Так было малоизвестные факты из прошлого чеченцев

               
                ТАК БЫЛО: МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ПРОШЛОГО ЧЕЧЕНЦЕВ
                (на полевых материалах, собранных в с. Ачхой-Мартан)

          Из материалов книги «АЧХОЙ-МАРТАН (февраль 1944 - январь 1957 гг.):
                ПОМНИМ. ДЕПОРТАЦИЯ И ВОЗВРАЩЕНИЕ»



     Краткий обзор событий 1930 – начала 1940 годов:

     С завершением в России Гражданской войны (1917-1922 гг.) в стране началась новая эпоха – эпоха кровавых репрессий. Репрессивная политика выстраивалась на довольно широкой (чтобы не сказать «благоприятной») основе сформировавшихся в ходе Гражданской войны классовых и политических разломов и, с учетом приобретенного органами НКВД-ОГПУ опыта самого беспощадного подавления всякого инакомыслия, в целом, осуществлялась в условиях нарастающей тактики применения карательных методов.  Характер репрессий ужесточался по мере и в зависимости от того, насколько сильно укреплялись в стране позиции и влияние власти большевиков. В национальных окраинах России, в том числе и в Чечне, данный процесс проистекал в русле своеобразной специфики и в более драматичных формах. Насильственные кампании по «раскулачиванию», «колхозному строительству» и взиманию продналога  (1920 – начало 1930 гг.), открыто развернутая борьба с религией и традиционным укладом горцев и, в частности, чеченцев, не только вызывало справедливое возмущение людей и повышало их антисоветские настроения, но и давало власти ожидаемый повод для ужесточения своей репрессивной политики. В течение только одной т.н. «Генеральной операции по изъятию антисоветских элементов» (1937 год) репрессиям было подвергнуто около 3% процентов людей от общей численности населения ЧИАССР. «Чрезвычайная тройка» выносила приговор только двух видов – «Расстрел» или «Заключение в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет».
 
     К 1943 году чеченский народ был почти обескровлен, т.к. потерял из своего числа наиболее видных политических и государственных деятелей, принимавших непосредственное участие в становлении советской власти на Тереке, в строительстве Чеченской автономии, самых ярких представителей национальной интеллигенции и духовенства, влиятельных и пользовавшихся неподдельным авторитетом в народе людей. Десятки тысяч чеченцев было призвано в армию и ушли добровольцами на фронт, где, проявляя чудеса храбрости и мужества, сражались с немецкими захватчиками. Установка, принятая в практике деятельности верхушки советской власти в области кадровой политики была такова, чтобы подбор национальных кадров в существовавших условиях производился на условиях максимальной лояльности центральной линии и безоговорочной готовности каждого назначенца без колебания и в точности исполнять волю высшего руководства. Достаточно показателен в этом плане один эпизод из книги «Сокрушение идолов», под авторством Абдулаева З.С., где описываются некоторые сведения из жизни некоего Сагаева Шамсуддина. В книге, в частности, пишется о весьма примечательном диалоге, если его можно назвать таковым, состоявшемся между Лаврентием Берия с приглашенным им для беседы Сагаевым. Далее приедем данный отрывок из самой книги:

