Богатство недр - благо или проклятие?

ПОЛЕЗНЫЕ ИСКОПАЕМЫЕ МОГУТ СЛУЖИТЬ ВСЕМУ НАРОДУ ИЛИ МОГУТ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ПРОКЛЯТИЕ

Когда на страну неожиданно сваливается богатство в виде крупного месторождения полезного ископаемого, то ее граждане радуются этому, предвкушая рост своего благосостояния. Но радуются этому далеко не все. Так, когда Мохаммаду Идрису, королю Ливии (правил в 1951-1969 г.г.), сообщили о том, что американский консорциум обнаружил на территории его страны нефть, он с огорчением заметил: «Жаль, что ваши люди не нашли воду». В нефти король мало что смыслил. Но, может быть, интуиция подсказывала ему скорый конец его правления, который устроили  мятежники во главе с Муамаром Каддафи.

ПАРАДОКСЫ «РЕСУРСНОГО ПРОКЛЯТИЯ»

Ежегодно из недр Земли извлекают более 100 млрд тонн разного минерального сырья. Это руды металлов, нефть, газ, уголь, строительные материалы, более 200 видов горно-химического сырья. Мировое ресурсное пользование породило ряд острых проблем. Прежде всего, это все возрастающие масштабы эксплуатации природных ресурсов и разная степень воздействия ресурсного фактора на международную специализацию стран и эффективность их экономики.

На промышленно развитые страны приходится около половины добычи минерального сырья и 90% его мирового потребления. США импортируют 15-20% необходимого минерального сырья, Западная Европа – 70-80%, Япония – 90-95%. Импорт энергоресурсов составляет в Японии около 80%, во Франции – около 60%, в Германии – 50%. Среди развитых стран наиболее энергоемкую экономику имеют Канада, США и Австралия. В целом для группы развитых стран характерно превышение ресурсных потребностей над ресурсными возможностями. Этим определяется привлекательность для слабо развитых стран, богатых запасами, основной упор делать на продаже доставшихся им полезных ископаемых. Вместе с тем,  открытие богатых месторождений в странах с вполне благополучной гармонично развитой экономикой способно создать перекос в их экономике, получивший название «голландской болезни».

«Голландская болезнь» связана с началом масштабного освоения в 1960-х годах Нидерландами нефтегазовых запасов Северного моря. Рост цен на углеводородное сырье в 1970-х годах  привел к доминированию добывающей отрасли в национальном хозяйстве и сужению индустриального потенциала с последующим замедлением роста промышленного производства и снижением производительного труда рабочей силы. После масштабного освоения месторождений и роста цен капитал устремился в нефтегазовый сектор, что негативно сказалось на промышленном потенциале страны. Производительность труда стала снижаться, но из-за притока валюты от экспорта нефти курс гульдена (национальной валюты) начал расти, что позволило конкурентам потеснить голландскую продукцию на внешнем рынке. Экономика страны в итоге впала в рецессию. И лишь в 1885 г. Нидерланды смогли вернуться к положительным темпам экономического роста, повернув свою экономику в сторону рынка. С тех пор эта страна не теряет статуса одной из наиболее успешных европейских стран, но модель пережитого ею кризиса стала классической. В настоящее время газовая промышленность в Нидерландах производит четыре тысячи кубометров газа на душу населения  - столько же, сколько в России.

К слову, в США, Норвегии, Канаде и Австралии основу экономики составляет именно сырьевой комплекс, и никто там не говорит о «ресурсном проклятии», о котором речь идет ниже. Более того, доля сырьевого комплекса в ВВП этих стран выше, чем у нас.

Сам термин «голландская болезнь» был впервые предложен журналом  Economist (1977 г.) для описания отмеченного парадокса в развитии национального хозяйства. Впоследствии он стал применяться к аналогичным случаям в других странах. Другое название («эффект Гронингена») он получил по названию местности открытия газового месторождения, с которого началось интенсивное развитие добывающего сектора в Нидерландах. Впрочем, лежащий в основе этого «недуга» синдром впервые был отмечен еще в XIX веке во времена золотых лихорадок в Калифорнии (1849 г.) и Австралии (1851 г.). Парадоксально, но факт: когда в XVII веке Нидерланды были бедны ресурсами, они обогнали богатую драгоценными металлами Испанию. Япония же к началу XX века обогнала Россию. Эти примеры подтверждают сделанный экономистами вывод о том, что экономики стран, богатых ресурсами, растут медленнее других.

Другой, близкий по смыслу, термин «ресурсное проклятие» был введен в 1993 г. Ричардом М.Аути для описания глобального феномена беспрецедентного падения уровня жизни в странах-экспортерах нефти в 1970-1980 г.г. во время ценового пика на нефть.

