Мои девяностые. Глава первая

Это было время отчаяния.
Это было время надежды.

Это было время конца.
Это было время начала.

Это было время бесчестия.
Это было время чести.

Это было время силы.
Это было время бессилия.

Это было время смелых.
Это было время трУсов.

Это было время неверия.
Это было время веры.

Это было время первых.
Это было время последних.

Это было время заката.
Это было время рассвета.

Это было время опытных.
Это было время дилетантов.

Это было время отчаяния.
Это было время надежды.

Это было время верности.
Это было время предательства.

Это было время юности.
Это было время старости.

Это было время отчаяния.
Это было время надежды.

Это было время любви.

Это были девяностые…

Мои девяностые…

Макс снял руки с клавиатуры.

Навык слепой печати не подходил к этим тесным, впуклым, пружинящим эбонитовым клавишам на длинных кривых рычагах. Поэтому приходилось периодически смотреть на руки и поправляться по ходу набора текста. Правда, совсем не просто различить что-то в жёлтом колеблющемся свете коптящей керосиновой лампы… Пламя трепыхалось, плясало, чадило, танцевало, норовило угаснуть. Навык управления строптивым механизмом за месяц ещё не выработался, а более ничего в гибнущем мире не осталось от достижений цивилизации…

И исправить ничего напечатанного на этой машинке было нельзя. Не нажмёшь ты клавишу, по буквам стирая неудачное слово, фразу или даже абзац. Всё остаётся на бумаге. Всё точно как в жизни. Где можно только дописать, добавить, но ничего нельзя удалить. Зачеркнуть - да, можно, но смысл? Всё равно слово и поступок остаются на бумаге. А зачёркивание только привлекает к ним взгляд…

Были, кажется, на излёте эры пишущих машин особи с корректирующей лентой, да только недолго продержались. Пришли, захватили, поглотили всё компьютеры и принтеры. Да только недолго, как оказалось, они владели миром...

А эта машина, диковинной древней конструкции, похоже, сделана в первые бурные годы после революции. Ятей уже нет, и даже клеймо присутствует, но не разобрать. Долго же она стояла где-то в забвении.

Долго.

Да только появилась вдруг снова, став единственной спасительницей. Единственным инструментом созидания из всего, рождённого человечеством за последний век.

Ибо, почему-то, надо было именно печатать. Не царапать карандашом, не каллиграфировать шариковой ручкой или даже гусиным пером. Нужно именно печатать, чтобы каждая буква впечатывалась в бумагу, оставляя там нестираемый след…

Другие инструменты цивилизации, одурманивающие и растлевающие, обезволивающие и подавляющие, развлекающие и отвлекающие, стреляющие и взрывающиеся, тоже, к сожалению, пока остались. С них всё началось, ими, похоже, всё и закончится.

Ему давно говорили: «Сядь и пиши».
 
--Зачем?- спрашивал он. - Кому это нужно? Кто это будет читать???

А ему отвечали:

- Неважно. Сядь и пиши.

И он сопротивлялся, так и не поняв тогда, зачем это нужно.

Сопротивлялся, когда мир только начал опускаться на дно. Когда достаточно было лёгкого толчка, чтобы вернуть убегающий шар на нужную траекторию.

Противился, когда падение стало неизбежным. Когда, чтобы вернуться, нужно было очень сильно ударить по шару, сильно изменившему направление бега…

Возражал, когда всё вокруг начало рушиться. Когда уже почти ничего нельзя было изменить.

И тогда ещё можно было писать со скоростью триста знаков в минуту, сохраняя написанное в облаке или на флэшке. В тепле, при электрическом освещении, с холодным напитком на краю стола. Очень они его стимулировали, эти напитки! Он поёжился. Кроме дрянного медицинского синтетического спирта, сегодня ничего не сыскать. Да и спирт достать - большая удача…

И немного позже, когда электричество стало явлением эпизодическим, всё ещё можно было зарядить какой-нибудь прибор. Какое –то произведение уходящего мира… И печатать в сравнительном комфорте.

И тогда он не начал.

И только тогда, когда речь зашла о Ней, Макс решился.

Не решился, чёрт побери, а решил попробовать. А вдруг?

Это было уже отчаяние. Когда лягушка всбивает масло в крынке с молоком…

Ведь теперь другого выхода уже не было…

Теперь стало уже всё равно.

- Кому это нужно? – спрашивал он снова и снова. - Кто это будет читать?

Они не отвечали, но только повторяли:
 
- ПИШИ.

- Зачем? Что это даст? И кому?

Ответа не было, был только немой упрёк.

«Пиши и не задавай вопросов. Разве это так трудно?»

Да, чёрт возьми, нетрудно, но что писать?

