Как Кочеткова эксгибициониста от смерти спасла

Беременные женщины часто находят себе самые абсурдные занятия. Одни с утра до вечера на нервной почве собирают «икеевскую» мебель. Другие пилят своих мужей. Лиза Мажордомская, будучи в декрете, за ночь написала книгу «Детям о театре». За ней последовала «Детям о кино». Затем «Детям о цирке». «О балете», «о спорте», «о танцах». Сыну Мажордомской минуло уже двенадцать лет, а Лиза всё никак не могла остановиться. Она открыла в себе литературный дар. Её книги пользовались большим успехом среди родителей. Их рекомендовали на женских форумах. Она, ослепительно улыбаясь, подписывала их за столиком в магазине «Москва». В конце концов, Мажордомскую стали приглашать и на радио. Можно сказать, что в литературе Лиза обрела себя.

Но нужно отдать ей должное:  Мажордомская была совсем не заносчива. Добившись такого головокружительного успеха, она ничуть не манкировала старыми связями. Оставалась проста и демократична. Вот и теперь, по-дружески, пригласила свою старинную приятельницу Кочеткову прокутить гонорар за свежеиспечённую книгу. Света, конечно же, согласилась.

На полпути  к Мажордомской сценаристка Кочеткова встретила своего старинного приятеля Королёва. Королёв был странным типом. Он был раздражающе неряшлив. Отращивал себе клочковатую бороду. Мнил себя непризнанным гением. В сорокаградусный мороз звал на митинги. Бесился, когда она опаздывала. Не приставал. И всё время норовил выпить за Светин счёт. Кроме того, у него была странная манера общения. Он всё время пытался её как-нибудь оскорбить или унизить. Например, дружелюбно орал, случайно столкнувшись со Светой на улице: Кочеткова, привет! Хорошо выглядишь! А в следующий раз на встречу со мной в калошах придёшь?!

Светины туфли стоили двести долларов. Другая бы на её месте обиделась, но Кочеткова, как начинающий сценарист,  развивала в себе чувство самоиронии.  В этом разрезе Королёв казался ей даже  забавным. Она называла его «мой пунктуальный фашист». Однако, любые попытки выпить за свой счёт тут же решительно пресекала.

В тот день Королёв был необыкновенно мрачен. Почему — не говорил. В общем, Света решила поднять ему дух и позвала с собой.
- Это какая ещё  Мажордомская?! - побелев от злобы, переспросил Королёв,
- Лизка, что ли?- и добавил презрительно — Писссательница. Видали мы таких. Очень надо. Сами «гудите», без меня.
- Без тебя будет скучно.
- Переживёте как-нибудь, обойдётесь.
- Так она ж башляет! - искренне удивилась Кочеткова.
- Ладно, уговорила, - всё так же злобно продолжал Королёв. - Чо за кабак?

Мажордомская чинно сидела в модном кафе в окружении розеточек с вареньем и пирожных. При появлении Светиного спутника её круглое лицо вытянулось. 

- Привет, Лизавета, - с ходу начал Королёв, - Как жизнь, муж, детишки? Как новую книгу назвала? «Детям о рыбалке»?

И начал хрипло смеяться.

У Королёва, как это и принято у непризнанных гениев, литературная жизнь всё никак не задавалась. В редакциях толстых журналов на его рукописях чистили селёдку. На радио не приглашали. Однажды он чуть было не поступил  в Литературный институт, но провалил все экзамены, включая тест по русскому языку. Надежда оставалась только на собеседование.  В экзаменационной комиссии сидела известная русская писательница Татьяна Толстая. Когда она спросила его, кого он считает самым талантливым современным русским писателем, Королёв решил пойти ва-банк.
-  Вы!!! - заорал он Толстой. - Обожаю все ваши романы (тут Королёв решил проявить эрудицию), Татьяна Николаевна! Особенно «Казус Кукоцкого»!

Гениальная карьера Королёва оборвалась, так и не начавшись. Естественно, ему было обидно, что Мажордомская так стремительно обходила его на литературной ниве.

... Лиза в гробовой тишине мешала ложечкой какао. Градус общения за столом стремительно понижался. Из ртов присутствующих уже пошёл пар. Одна Света ничего не замечала.
- Лизонька, а я правда могу заказывать всё, что захочу? Правда-правда?
- Конечно, - невозмутимо отвечала Мажордомская. - Выбирай, душенька, всё, что понравится. Кофе, пирожные. Очень рекомендую тебе...
- Девушка!- закричала Кочеткова проходящей мимо официантке. - 150 водки «Русское золото» и запивку! - и добавила, скромно улыбаясь. - А твоим «наполеоном» я закушу. Можно?
- Конечно, - невозмутимо ответила Мажордомская. Ей была свойственна истинно прибалтийская сдержанность. Её прадедушка был латышским стрелком.
- А что же вы, Артемий, ничего не пьёте?  - с едва заметной иронией поинтересовалась Лиза.
- Лекарства пью. Антибиотики, - злобно косясь на успешную литераторшу, отвечал Королёв.
- Наверное, гриппом болеете?
- Ага. Триппером, триппером.
- Ах, у вас, у мужчин это всегда так некстати, - по-светски вздыхала Кочеткова.

За разговором о театре, кино и литературе, все трое, что вполне естественно, непринуждённо переместились в пивную. В пивной было грязно, накурено и шумно. Света была обворожительна во хмелю. Ненавидящий весь мир Королёв пил квас. Лиза улизнула в туалет и обратно уже не вернулась. Муж Мажордомской играл на бирже. Двенадцатилетний ребёнок Мажордомской играл на скрипке. Нужно ли говорить, что окружающая действительность была ей классово чужда?

Но Свету уже понесло.

