Хлебало. Седьмой послед

                Вместо предисловия
    
     Автор заранее просит уважаемого читателя даже не пытаться отыскать седьмой послед.
    
     И, более того, не стоит вам, господа и дамы, искать и нужное хлебало.
    
     Речь в предлагаемом вам странном рассказе, отдающем следами мистики и запахом какой-то чертовщины, будет вестись не о плаценте человека.
    
     Собственно, и рот человека, который иной непутевый гражданин (или гражданка) зовет хлебало (извините), останется в покое.
    
     Хлебало же здесь – суть, часть древнейшего инструмента для поедания пищи человеком.
    
     Хлебало, либо черпало, которые наши современники зовут лопастью обыкновенной ложки, иметь будет чуть ли не главную роль в попытках псевдо-врачевания людей.
    
     Впрочем, автору на собственном здоровье довелось испытать чудодейственность не только элемента ложки, но и дивной пены.
    
     Не будет здесь морской пены прибоя.
    
     Читатель, видимо, подумает, что автор, пытаясь словами нескромно взбивать из его мыслей пену, постарается у него отнять личное время.
      
     И после этих слов вы будете вольны, на что потратить драгоценные мгновения вашего бытия, тем более, что разговор будет вестись о накипи.
    
     Накипи, или пены от процесса приготовления топленого масла.

                Глава первая
                Странная табакерка
    
     Торопков Степан, еще со вчерашнего вечера страдающий нестерпимыми болями в ногах, лишь на рассвете забылся беспокойным сном.
    
     Ему, семидесятипятилетнему представителю сильного пола человечества, пришлось - таки принять анальгетики.
    
     Ведь мышцы в обеих ногах горели огнем, казалось, что сами суставы трещали и стонали от застарелой болезни вен.
    
     К врачам он все не шел, почти перестав доверять эскулапам.
    
     И, даже зная, что «обезболивающие» несут существенный урон слизистой желудка, все же решил ограничить ими боль.
    
     Выпитая им первая таблетка анальгина лишь частично уняла боль, сон все не шел.
    
     Тщательно прожевав вставной челюстью вторую пилюлю и почувствовав онемение кончика языка, он провалился в ватную пустоту.
    
     Ему тогда приснился странный сон.
    
     Странность его была не в том, что ему пригрезилась супруга, и не в том, что его Ольга Васильевна колдовала у плиты.
    
     И странно было не то, что его спутница жизни топила сливочное масло.
    
     Степану Кузьмичу просто до чертиков было удивительно то, что его хозяюшка повязала на голове ситцевый платок, ну словно Солоха из бессмертного произведения Н. В. Гоголя.
    
     Мало того, что на косынке супруги узелок с двойным хвостиком напоминал рожки, так ему еще и показалось, что из - под просторного ее халата виднелся хвост, покрытый густой коричневатой шерстью, с пушистой кисточкой на конце.
    
     Ладно бы, еще рожки и хвост!
    
     Пусть бы, еще и то, что она что-то бессвязно-непонятно бормотала без умолку, помешивая варево в чугунке.
    
     Так она еще, озорно взглянув на него и подмигнув ему правым глазом, соскочила с настоящей ступы.
    
     Кузьмич тогда даже подумал: «И какого же размера должен быть для этой ступки пестик?»
    
     От этой мысли он громко рассмеялся, отчего протяжно вскрикнул и проснулся.
    
     В окна просторной спальни лились потоки дневного света.
    
     Скинув с себя одеяло и сняв мокрую от пота пижаму, наш болезный прошел на кухню.
    
     Он было хотел отдать ночную одежку супруге с тем, чтобы она кинула ее в стирку.
    
     Но вспомнил, что еще вчера с раннего утра отвез супругу на вокзал и проводил ее в гости к детям в Питер.
    
     Глубоко вздыхая мыслям о своем здоровье, он почти машинально бросил одежку в стиральную машинку.
    
     Но закрывая ее дверцу-люк, вдруг увидел на краю крышки аппарата для стирки странную деревянную коробочку, внешне не отличимую от самой обыкновенной табакерки.
    
     Ну как тут было не открыть ее крышку и не проверить, что в ней лежит?
    
     Ветеран, взяв в руки табакерку, прошел на кухню.
    
     Открывать ее почему-то не спешил, а налив в чайник воду из - под крана, поставил его на зажженную горелку газовой плиты.
    
     Как будто искушая его причудливым узором на своей крышке, табакерка манила Кузьмича своей закрытой тайной.
    
     С каких-то пор Кузьмич принял за правило, не спешить в делах и поступках, поминая золотое правило «семи».
    
     Налив крутой кипяток в заварочный чайник и приготовив пару бутербродов с колбасой и сыром, он внимательно осмотрел табакерку.
    
     Наконец, решившись, попытался ее открыть.
    
     Не тут-то было!
    
     Крышка табакерки не давалась.
    
     Он даже попробовал ее подковырнуть ножом, но лишь поранил себе руку и забрызгал кровью боковые стенки коробки.
      
     Досадливо крякнув, он почти бегом прошел в зал и из домашней аптечки достал бинты и йод.
    
     Обеззаразив йодом довольно приличный порез левой ладони, перевязал рану бинтом.
      
     Затем он вновь вошел на кухню и, взяв в руки табакерку, попытался стереть с ее стенок следы своей крови.
    
     Но кровь не убиралась.
    
     Намочив кухонное полотенце под струей воды из-под крана, наш болезный вытер им кровавые подтеки на шкатулке.
    
     От этого на стенке проступили странные слова: «Открыть в двадцать пятый час!»
    
     Примечание: Продолжение следует