И пришло понимание - пиши про ЭТИ годы. Годы, про которые придумано и наворочено искусными  мифотворцами столько фантастических небылиц, что они стали новой былинной эпохой. Эпохой, когда происходили такие вещи, которые не могли происходить. Никогда и нигде. Может быть, только в Чикаго начала двадцатого века. Но, если учесть, что практически весь чикагский беспредел был выдуман, а в сказках этих правду можно искать с микроскопом и не найти никогда…
А наш миф, более поздний, был создан по образу прежнего американского… И, как любой пересказ, он стал более гротескным и вычурным. И ещё более неправдоподобным.

- ПИШИ.

- Да что писать, чёрт возьми??? – безмолвно спрашивал он.- Что и зачем? Разве люди сами не помнят?

Оказалось, не помнят. Вдруг он открыл для себя, что многие знакомые, и знакомые знакомых, и те, кто старше, и моложе, и кто точно должен был бы помнить подробности, помнят только и исключительно то, о чём пишутся мягкие книжки и снимаются шумные сериалы. ОН помнит, как всё было, а они - нет. Им оказалось очень легко привить НУЖНЫЕ воспоминания. И им привили.

Он расспрашивал людей старше и, казалось, мудрее него, неужели вы не помните, ведь не было ТАКОГО!

А они отвечали, мол, так и было. Как пишут, так и было. Ходили по улицам, уворачиваясь от пуль… Голодали жутко, почти крыс ели. Котлеты из сельдерея жарили. Без света, тепла и зарплаты годами сидели…

Да что за бред!- сначала возмущался он. – Да не было такого! Я помню!

- А кто такой ты? – спрашивали они, и ответить было нечего.

- Кто такой я?- в свою очередь спрашивал он ИХ. – Почему Я?

- Что может дать МОЁ вИдение тех лет? Если оно так сильно отличается от вИдения большинства. Да кто мне поверит?

- ПИШИ, - не уставали повторять ОНИ. – Сядь и пиши.

Но он возражал. Нет, он не возражал, он просто ничего не делал. Проще всего возражать, не делая ничего…

В голове бродили и клубились мысли, воспоминания, образы, смешивались, сталкивались, создавали причудливую смесь и снова разбегались. Их замещали более актуальные мысли, более важные на сегодняшний день. Более материальные, весомые, мысли о зарабатывании денег, о невозможности заработать денег ЭТИМ.

Кажется, это так просто - сядь и пиши. Пиши всё, что придёт в голову. Пиши по сто, двести, триста слов в день.

В неделю это уже семьсот, тысяча четыреста, а то и две тысячи сто слов!

-ЗАЧЕМ?- этот вопрос губил все попытки сесть и начать писАть.

- КОМУ это нужно?

Кажется, когда-то, эпоху назад, умные хитрые бизнес- тренеры назвали это прокрастинацией.


- Почему МОИ девяностые?- недоумевал он. – Совершенно простые, вполне бесцветные, без восхитительных волнующих приключений, без особых даже тревог. Почему МОИ?

- ТАК НАДО,- отвечали ему. - НАДО.

Нужно понять, в какой момент всё пошло не так.

- Что пошло не так?- беззвучно спрашивал он.- Как можете ВЫ не знать, что пошло не так? ВЫ, владеющие всем сущим?

И ответа не было. А приходило только ЗНАНИЕ, что и ОНИ не владеют всем сущим.
Что и ОНИ не управляют ВСЕМ.

Что есть Сила, против которой и ОНИ не могут устоять.
 
- Что же это за Сила? - Снова спрашивал он сквозь муку огненных ночей, сквозь ледяное отчаяние и пепельное бессилие. Сквозь удушающее непонимание и звенящую пустоту.

Они не отвечали. Но пришло вдруг смутное осознание. Смутная догадка. Конечно, так не может быть. Ведь мы всё время считали, что ИМ доступно всё. Что ИХ не может испугать и смутить ничто. Что ОНИ всемогущи.

Нет.

Кажется, нет.

Думается, нет.

- Точно НЕТ? – спрашивал он.

И снова тишина. Тишина милосердия. Тишина согласия. Тишина, кричащая ответом.

- Что же это за Сила?- молил он.- Что сильнее всего, даже Вас?

И ответ пришёл.

Ответ невозможный, ведь всегда считалось, что для богов ЕГО не существует.

Что ЕГО нельзя повернуть вспять только нам, а ИМ возможно всё.

Мы всегда думали так, не встречая подтверждения своим мыслям, просто думая, просто полагая, просто надеясь. Надеясь на НИХ, которые, всегда всемогущие, если что, помогут нам справиться с НИМ. Ну, вдруг? Ну, хоть немного.

И вдруг.

И внезапно.

- Вы тоже ЕГО боитесь?- недоумевал он.- Как это может быть?