- Сегодня гуляем! - сказала она и, купив за свои деньги бутылку «Берёзовой на бруньках», поехала с Королёвым на Воробьёвы горы. Было уже полпервого ночи. В парке сгустился мрак, не горели фонари. Королёв и Кочеткова ломились через кусты к набережной.

А потом между ними произошёл конфликт. Королёв отобрал у Кочетковой бутылку. Кочеткова даже немного протрезвела от такого вероломства.

- Хватит бухать, - шипел сквозь зубы неудавшийся романист, пряча руку с «Берёзовой» за спину, - женский алкоголизм неизлечим!
- Ты что, совсем обалдел?! - рассердилась Кочеткова. - Какая тебе разница пьяна я или нет?
- Ты уже на человека не похожа. Посмотри на себя в зеркало! У тебя же сизый нос!

Зеркала на Воробьёвых горах не было, поэтому Света не решилась слепо принимать слова Королёва на веру.
- Отдай бутылку! Я её на свои деньги купила.
- Ой! Смотри — лягушка! - ответил на это Королёв, восторженно вытаращив глаза в темноту.
- Где?! - удивилась Кочеткова. Когда она оглянулась назад, Королёв уже стоял на пригорке и в лунном свете допивал бутылку из горла. Видимо «пунктуальный фашист» всё это время выжидал, когда закончится действие антибиотиков.

- Скотина,  - в сердцах сказала ему Света и ушла от подлеца в бурелом.

Шла она долго. Где-то играла праздничная музыка. Светины ноги в туфлях за двести долларов промокли. В парке было всё так же темно и сыро. Наконец она вышла на залитую лунным серебром поляну и столкнулась на ней с эксгибиционистом. Это был плотный лысоватый мужчина в квадратных очках. На нём был тонкий болоньевый плащик. Увидев Кочеткову, мужчина печально вздохнул и распахнул его.

Света так растерялась от неожиданности, что замахала на мужчину руками и закричала: «Кыш! Кыш! Фу! Нельзя! Пошёл!». Как ни странно, это подействовало, и эксгибиционист сразу запахнул свой плащ. Но затем снова распахнул его.
 
И тогда Света побежала. Эксгибиционист побежал за ней. Света прибавила шагу. Эксгибиционист не отставал. Так они и бежали по лесу в лунном свете, похожие на двух влюблённых из какого-то неснятого фильма Кончаловского. Наконец, Кочетковой это надоело. Кроме того, у неё с непривычки началась одышка.   Она остановилась, чтобы перевести дух. Мужчина тоже. Он держался рукой за тополь и громко сопел. Потом, с мукой на лице, безмолвно распахнул свою болонь, становясь похожим на белку-летягу.

Абсурдность ситуации зашкаливала. Кочеткова не выдержала первой.

- И это всё? - спросила она.

Почувствовав в голосе Кочетковой нотку разочарования, мужчина немного оживился: « А что бы вы хотели?»

В этот момент раздался треск в кустах. Мужчина задрожал.

- Кто это?! - воскликнул он.

Света решила доводить абсурд до его алогического завершения.

- Вы знаете, - произнесла она, - я сегодня в новостях слышала, что из цирка на Вернадского сбежала пантера. Так это, наверное, она.

«Мамочка!» - воскликнул извращенец, и они опять побежали. Нечто с треском ломилось за ними по кустам боярышника. Эксгибиционист в страхе залез на дерево. Кочеткова, как ни странно, тоже. Она уже сама поверила в собственную ложь. Так прелесть искусства в очередной раз победила унылую правду жизни.

Пантера, кажется, бродила где-то поблизости. Сидя на дереве, мужчина и женщина познакомились. Его звали Аркадием. Они коротали время за беседой о театре, кино и литературе.
- Светлана, скажите, какой ваш любимый русский поэт? - например, спрашивал Аркадий.
- Блок, - не задумываясь, отвечала Света.
И Аркадий тут же начинал декламировать: «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, молодеет душа...»

Или Аркадий интересовался: «Светлана, а какой ваш любимый зарубежный фильм?»
Света: «Сцены из супружеской жизни». 
Аркадий: «А не кажется ли вам, Светлана, что Бергман в этом фильме хотел показать, с присущим ему беспощадным анализом личностной психики и социальной психологии, неизменность во времени  проблемы человеческого отчуждения...» и тд. и тп.
Наконец, начало светать. Кочеткова и извращенец слезли с дерева.

- Послушайте, Аркадий, а вы что, специально поджидали меня на этой поляне? - поправляя чулки,  спросила Света. Она должна была задать ему этот вопрос.
- Да что вы, бог с вами, - грустно ответил эксгибиционист, - я так ловил, на удачу.  Но вы мне очень понравились. Я здесь бываю по вторникам и пятницам, с десяти до без пятнадцати трёх. Приходите, - добавил он с надеждой.
- Спасибо, я подумаю, - сказала Света.

И распрощавшись, Аркадий, вздыхая, удалился. Кочеткова тоже вздохнула. В этот момент снова зашумело в кустах. Света моментально забралась на тополь. Из кустов, шатаясь, выбрался ободранный и нетрезвый Королёв. Борода его топорщилась, глаза были красными. Не поднимая головы, он просипел: « Кочеткова, вернись. Дура, из-за водки обиделась? Я тебе потом десять бутылок куплю. Чёрт, как горло болит. И зачем я пил холодную?»

И не обращая внимания на Свету, русалкой сидящую на ветке, он прошёл в ближайший орешник...

Конечно Света больше никогда не встречалась с Аркадием. Хотя иногда и вспоминала его. «Ты знаешь, я, конечно, навидалась за свою жизнь разных извращенцев. Но этот был какой-то особенный», - с теплотой в голосе признавалась она потом Мажордомской.