Сорванный концерт

Первая встреча с маньяком у меня состоялась во втором классе. Я тогда училась в шестой школе моего родного города. И вот в один из тихих февральских дней на подтаявшем снегу остались следы этой чудовищной встречи. Мне не хотелось бы об этом упоминать даже в своих мыслях, но в последнее время в памяти лавиной встают давно забытые образы и картины минувшего детства с повторяющимся кадром того происшествия. Говорят, что если это стало преследовать, то нужно просто описать случившееся и забыть, но как опишешь, когда даже вспоминать-то больно. И вот я взялась за свой настрой, попробую это сделать кратко, без лишних эмоций и соплей. Что выйдет - то выйдет... Но, всё по порядку!
  Та неделя, которую я помню до сих пор, началась с репетиции школьного спектакля. Я и ещё две мои одноклассницы ходили на школьный хор, а учительница, молодая и довольно активная женщина, кроме хора решила нас также задействовать в танцевальном кружке для подготовки школьного мероприятия. Директриса решила, подглядев эту практику в одной из московских школ, устроить конкурс танцевальных и певческих коллективов в нашем громадном актовом зале, пригласив на него все близлежащие учебные заведения.
  Надо сказать, что подготовка была тщательная и профессиональная. Нам привезли сшитые по заказу прекрасные костюмы и платья с пачками, как у балерин. Как же  тогда нам они понравились! После репетиции разрешили забрать эти пачки домой и я весь вечер вертелась у зеркала на фоне балкона и не могла на себя налюбоваться.
  И вот настал день выступления на конкурсе среди разных районных школ. Мы пришли в актовый зал заранее, переоделись, привели себя в порядок, одели свои белоснежные пачки (а в них нас было шесть девчонок), потом втиснули ноги в тонких белых колготочках в такие же белые и узкие чешки, подобранные по ноге, и вышли в зал, чтобы ещё раз всё прогнать перед выступлением.
  Наконец в зал повалил народ, на сцене задвинули занавес и руководитель кружка расставила нас по местам. В зале, как нам объяснили, были представители РОНО, директора и учителя тех школ, коллективы которых принимали участие в конкурсе, и самое главное, наши родители. Но своих я из-за кулис наблюдать не могла: мама работала в вечернюю смену, а бабушка занималась домашними делами и ей некогда было расхаживать по "всяким концертам".
  Итак, первым номером выступала хоровая студия из 23 школы, они исполняли белорусскую песню "Ой ты речка-реченька." До сих пор в ушах звучат её слова: "Ой ты речка реченька, что же ты не полная?.." Девочки-исполнители были одеты в национальные костюмы, яркие юбки, вышитые кофты и цветастые фартучки с бахромой. Наш танец снежинок шёл четвёртым  номером, в нём принимали участие шесть девчонок. За кулисами нас расставили по трое: сзади поставили самых высоких - Тоню Прокопенко, Вику Лабутину и Свету Забышную. Нас, самых мелких, выставили вперёд на фоне тех, крупных девчонок - это были я, Маша Еремеева и Света Ольшанская. Маша перед самым выходом, почему-то занервничала. Объяснила она это так: в зале сегодня будет её папа, с которым мама развелась уже, как лет пять назад по непонятной причине. Мама была в этот день на работе, а отец пришёл. Машка выглядывала из-за кулис, искала его глазами, а когда нашла, то заметно повеселела и заулыбалась.
  Наконец и мы дождались. Где-то под потолком громко заиграла музыка из проигрывателя "Вальс падающих снежинок" и мы двумя тройками стремительно выскочили на сцену.
  Мы кружились в танце, копируя повадки маленьких балерин, поднимались на мысочки в своих лёгких чешках, подкидывали вверх белые с серебром газовые шарфики, водили хоровод, приседая и оборачиваясь вокруг своей оси. Всё было очень здорово, даже аплодисменты сорвали!
