Владимиро-Суздальский улус

Те, кто творит историю, часто заодно и фальсифицируют ее. (В. Брудзиньский)


     Ранее мы уже имели возможность убедиться, насколько заполитизирована древнерусская история, следя за яростными спорами «патриотов» и «западников» в контексте обсуждения ими «хазарской» и, в первую очередь, «норманской» проблем. Не менее ожесточенные дискуссии вызвала в научно-исторических и политико-идеологических сообществах и тема монголо-татарского ига. Было ли монгольское вторжение для Руси злом, замедлившим ее развитие, или, наоборот, благом, позволившим в итоге создать гигантскую империю? Какой должна была быть «правильная» линия поведения русских князей по отношению к захватчикам? Следует заметить, что тот или иной ответ на первый вопрос во многом определяет ответ на второй. Ожесточенная полемика продолжается и в XXI веке. При этом позиция историков зачастую определяется вовсе не беспристрастным анализом исторических свидетельств, а, как и в случае с «норманской проблемой», принадлежностью исследователя к одному из двух идеологических лагерей. «Либералы-западники» уверены в том, что монгольское иго затормозило развитие Руси, обусловив ее «отставание от передового Запада», «патриоты-имперцы», взявшие на вооружение «отреставрированные» идеи евразийства, наоборот, считают, что монголы спасли православную цивилизацию от католической агрессии, позволив населению Руси сохранить свою веру, культуру и государственность. Кто из них прав? Чья точка зрения ближе к истине? Однозначное решение подобной исторической дилеммы вряд ли возможно, предпочтительнее поискать золотую середину между двумя крайними точками зрения.

     В предыдущем очерке речь шла о создании военно-административной системы Золотой Орды. В середине 40-х годов XIII века в нее была включена и Северо-Восточная Русь. При этом не следует переоценивать значение такого факта, как отсутствие монгольских гарнизонов в русских городах, хотя именно это Л. Н. Гумилев считал ни больше ни меньше, как признаком «равноправия» в отношениях Руси и Орды. Вместо непосредственной оккупации, невозможной, как с военной, так и с экономической точек зрения1, монголы воспользовались веками отработанной рациональной стратегией «удаленного контроля». Ее применяли еще хунну, вынуждая могущественную китайскую империю выплачивать им дань одной лишь потенциальной угрозой опустошительных набегов. Следовали этой стратегии и другие кочевые народы, время от времени добивавшиеся гегемонии к северу от Великой китайской стены2.

     Но если китайские императоры «субсидировали» кочевников не из-за своей военной слабости, а только исходя из прагматических соображений (бессмысленная степная война требовала гораздо больших затрат, чем необременительные для казны «подарки»), то побежденная Русь оказалась в полной зависимости от монголов, установивших систему «непрямого» правления страной. Основным элементом этого контроля были выдаваемые в Орде ярлыки на княжение. (Их получал не только великий князь, но и князья наиболее крупных уделов.) Ярлык гарантировал прочность монгольской власти куда лучше отсутствовавших гарнизонов, поскольку его обладатели были кровно заинтересованы в сохранении ярлыка и тем самым в поддержании «нового порядка.

     Вторым инструментом контроля над русскими княжествами была система баскаков (тюрк. «давители») – полномочных представителей ханов в княжествах. В распоряжении баскаков не было ни военной силы, ни своей администрации, но по их доносам провинившиеся князья вызывались на ханский суд, а в исключительных случаях (поход Неврюя в 1252 году, поход на Тверь в 1327 году) из Орды высылалось карательное войско.

     Третьим инструментом, которым, надо сказать, монголы владели в совершенстве, являлось психологическое давление. Это давление могло принимать различные формы: от полного, и, казалось бы, бессмысленного с материальной точки зрения уничтожения населения оказавших сопротивление городов до образцово-показательных казней провинившихся князей в ханской ставке. Причем ужас должна была вызывать даже не сама возможность лишиться жизни. В конце концов, правители того времени вовсе не были кабинетными работниками и зачастую участвовали в сражениях наряду с простыми воинами, не говоря уже о вполне обыденной охоте с холодным оружием на кабанов и медведей. Страшна была унизительная перспектива лишиться жизни от руки палача, ибо доселе, согласно уговору Рюриковичей, максимальным наказанием для совершившего преступление князя было лишь отнятие волости3. Ужасали и те весьма «экзотические» способы, которыми монголы отправляли осужденных на смерть в мир иной, как, например, позаимствованная «дикими» кочевниками у «цивилизованных» китайцев казнь Лин-Чи4, известная из русских летописей как «рознятие по суставам». (Данная казнь применялась в Китае вплоть до начала XX века, и читатели с достаточно крепкой нервной системой могут ознакомиться с фотографиями этого далеко не самого приятного зрелища в примечаниях.)

