пытался простить свою жену. Я пытался просто сделать её счастливой. Потому что любил её. Всегда. Без условий и не требуя ничего взамен.
- Ну а как Вы потом смогли заново ей поверить? Что это больше не повториться, если вдруг у вас что-то снова разладится.
- Никак.
- В смысле?
- А мне не нужно было верить ей чтобы любить её. Я решил для себя, что она может делать всё что угодно, если это делает её счастливой. Я любил её, а не её верность. Не её взаимность или честность. Но в итоге мои усилия привели к тому, что счастлива она была лишь рядом со мной и никто кроме меня для счастья ей не был больше нужен.
- Ну я же сказал, типичный терпила.
- Славян, ты сейчас отправишься к себе в комнату по билету в один конец и проведёшь там с недельку без гаджетов и встреч с Олей.
- Молчу-молчу!
- Юрий Иванович, я даже не знаю пока что сказать. Видимо надо мне это как-то всё переварить. С одной стороны, это всё кажется настолько высокими отношениями, что для меня прям недостижимо, а с другой стороны выглядит какой-то маниакальной зависимостью с полным самопожертвованием.
- Я думаю, Олежик, истина как всегда где-то посередине. Во-первых, любые отношения это зависимость. Не возможно быть независимым и при этом быть в отношениях. Но нормальные отношения это созависимость. Когда вы оба зависите друг от друга и полностью отдаёте себе в этом отчёт.
- А во-вторых?
- А во-вторых, один умный грек как-то сказал: "Любовь - это теорема, которую нужно доказывать каждый день". Но он не упомянул, что это доказательство не обязанность и не труд, а счастье и радость, и единственное о чём ты мечтаешь, что тебе хватит времени и сил, чтобы в полной мере выразить все то, что есть внутри тебя.
- Вот только выражать нам с Вами теперь это некому.
- Ну ты, Олежик, мужчина молодой и видный. Думаю, тебе не долго бобылём ходить.
- Шутите?
- Нисколько!
- Я вообще-то только что жену схоронил. Бывшую по совместительству Вашей дочкой.
- Так я и не говорю, чтоб прям завтра на свиданку бежать. Но всё образуется со временем. Уверен.
- А сами Вы что? Я думаю, если бы Вы клич кинули, то за вами бы очередь выстроилась из дам. И не только вашего возраста, но и гораздо моложе.
- Ах, увольте! Мы с Настюшей этот вопрос поднимали как-то.
- И чем его поднятие закончилось?
- Да ничем! Зарегистрировала она меня на каком-то там сайте где можно отмечать понравившихся женщин и, если ты им тоже понравился, то можно уже тогда переписываться.
- Так-так. Очень интересно. Кажется я понимаю о каком сайте идёт речь.
- Ха, деда, в Тиндере бабок лайкал! - чуть не поперхнувшись отпитым чаем, сказал Слава улыбаясь.
- Уж и не знаю там, что это за тиндер-шминдер был, я постарался его забыть как страшный сон.
- Это почему же? - тоже улыбаясь в след за сыном, спросил Олег.
- Начал я значит этих мадам всех смотреть и оценивать. Не могу сказать за всех старых пузатых интеллектуалов, но конкретно на меня, ты таки прав, оказывается есть спрос! И дамы интересные вроде тоже есть. Начали значит совпадения там появляться. И тут я поймал себя на мысли что мне этого достаточно! Ну того, что меня кто-то посчитал привлекательным, интересным и отметил. И общаться я с ними всеми совершенно не хочу! А некоторые женщины-то ещё и сами написывают! А это же им отвечать надо! А потом что прикажите ещё и идти куда-то встречаться, как молодёжь какая-то? "Добрый день. Да, это я. Вы тоже лучше чем на фото. Да, погода чудесная. А что смотрите-читаете-слушаете?" И далее по списку прочее романтико-свиданческое мракобесие. А оно мне надо? В общем, я это дело очень быстро забросил и решил что лучше буду одиноким стариком и сосредоточусь на совершенствовании выпекания блинов для своих детей и их детей, чем заново через всё это буду проходить на седьмом десятке!
Слава с отцом уже хохотали в голос.
- Ну, деда, ты и жжошь, конечно.
- Да ну действительно! Это для тебя сейчас всё просто и понятно. Есть желание - есть действие. А в моём возрасте уже не так. Перевалив за 60, ты начинаешь ставить знак вопроса уже чуть ли не в каждом предложении. А зачем? Зачем мне нужна сейчас под боком какая-то совершенно посторонняя женщина? Которая тем более даже в прыжке никогда не сможет достичь уровня моей Ани. Тем более, если вопрос интима для здоровья уже не актуален и вытеснен с повестки куда более актуальными бытовыми вопросами, а для здоровья мне сейчас полезнее просто гулять. 
- Для интима, если что давно уже кучи разных препаратов люди придумали.
- Ну и молодцы люди! Но тогда всё равно возвращаемся к тому же вопросу. А зачем? Чтоб потом просто с ней общаться? Для общения у меня семья есть.
- Да уж. Семья у нас теперь просто загляденье.
- Как там у классика было: "Семья-то большая, да два человека. Всего мужиков-то: отец мой да я..." У нас-то даже побольше будет.
- Ага. Аж два отца и два сына. Можно прям загадки про нас загадывать.
- Да-да. Как ты там, Олежик, нас на днях назвал? Племя мужиков-амазонов, кажется.
- Да, было дело. И не на днях, а в то самое утро это было...
- Вот уж действительно, есть события, которые делят жизнь человека на до и после. А есть и такие, что переворачивают сразу семьи...
За столом снова повисла очередная пауза. Только неловкости никакой ни у кого она уже не вызывала. Потому что для всех присутствующих была это уже даже не пауза в разговоре, а пауза в жизни. Как затишье перед боем. И каждый из них понимал, что завтра ему принимать свой персональный бой. Бой с вселенской энтропией. Бой за жизнь. Каждый на своём рубеже. Первый, юноша, будет пытаться жить в мире, где не только больше нет его матери, но и его мать свергнута с пьедестала идеальной женщины. Второй, мужчина, будет пытаться простить любимую женщину, которая теперь уже никогда не попросит у него прощения, и теряться в догадках, а раскаивалась ли она вообще. Третий, старик, потерявший и жену, и дочь, будет пытаться наполнить свою жизнь смыслом, замещая её жизнями других людей. И никто не знает, преуспеют ли они в этом завтра. Но сейчас, сидя втроём на кухне, они реально чувствовали себя семьёй. Маленьким племенем мужиков-амазонов, затерянным в каменных джунглях...