     «В конце тридцатых годов посланец Чечено-Ингушской республики, закончив курс обучения, собрался выехать из столицы, но неожиданно его задержали, сообщив, что его хочет видеть один из руководителей государства, а возможно, и сам генеральный секретарь партии.
     В назначенный день к общежитию академии подкатила легковая машина с правительственным флажком на радиаторе и доставила Сагаева к подъезду одного из кремлевских дворцов.
     С волнением в сердце, Шамсуддин переступил порог огромного, полукруглого кабинета. За широким массивным столом восседал человек с холеным лицом, широко расставленные глаза которого пытливо смотрели из-под стекол пенсне, цепко оседлавших переносицу. В хозяине скупо обставленного кабинета Шамсуддин узнал наркома внутренних дел Лаврентия Берию, и всем существом молодого выпускника овладело тревожное неприятное чувство.
     Кивнув на кресло сбоку стола, нарком придвинул к себе лист исписанной бумаги, прочитав написанное, поднял взгляд на вызванного.
     - Насколько мне известно, вас рекомендовали на пост зампреда совмина автономной республики, так ли это? – спросил нарком, пристально глядя в глаза собеседника.
     - Пока исполняющим обязанности, - уточнил Сагаев.
     - Не слишком ли рано? Имею ввиду отсутствие опыта и возраст.
     Сагаев сделал нерешительное движение плечами.
     - Скажите, дорогой, с чего собираетесь начать, приступив к работе в совмине? – От вопросов наркома веяло холодком и коварством.
     - Скорее всего с изучения дел в нефтяной промышленности и коммунальном хозяйстве республики, - осторожно пояснил Шамсуддин.
     Берия заерзал в кресле, раздраженно выговаривая слова, произнес:
     - А я, молодой человек, начал бы с бес-пощ-щадного подавления бандитских формирований в горных районах. Учтите, либеральничать и торговаться с этим отребьем партия больше не собирается. Да и моему собственному терпению приходит конец. Если предоставим широкие полномочия, подкрепим опытными кадрами из аппарата НКВД и войсками особого назначения, возьмете на себя ответственность за полную ликвидацию бандитского отребья… вместе со средой обитания?
     Оттопырив нижнюю губу и кисло улыбаясь, Берия застыл в ожидании ответа. Сагаеву показалось, что ослышался: слово «среда» в данном случае обозначало мирных жителей, колхозное крестьянство – женщин, детей, стариков, не имевших никакой вины перед государством и законом.
     - Но я же не имею никакого отношения к вашему ведомству, - растерянно выдавил Сагаев.
     - Зато мое ведомство имеет прямое отношение к каждому руководящему работнику, состоящему в рядах коммунистической партии, - заявил нарком внутренних дел, не затрудняя себя этикой.      
     - Извините, не пойму: вы отражаете точку зрения ЦК партии? – спросил выпускник академии наркома.
     - Я отражаю точку зрения товарища Сталина, который и есть ЦК партии. Подумайте! У меня возникает мысль, что вас напрасно рекомендовали как человека, способного на серьезное дело.
     - Позвольте мне быть до конца откровенным с вами, - не слишком учтиво заявил Сагаев, решив, что другого случая беседовать с наркомом не будет.
     - А вы что, лукавить передо мной собирались? – язвительно улыбнулся Берия.
     - Ни в коем случае, товарищ нарком. Я просто подумал, может быть, следует разобраться, почему в горах возникает оппозиция против местных советских властей. Поверьте, люди, которых мы называем бандитами, те же колхозники, пахари и скотоводы, доведенные до отчаяния бесчинствами местных чиновников.
     - Оригинальная демагогия! Сами до нее созрели или у врагов партии позаимствовали? Помните, молодой человек, у товарища Сталина нет времени перевоспитывать невоспитуемых. Поднявшие оружие против коммунизма должны погибнуть, чтобы не мешали строить светлое будущее всего человечества. Отвечайте, вы согласны с моими условиями?
     Сагаев понял: Берия дублировал волю генсека. Готовый до беседы с наркомом отдать жизнь за одно только слово вождя партии, готов был теперь провалиться сквозь землю от стыда за всех коммунистов страны, в том числе и за себя. Унизительное чувство бессилия перед лютым врагом своего несчастного, затюканного и обманутого коммунистическими посулами народа, порождало желание плюнуть в его самодовольное, лощеное и сытое лицо. Нарком внутдел, без малейшего зазрения совести, толкал его к прямому предательству своего народа, бесхитростного и доверчивого в своей простоте. Огромным усилием воли Шамсуддин подавил в себе чувство справедливого возмущения.
     - Боюсь, не подхожу на роль, которую вы отвели для меня, - ответил он решительным голосом, стараясь не выдавать своего потрясенного состояния.
     - С вами все ясно. Знания, полученные в академии, не пошли впрок ни для вас, ни для тех, кто на это рассчитывал. Но партийный билет вам придется оставить. И, запомните, молодой человек, кто не с нами, тот наш враг, наш политический неприятель.
     - Я это учту для себя. А партбилет позвольте сдать согласно Уставу, тем, кто его выдал, - подчеркнуто спокойно заявил Сагаев, решив, что участь его обретает драматическое завершение.
Подержав собеседника под долгим, гипнотизирующим взглядом, нарком внутренних дел мрачно произнес:
     - Больше не смею задерживать, можете идти, - и нажал одну из кнопок под столешницей.
     Из приемной Берии Сагаев вышел в сопровождении рослого человека в клетчатом пиджаке и жестких крагах с застежками поверх ботинок. Погруженный в тревожные мысли, он и не заметил, как оказался в тесном дворике по другую сторону здания. Сев за баранку черной «эмки», спутник молча кивнул на сидение рядом».

     Уставший от нескончаемых испытаний и измученный непомерным политическим прессингом и репрессивной практикой власти, чеченский народ не переставал сопротивляться этой жестокой реальности. Одному только Аллаху было известно, откуда этот народ черпал силы для стойкости духа, для противостояния злу и насилию. Власть, как будто бы, учла всё. Ликвидировала самых «неблагонадёжных» представителей народа, изъяла оружие у местного населения, разместила в городах и селениях Республики более 120 тыс. чел. личного состава РККА, войск НКВД, НКГБ и «СМЕРШ» (и ещё столько же сил, приведенных в боевую готовность, было сосредоточено  в соседних с ЧИАССР регионах), устроила тотальную слежку почти за каждым жителем, в эшелонах местной власти расставила лояльных власти людей, часть из которых была готова к любым подлостям против своего же народа лишь бы угодить начальству, изъяла у местного населения лошадей и продовольственные запасы, максимально ограничила перемещение людей из одного населённого пункта в другой, устраивала систематические облавы и специальные войсковые операции в лесах и горной местности против небольших повстанческих сил национального сопротивления, ставшего прямым следствием воцарившейся в республике политике насилия. Казалось бы, все уже готово… Нужно просто дождаться часа «Х» и, вырвав под корень, переселить всю эту человеческую массу, обреченную на неизвестность и погибель, туда, откуда не должно быть возврата.

/ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ/
- - - - - - - - - - - - - -

1.