     Итак, констатируем, что задача интеграции завоеванных русских земель в «монгольский мир» была решена Батыем и его преемниками с минимальными военными и административными усилиями. Русские князья на протяжении полутора столетий были покорны ханской воле, фактически выполняя функции ордынских наместников, а, начиная с 1263 года, они же стали своего рода «налоговыми агентами» Золотой Орды, сменив в большинстве княжеств мусульман-откупщиков.

     В этой связи вызывает недоумение следующий «пассионарно-евразийский» пассаж Л. Н. Гумилева: «...Монголы ни на Руси, ни в Польше, ни в Венгрии не оставляли гарнизонов, не облагали население постоянным налогом, не заключали с князьями неравноправных договоров»5. Если для Польши и Венгрии это высказывание, безусловно, верно, то для Руси совершенно... Хотелось написать «ошибочно», но внимательный анализ данной фразы приводит к выводу, что ни о какой ошибке здесь речь идти не может. Во всяком случае, трудно заподозрить маститого историка в незнании того, как разительно отличались отношения Орды с Венгрией и Польшей (собственно, никаких отношений и не было, не считая двух монгольских походов 1259 и 1287–1288 гг.) от ее отношений с Русью. Следовательно, рассчитанная в первую очередь на неискушенного читателя, такая «амальгама» из чистой правды («не оставляли гарнизонов») и не менее чистого вымысла («не облагали население постоянным налогом, не заключали с князьями неравноправных договоров»), была сделана Л. Н. Гумилевым абсолютно сознательно. (Подобный демагогический прием, когда в одно целое объединяются два высказывания, из которых одно истинно, а другое ложно, давно и хорошо известен в полемике. В этом случае оппонент демагога не имеет возможности возразить по сути, поскольку, выражая несогласие, отвергает как бы оба высказывания сразу. И в психологическом плане такая «полуправда» имеет больше шансов быть принятой за полную правду, чем откровенная ложь.) Однако не будем излишне придирчивы и продолжим наш рассказ.


     1. Распыление войск по гарнизонам противоречило стратегии монголов, считавших мобильность важнейшим из преимуществ. Кроме того, регулярных войск, способных нести гарнизонную службу, фактически и не было – армия Золотой Орды состояла из ополчения. Что же касается экономических резонов, то мы уже не раз подчеркивали – леса кочевников не интересовали.

     2. Тем, кто заинтересовался этим вопросом, можем порекомендовать книгу Джона Барфилда (Барфилд Дж. Опасная граница. Кочевые империи и Китай (221 г. до н. э. – 1757 г. н. э.). Санкт-Петербург, 2009). Мы же отметим, что подобное «вымогательство» отнюдь не было «игрой в одни ворота». И если первоначально правительство Китая рассматривало политику «субсидий» как способ избежать дорогостоящих потерь на северной границе, то со временем оно использовало ее для разложения верхушки хуннского общества. Стратегия «пяти искушений» включала реализацию следующих задач: 1) дать кочевникам дорогие ткани и колесницы, чтобы развратить их глаза; 2) дать им вкусную пищу, чтобы развратить их рты; 3) усладить музыкой, чтобы развратить их уши; 4) построить им величественные здания, хранилища для зерна и подарить рабов, чтобы развратить их желудки; 5) подкупить отступников.            

     3. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Москва: Мысль, 1988. Т. 3. С. 8.

     4. Лин-Чи – «смерть от тысячи порезов» или «укусы морской щуки». Являлась одним из самых изощренных «достижений» в области устрашения потенциальных преступников, в первую очередь изменников и отцеубийц. Казнь осуществлялась путём отрезания от тела жертвы маленьких кусочков в течение длительного периода времени. Применялась в Китае с глубокой древности, а к XII веку была закреплена законодательно. Была разработана подробная инструкция, как и сколько кусков тела должен отрезать палач, причем это определялось решением судьи. Иногда в качестве особой милости жертву предварительно умерщвляли, однако и в этом случае достигался нужный психологический эффект – по восточным поверьям считалось, что человек будет выглядеть в загробной жизни так же, как и в момент своей смерти. «...Заткнули уста его убрусом и начали резать его по суставам и метать по сторонам... и остался труп один. Они же отодрали голову его и на копье воткнули.»  (ПСРЛ. Санкт-Петербург: Типография Эдуарда Праца, 1851. Т. 5. С. 197.) – так описывает казнь рязанского князя Романа Софийская первая летопись. (Спустя ровно триста лет «передовым монгольским опытом» в деле приведения в исполнение смертных приговоров воспользовался Иван Грозный – во время казни главы посольского приказа Ивана Висковатого опричники по очереди подходили к несчастному и отрезали у него, еще живого, куски мяса.)

                Рис. 2. Процесс казни Лин-Чи

                Рис. 3. После казни            

     5. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 361.