Кино, музыка, стихи

Кино вошло в меня с молоком матери. Не в переносном, а в прямом смысле. Каким образом, будучи ещё ребенком, я оказывался в темном зале кинотеатра до сих пор для меня загадка.
Думаю, она просто незаметно вносила меня в зрительный зал. Проскальзывала в толпе страждущих зрелищ зрителей, включая способствовавших мгновенному искусственному ажиотажу её подруг, создававших ширму или невидимый кордон перед, уставшим к вечернему сеансу, контролёром.
Не в шапке же невидимке она меня проносила в кинотеатр. На худой конец, будучи застуканной на проносе в кинозал грудного ребенка, мать могла сказать, что-то такое: «Не волнуйтесь, он не будет никому мешать!.. он никогда не плачет!..  видите, он спит, а если проснётся у меня всегда с собой еда… он почмокает и снова уснёт».   
Наверное, всё это как-то срабатывало. Потому что чаще всего я оказывался в волшебном зале кинотеатра. Дело в том, что я помню, как передо мной вспыхивали яркие кадры и образы в особо шумных, и как правило музыкальных сценах.
«Фаду фадиньё, фавидьё португез…» Чудесная Коимбра!.. Лолита Торез в главной роли…
«Возраст любви» - я видел этот фильм всегда в цвете, особенно при исполнении этой песни… Кружатся танцующие девушки, играют гитары, танцует и поёт очаровательная Соледад Реалес: «Coimbra, ciudade divina, Deja que mi amor te cante…» (Коимбра, мой город чудесный, Облик твой меня чарует…)
Многие картинки стали позже оживать в моём детском воображении, создавая свой видеоряд, когда я слушал шеллачные пластинки на 78 оборотов, которые неизвестно откуда появились в доме, но которые с необъяснимой настойчивостью я ставил всё снова и снова…
Музыка. То, что меня всегда влекло, было под негласным запретом. Понять это невозможно. Стремление было под страхом неосознанной смерти.
Рядом с этажеркой с пластинками в бумажных конвертах стоял электропроигрыватель «Эльфа», подключённый к радиоприёмнику «Балтика-52» с зелёным кошачьим глазом. Никто не удосужился заизолировать штепсельную вилку, которая раскрутилась и замыкалась на винт, соединявший её две половины.
Я рисковал, но включал проигрыватель и ставил пластинку, аккуратно опуская тонарм и слушал музыку, которая мне что-то говорила. Была со мной в унисон. Давала мне возможность свободно вздохнуть. «Рио-Рита», «Куст сирени» - старые пасодобль и танго. «Pour toi, Rio Rita» - пасодобль.
 
Адьёс, мадресита!
Де бойя вер ами серра мильо.
Мусьен, дон Артильо
Ла перле кюте етериор ...
Адьёс, мадресита ...

Пасодобль — «двойной шаг» — испанский танец, имитирующий корриду. Может быть, в этот момент я чувствовал себя матадором, желавшем поразить быка, укравшего у меня мать. Как на картине Серова «Похищение Европы», которую я мог видеть в журнале «Огонёк». Пластинки и журналы лежали на винтажной этажерке, створки тумбочки которой всегда были приоткрыты.
Помню, как некое откровение детства - проливной ливень, отвесные струи слепого дождя, рассечённые лучами солнца, озарили улицу и проникли через окна в комнату, наполнив её неземным светом.   
Мне двенадцать – глухозимье – ангина – один дома; прижавшись горячим лбом к стеклу, смотрю на заснеженный двор: пусто, бело, голые деревья… неизвестно откуда рождаются строчки о том, что зимой все деревья одинаковые: черные стволы, голые ветки, не понятно, где липа, где дуб, где клён, а летом – все разные, потому что у всех свои особенные листья... Подробностей не помню… тетрадка не сохранилась... записал и прочитал бабушке, вернувшейся из магазина, хлопотавшей с обедом на кухне - единственному свидетелю моего раннего творчества... в памяти осталась лишь одна строчка: «клён – резное дерево».
В последствии получилось такое стихотворение:

Клён –
резное дерево,
листьев кружева,
солнца луч пронизывает -
в жилках рыжена.
Расцветает охристый
кружевной узор –
восхищённый прелестью
замирает взор!
Ветки,
листьев кружево –
в небо этажи,
вязь иконостаса –
чудо-витражи.
Заиграет бликами
радужный янтарь,
открывая в рощицу
солнечный алтарь!.. 


Рецензии