В РОССИИ ДЕЛО НЕ СТОЛЬКО В «РЕСУРСНОМ ПРОКЛЯТИИ»

Сейчас в России модно любые неудачи, связанные с отставанием в науке, технике и промышленности, приписывать «ресурсному проклятию». Дело, однако, не столько в нем.

В США полмиллиона буровых скважин, втрое больше, чем в России. В добывающей промышленности России занято около миллиона человек, а в США – на порядок больше. При этом в результате сланцевой революции в США набирает обороты процесс индустриального возрождения экономики.  Успехи в добывающей промышленности значительно удешевляют здесь производство электроэнергии, которая, в свою очередь, позволяет сделать рентабельной добычу «тяжелой» нефти. Наращивая при этом экспорт углеводородов, США теснят на мировом рынке европейские страны, включая Россию. Существенно при этом, что число новых рабочих мест в этой стране растет. При всем при этом США вполне можно назвать сырьевой сверхдержавой, вовсе не страдающей «голландской болезнью».
Так в чем же причина недугов России? Тема эта обширная, и здесь имеет смысл коснуться лишь обоснованности обвинений в адрес пресловутого «ресурсного проклятия». Сопоставление с развитием США, такой же, как и Россия, сырьевой державы, заставляет усомниться в том, что виноваты лишь богатые недра страны. Вместе с тем, вполне однозначная корреляция уровня демократии в стране и нефтяного дохода на душу населения заставляет задуматься над этой, на первый взгляд неожиданной, причиной.

Опыт России, начиная с 1998 г., показал (Майкл Росс, 2015), что «нефтяные доходы способны поставить под угрозу слабую демократию, поскольку они ведут к росту популярности избранной действующей власти, которая постепенно устраняет ограничивающую ее систему сдержек и противовесов». Банкротство находящегося в то время у власти правительства связывают со снижением денежных поступлений от продажи углеводородов. Но при этом за ослаблением государственных финансов последовало поднятие уровня демократии, проявившейся в относительно широких гражданских свободах, свободе прессы и реальной политической конкуренции. Когда же в 2000-х годах началось восстановление российской нефтяной промышленности, то наряду с ним одновременно последовал упадок демократии. График зависимости соотношения уровня демократии в СССР и в России и доходов от продажи углеводородов в 1980-2007 г.г. уверенно обнаруживает противоположность изменения этих параметров.

В течение шести лет, начиная с 2000 г., нефтегазодобыча в России сыграла важнейшую роль в экономическом восстановлении страны: реальные доходы увеличились на 48%, безработица сократилась с 9.8% до 6%, а доходы государства от продажи углеводородов возросли более чем в семь раз – с 14.5 млрд до 107 млрд долларов. В эти годы добыча нефти увеличилась на 43%, а природного газа – на 12%. Большая часть бума этих доходов была вызвана повышением цен на нефть в два раза, а на газ – более чем в полтора раза. Нежданные доходы позволили России расплатиться по старым долгам, при этом бюджетный дефицит сменился профицитом. Это позволило сократить наивысшую предельную ставку налога на корпорации с 35% до 24%, а подоходного налога для физических лиц с 35% до 13%. Эти изменения привели и к увеличению налоговых поступлений.

СССР приводили обычно в качестве примера того, что нефть способна помочь оставаться у власти авторитарным правительствам. Постсоветская же Россия служит примером того, что в слабых демократиях нефтяные доходы способны привести к «размыванию» ответственности правительств (М. Росс, 2015).

Существенно, что обратная зависимость между ростом доходов от продажи углеводородов и уровнем демократии в стране, наблюдаемая в России, отнюдь не универсальна. В общем случае свалившееся на демократическую страну нефтяное богатство не приводит к тому, что  она становится менее демократической. Более того, данные ряда статистических исследований, выполненных разными исследователями, приводят к обоснованному выводу о наличии тенденции, в соответствии с которой денежные поступления от продажи углеводородов помогают демократиям оставаться демократиями.
Слово «демократия» в постсоветской России явно потеряло свой первозданный смысл. Сейчас в самый раз в рассматриваемом контексте привести его вполне корректные определения. Польско-американский политолог Адам Пшеворский вкратце определяет демократию как систему, в которой правящие партии проигрывают выборы. Совместно с его коллегами он сформулировал четыре условия, которым должна соответствовать демократическая страна (2000 г.): 1) необходимо, чтобы глава исполнительной власти, будь то президент или премьер-министр, занимал пост в соответствии с результатами выборов; 2) по результатам выборов должна формироваться и законодательная власть государства: 3) в стране обязаны быть, по крайней мере, две политические партии, свободно конкурирующие на выборах; 4) по крайней мере, одно уже побывавшее у власти правительство должно потерпеть поражение на выборах, когда ему на смену приходит новый состав  кабинета министров.