  Танец подходил к концу, когда боковым зрением я увидела человека, одетого во что-то тёмное. Он медленно пробирался чрез передние ряды в сторону сцены, потом пошёл вдоль неё и неожиданно запрыгнул к нам на глазах у всей сидящей в зале аудитории. Мы сразу остановились и замерли перед ним, как вкопанные. Этим человеком был отец Еремеевой, очень симпатичный на вид мужчина, молодой, но с каким-то потемневшим лицом, он показался мне немного похожим на героя из любимого нами фильма "Пираты 20 века", в исполнении Николая Ерёменко, видимо из-за того, что на его непокрытой голове торчали чёрные кудряшки в разные стороны, но только у героя всегда была мягкая и добрая улыбка. А этот стоял перед нами с какой-то дьявольской ухмылкой и в правой руке зажимал рукоятку большого ножа. И тут у Лабутиной вырвался громкий крик, мы тоже потом все, как по команде, взвизгнули и бросились со сцены. Скатились кубарем с деревянных ступенек, пробежали мимо ошарашенной музыкантши, сидевшей за роялем и будучи беременной уже на седьмом месяце, и прибежали в центр актового зала. Многие к тому моменту уже повскакали со своих мест, царило шумное оживление. Этого мужчину с ножом сперва пытались удержать сидевшие впереди взрослые, но он выставив руку со  страшным предметом, делал впереди себя пыряющие движения и толпа перед ним невольно расступилась, после чего он отыскал нас глазами и побежал по рядам в нашу сторону. Мы бросились в рассыпную. Помню дикие крики и вопли, которые сопровождали нас, пока мы скатывались по широкой лестнице с пятого этажа вниз.
  Он бежал за нами, не отставая. Ольшанская вцепилась мне в пачку руками и  толкала всем корпусом вперёд, а я буквально летела со ступенек и не знаю даже, как удержалась на скользкой лестнице, не запуталась и не споткнулась в своём стремительном беге. Девчонки постарше, те, что выше нас ростом, где-то успели спрятаться в зале, и он не стал их искать, он преследовал свою дочь Машу, которая бежала впереди нас со Светой Ольшанской. В конце концов мы прибежали на первый этаж, выскочили к раздевалке и мимо гардеробщицы в своих тонких белых, пышных платьях и чешках, бросились к массивным школьным дверям. Вылетели на улицу, задыхаясь от быстрого бега, он за нами. Один раз только споткнулся у калитки и чуть не упал в снег, что и задержало его сумасшедшее преследование но не на долго. Я слышала его дыхание у себя за спиной, потом сообразила побежать от калитки, проделанной в школьных воротах, на улицу, а Еремеева нырнула за угол на школьный двор. Ольшанская спешила к автобусной остановке, а я на улицу Щербакова. Меня трясло от страха, холода я совсем не чувствовала, хоть и платье было короткое а юбка поднималась торчком, я понимала, что надо куда-то срочно укрыться, иначе этот страшный человек не отстанет и найдёт. Я бежала вдоль тротуара а потом нырнула в поникший февральский сугроб и села глубоко в набухший мокрый снег под голыми кустами, что растут у кромки проезжей части дороги и, тут из своего укрытия увидела его, этого маньяка, он шёл вдоль дороги и искал нас, тыкая своим ужасным ножом перед собой, разрезая воздух.
  Маша Еремеева к тому моменту выскочила через дыру в заборе и убежала со школьного двора. Она быстрым шагом шла тоже сюда, на улицу Щербакова, где и жила поблизости, думала, что отец остался там, у школы, возле входа, где уже толпился народ. Я видела из кустов, как Маша пробежала мимо меня в сторону парикмахерской, а потом... он вынырнул словно из-под земли и поймал свою дочку на тротуаре, цепко схватил за шею и кинул в талый снег под те же кусты, под которыми на некотором расстоянии от этой страшной картины я сейчас и укрывалась. Маша сильно закричала, тогда он отбросил свой нож и что-то вытащил из кармана. Я издалека не могла разглядеть этот предмет. Он стал взмахивать им над головой дочери и тыкать ей в грудь, порвав воротник её белоснежного платьица. Это было чудовищно, страшно - прошло много лет, а та живая картина, до сих пор стоит у меня перед глазами. От страха я стала пригибаться всё ниже к кустам, пока щекой не коснулась холодного снега. Белое платье на белом снегу - надеялась, что так не разглядит меня в кустах, как зайца-беляка зимой.
