Гюнтер о Дим. Меняемся ролями

- Слушаю тебя, сын мой.

Таинство исповеди шло своим неторопливым чередом. Чего только не наслушаешься за несколько часов сидения в кабинке. Вечный Огонь прощает все, кроме ведовства. На остальное есть свои кары, поменьше и посерьезней.

Каждый из прихожан это знал и стремился простирнуть душонку подешевле, пока можно, не накапливая.

Все это было одновременно грустно и радостно, посему я смиренно сидел, выслушивая жалостливые покаяния и стараясь не вслушиваться, оставляя разум пустым и спокойным. Изредка вставлял только глубокомысленные фразы типа «Блуд – это душепадение, сын мой. Одумайся» или «Умертвление соседской кошки, дочь моя, тяжкий грех. Даже если она мяуканьем мешала спать. Внеси десятину за упокой бессловесной души…»

И речь текла дальше, по накатанной колее.

Большее удовольствие благочестивого плана приносили мне молитвы и общение с Вечным Огнем. Здесь уже я имел роль исповедуемого и мог рассказать о том, чем томится мое сердце.

Иногда на меня сходила Его благодать, и я мог по паре часов смотреть в глубины пляшущих оранжево-красно-желтых всполохов. В груди разливалось тепло, переходящее редко в жар.

После таких мгновений братья говорили, что у меня одухотворенное лицо и сам я будто свечусь изнутри. Мне же хотелось лишь одного: чтобы Он выжег всю скверну из самых темных и тайных углов моей неприкаянной души и принял в свои объятия после моего земного пути.

После нескольких лет служения, меня призвали в храм в Новиграде.

Я, как мог, подавлял в себе неуместный восторг. Ведь мне казалось, что я стал ближе к Нему. И это наполняло мое сердце искристой горячей радостью.

Однако же, прибыв на место, я несколько разочаровался в новиградских братьях. Да, они были ближе к иерарху; их было больше, гораздо больше, чем в моем монастыре; у них были Охотники за колдуньями…

К Нему же они приблизились мало.

Эта мысль настолько разочаровала меня, что я почти поддался страшнейшему из грехов – унынию.

Потом просидел вдвое больше времени перед чашей, всматриваясь в отблески и в себя. И решил, что у каждого свой путь. И как он пройдет его, с какими мыслями и чувствами, так и воздастся ему потом по делам его.

Потому я продолжил учение, почти не принимая участия в охоте на волшебников и магов. Меня не интересовала эта сторона Великого Огня настолько, чтобы уподобиться Охотникам на ведьм. Да, магия не богоугодное дело, она растлевает и разъедает души. Поэтому я буду молиться за них перед ликом Его. И обрету просветление еще при земном пути, а не по окончании его. Да, ведьмы, маги и волшебницы – греховные сосуды, полные магии. Но мыслящие, осознающие сосуды, ходящие и дышащие. И бросать паству свою в темные времена совершенно не полезное занятие.

И пусть мысли мои имели некий еретический окрас, уверовал я в правильность их. И дальше так поступать собираюсь.

***
Зал был залит светом тысячей горящих свечей. Трепеща и двигаясь, они создавали игру света и тени, покрывая стоящего у алтаря с большой чашей огня, монаха.

Белая ряса, красный нагрудник. Четки из какого-то красноватого материала в руках, сложенных в молитве.

Он смотрел на пламя не отрываясь, не отвлекаясь на что бы то ни было.