Существенно, что со временем количество демократических государств возросло. В 1970-х г.г. на каждое демократическое государство приходилось три диктатуры, но к началу 1990-х г.г. количество и тех, и других сравнялось. Сейчас доля демократических государств в общем количестве стран мира достигает 60%.

Уместно привести мнение, высказанное Майклом Россом в его книге «Нефтяное проклятие» (2015): «Если бы у руля государственной машины стояли филантропы, то необычные качества денежных поступлений от продажи нефти не имели бы значения. Но нет. Государственные дела вершат своекорыстные политики, действия которых в огромной степени зависят от имевшихся в их распоряжении денежных средств. Государства, доходы которых велики по объему, нестабильны, непрозрачны и формируются не из налоговых поступлений, обладают странными свойствами».

«Своекорыстные политики», часто вообще не разбирающиеся в возглавляемых ими отраслях народного хозяйства и в науке, способны привести Россию к такой деградации, по сравнению с которой «голландская болезнь» будет выглядеть как болезнь детская.

Справедливости ради следует отметить, что имеют место исключения, при которых высоких темпов развития достигают страны с авторитарными «вменяемыми» режимами. К ним относят Южную Корею, Тайвань, Гонконг и Сингапур. Авторитаризм в этих странах на старте их экономических прыжков просто не был помехой для прогресса.

НОРВЕЖСКИЙ ОПЫТ

В Норвегии десять миллиардеров. Они делают свой бизнес в разных отраслях: продукты, круизные линии, производство, инвестиции и др. Ни один из них не стал богачом, позарившись на богатство недр, поистине являющееся в этой стране общенародным достоянием.

Добыча нефти в Норвегии началась в 1971 г., газа – в 1972 г. За десятилетие (к 1982 г.) добыча нефти возросла до 25 млн т в год, газа – до 26 млрд кубометров в год. Добычей углеводородов в стране заняты три государственные нефтегазовые компании, главная из которых “Statoil”. Основной район добычи нефти – месторождение Экофиск, расположенное в Северном море примерно в 270 км от побережья, где глубина дна достигает 72 м. Вокруг Экофиска на расстоянии до 80 км открыты и введены в эксплуатацию еще 6 месторождений. Все они образуют крупный нефтегазодобывающий комплекс, на котором установлено 18 больших морских платформ, а также ряд вспомогательных платформ для перекачивающих станций. Нефть высококачественная, с низким содержанием серы. Добываемые со всего месторождения углеводлороды направляются по трубопроводам в железобетонный резервуар вместимостью 135 тысяч т, установленный на дне моря у центрального месторождения. Из резервуара нефть по подводному трубопроводу протяженностью 354 км транспортируется в Великобританию, а газ по трубопроводу – в ФРГ. В соответствии с норвежским законом, направленным на сохранение ресурсов нефти и газа в стране, общая добыча в год не должна превышать 90 млн т углеводородов.

В Норвегии существует фонд NBIM (Norges Bank Investment Management), в который норвежское государство ежегодно отчисляет часть своих доходов от продажи углеводородов. Норвежцы этот фонд иногда называют попросту нефтяным фондом. На 19 сентября 2017 г. размер этого фонда достиг астрономической суммы – 1 трлн долларов. Фонд национального благосостояния России меньше норвежского нефтяного фонда примерно на порядок.

Главная и единственная цель фонда – за счет нынешних сверхдоходов от продажи сырья обеспечить финансовое благополучие будущих поколений, поскольку на бесконечный поток нефтедолларов рассчитывать не приходится. Когда нефть закончится, доходы от нефтяного фонда будут продолжать приносить пользу населению страны. На каждого норвежца сейчас приходится доля NBIM в размере 193 тысяч долларов.

Во время мирового финансового кризиса, начавшегося в 2008 г., активы нефтяного фонда существенно не уменьшились, тогда как большинство нефтяных стран воспользовались деньгами «будущих поколений» из своих суверенных фондов. К примеру, в России и Казахстане активы фондов уменьшились в разы и была даже опасность их полного исчерпания.

Огромная сумма норвежского нефтяного фонда вложена в более чем 9000 акций, облигаций и объектов недвижимости. Существенно, что инвестиционный портфель фонда полностью открыт и с ним может ознакомиться любой желающий.

Важно отметить, что Норвегия в начале XX века была бедной страной, и именно благодаря месторождениям углеводородов она заняла прочное место среди наиболее развитых стран. Норвежский прецедент ставит под сомнение безоговорочное принятие правомерности выводов, опирающихся на концепцию «ресурсного проклятия».



На фото: норвежская морская платформа Draugen – чудо инженерной мысли.  Она стоит на одной 280-метровой бетонной ноге, причем 250 метров находятся под водой. Фото Commons.wikimedia.org