  Не помню, сколько прошло времени, когда к нам прибежали от школы чьи-то родители и двое крепких мужиков: наш ключник и географ, набросились на этого маньяка, сидевшего в кустах на корточках и долбившего в грудь своей дочки, как потом выяснилось, шариковой ручкой!..
  Меня подхватил на руки Михаил Петрович, школьный завхоз (ключник, мы его все так называли), отряхнул с меня снег и сосульки и потащил в то место, где лежала на притоптанном снегу Маша, потерявшая сознание к тому моменту. Её отца положили на дорогу лицом вниз и коленом наш географ надавил ему на голову, так что он не мог повернуться. Михаил Петрович со мной на руках, а я была очень маленького роста и худенькая, подошёл к Еремеевой. И тут я смогла её разглядеть: всё платье на груди у неё было истыкано зелёной шариковой ручкой, его тычки перемешались с алой кровью, видимо он пропорол ей кожу насквозь, с упорством маньяка втыкал эту ручку в её детское тельце до тех пор, пока его не скрутили.
  Потом нас окружила толпа, выбежавшая из актового зала. Всё вокруг шумело и гудело, а я к этому времени от страха стала плохо соображать. Всё случившееся, я тогда воспринимала, как жуткий сон.
  Приехала милиция и забрала этого страшного человека. Машу подняли со снега и понесли в школу на руках. На первом этаже школьная медсестра сунула ей в нос нашатырь и девочка очнулась, но стала сильно плакать от боли и звать свою маму. Вот почему "скорая помощь" долго не приезжала, этого не могу вспомнить. Когда приехала, её увезли на этой машине. Ольшанскую, приведённую от автобусной остановки, и меня ещё долго продержали в мед.кабинете, пока мы не отошли от шока, после отвели в раздевалку и помогли переодеться. 

  Я пришла домой и сразу завалилась на диван во всей одежде, напугав этим мою бабушку. Она подошла ко мне, стала о чём-то спрашивать, а я плохо соображала в этот момент, перед глазами всё ещё мелькали голые кусты и капли крови на снегу.
  Окончательно пришла в себя лишь когда домой с вечерней смены вернулась мама. А уж после того, как соседка по площадке забежала к нам на программу "время" и спросила, не слышали мы про то, как сегодня у шестой школы ловили маньяка, тут я не выдержала и в голос зарыдала...
  После этого дня меня долго преследовали ночные кошмары. Снился один и тот же сон: чёрный маньяк тыкает в грудь маленькой балерины шариковой ручкой, а я прячусь в кустах и, в конце концов, он меня находит и бежит, преследуя вдоль дороги.
 
  Маша осталась жива, жизненно важные органы были не задеты. Наш участковый говорил тогда, что если бы он, маньяк, не выбросил свой нож, то конечно же убил бы её, тыкая в грудь со всей силой. Что было на уме у этого больного человека - неизвестно. Почему он так среагировал на белую пачку балерины? Может быть ненавидел балет, а тут дочка ещё нарядилась! Много было непонятно, и по сей день не ясно, был ли он психически здоров до этого дня, или уже наблюдались отклонения от нормы? Узнать было тогда не у кого. На родительском собрании перед 8 марта снова затронули эту тему, но директриса по этому поводу ничего не говорила лишнего и толком сама была не в курсе того расследования, которое проводило местное УВД по факту нападения гражданина Еремеева на детей. Говорили потом, что его отправили в психушку на лечение, кто-то из соседей видел его спустя много лет уже с новой семьёй. Они с женой и маленьким сыном, сидящим в коляске, гуляли по нашему парку у аттракционов.
  С тех пор во мне поселился какой-то тупой страх, я стала бояться посторонних мужчин. И спустя годы - это наложило свой тяжёлый отпечаток на мою личную жизнь. Хотя, впрочем, как говорит уважаемый товарищ Томин, - "это уже совсем другая история!"