И не услышал ответа, но понял, ощутил, осознал, почувствовал металлический кровяной вкус ответа на языке.

ДА. ОНИ не могут управлять ИМ.

Никто не может ИМ управлять, а ОНО правит всем. И царит над всем.

ОНО всемогуще. ОНО - и есть заведённый порядок вещей. ОНО - и есть главный закон Мироздания. ОНО родилось, когда ещё не было ничего. Когда даже до появления первой живой козявки на Земле оставались триллионы лет. Которые для НЕГО - всего лишь секунда. Ведь именно ОНО придумало секунды.

Кажется, что возможно ИМ управлять. Можно даже сновать меж ЕГО витков, полагая, что можешь вернуться назад или отправиться вперёд. Но это жалкие движения мухи на окне поезда, полагающей, что она свободна в направлении движения, но летящей вместе с поездом туда, куда нужно НЕ ЕЙ. Можно достичь в этом сновании успехов и начать считать себя ЕГО властелином.

А ОНО не обижается. Как ОНО может обидеться? Оно только делает лёгкое движение в своём постоянном поступательном натиске. И всё. И нет дерзнувшего.
 
- Так ЗАЧЕМ?- поняв и ужаснувшись, снова спрашивал он.

И ОНИ ответили.

И ответ был так удивителен, так странен, и одновременно прозрачен и прост, что он долго не мог прийти в себя.

- Тогда. Именно тогда что-то пошло не так.

- Именно тогда МЫ что-то сделали не так. Или не МЫ.

- И также, как вам, НАМ нельзя ничего исправить. Прошлое уже умерло, прошлое отправилось в Небытие, спрессованное и переработанное беспощадной Стихией.

- У НАС есть единственный шанс. У вас, ВОЗМОЖНО, есть единственный шанс.

- Понять, где ОНО произошло.

- ЭТО случается редко, и даже МЫ не помним, когда ЭТО было в прошлый раз.

Но ЭТО случилось. Лёгкий толчок. Крошечное сотрясение вечного Колеса.

И ЭТО произошло.

И ВРЕМЯ, эта неумолимая, непрощающая, изначальная, беспощадная, безначальная, бесконечная, безмолвная, неутихающая… СТИХИЯ, породившая и убивающая всё…

ОНО изменило ход свой.

ОНО изменило ход вещей.

И тогда всё рождённое прежде, и задуманное прежде, и построенное прежде, потеряло смысл…

Сбой, мельчайшая пылинка, попавшая между контактов огромного механизма. Крошечная птичка в двигателе гигантского лайнера.

Мышь, погубившая слона…

И Время споткнулось. Его лопасти продолжали перемалывать Вселенную, пропуская через себя всё и всех живущих и неживущих. Рождённых и нерождённых.

Но крошечная песчинка уже попала в раковину морского моллюска.

И моллюск уже начал обволакивать инородный предмет камнем, рождая будущую жемчужину. Только жемчужину ли?

Защитные механизмы Времени стали бороться. Тоже начали пытаться отвергнуть досадную помеху, и не заметить её вовсе, ведь пылинка на Солнце не видна. И сам срок жизни пылинки на Солнце краток, и существование её бесславно.

Однако, в первый раз за бесчисленные прошедшие годы, ЭТО произошло.

Эффект бабочки, спросите вы?

Да, что-то подобное. Брэдбери кое-что знал о происходящем. Однако, ОНО ещё не случилось, когда он писал свою повесть.

Так быстро? – спросите вы.- Всего каких-то сорок лет? Ведь мы говорим о НАШИХ девяностых?

Да, так тоже, как выяснилось, бывает.

Бывает и ТАК…

И сейчас эта пылинка превратилась в лесной пожар, рождённый искрой. В лавину, рождённую снежком размером с кулак.  В поток, смывающий всё, рождённый тонюсенькой струйкой…

И раз уже ОНИ видят единственный выход…

ОНИ, всемогущие по отношению к нам…

И бессильные в сравнении с НИМ…

Надо писать.


Макс плеснул в кружку на пятнадцать копеек (это он сам придумал. Высота пятнадцатикопеечной советской монеты, без малого два сантиметра).

Плеснул того самого отвратительного спирта, канистра с которым стояла под столом.
На закуску сойдёт и кирпичный эрзац-хлеб. Ещё немного есть.

Огненная жидкость опалила горло, прокатилась воспалённым комком по пищеводу, тяжело и искристо утвердилась в желудке. Дыхание привычно перехватило, слёзы брызнули из глаз, в носу защипало.

Через несколько секунд всё пришло в норму. Полусухой обломок буханки отправился вслед за горючим, создав видимость закуски и слегка притушив пожар в горле, в голову ударило, настойчиво и мощно, стало немного теплее…

Ну, что же.

Начнём…


Макс Димур

18 декабря 2022 года.