Владимиро-Суздальское княжество

     ...Два подвига Александра Невского – его борьба с Западом и его смирение перед Востоком – имели единственную цель – сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа. (Г. В. Вернадский)


     В предыдущем разделе мы могли в полной мере оценить те преимущества, которые получили Джучиды в результате умело налаженного «удаленного управления» лежащими за пределами степей землями. А теперь снова прибегнем к шахматной аналогии, и посмотрим на «позицию» с русской стороны, а точнее, со стороны наиболее значимых князей того времени, которым удалось не только остаться в живых во времена монгольского нашествия, но и сохранить свои владения.

     То, что кампания 1237–1241 годов вызвала у Рюриковичей, да и у всего населения Руси, тяжелый психологический шок, понятно и без историко-психологических исследований. Армии княжеств, до этого на равных сражавшиеся с половцами и булгарами, ничего не смогли противопоставить монгольской тактике на поле боя. Казавшиеся неприступными города с легкостью брались врагом за несколько дней, после чего безжалостно уничтожались вместе с населением, а священники твердили о ниспосланном с неба наказании за грехи. В этой ситуации любой мир при условии сохранения собственной власти (да и жизни в придачу) был для большинства русских князей несказанной удачей, а попытка нового военного противостояния непобедимым монголам должна была казаться им просто безумием.

     Анализируя мотивы, которыми могли руководствоваться Рюриковичи при выборе плана действий в новых для них политических реалиях, следует отказаться от некорректных попыток перенести современные политико-аналитические конструкции на интерпретации событий далекого прошлого, а, прежде всего, исходить из актуальной для всех времен и народов мотивационно-ценностной триады – жизнь, власть, деньги. (Мы уже не раз обращали внимание на важность соблюдения этого основополагающего для историков принципа, в частности, рассказывая о борьбе Александра Невского с «западной агрессией» в предыдущем очерке.)

    Между тем, некоторые современные историки считают, что победа в антимонгольском восстании могла быть вполне достижимой, поскольку Александру, по их мнению, пришлось бы столкнуться не с главными силами Монгольской империи, как это было во время нашествия, а лишь с войсками Улуса Джучи1. Действительно, начиная с 50–60-х годов XIII столетия, Золотая Орда уже не могла рассчитывать на помощь других улусов. Поэтому вопрос заключается в том, смогла бы она самостоятельно справиться с организованным выступлением русских князей или нет?

     Для оценки сил и возможностей сторон в этом так и не случившемся противостоянии дадим волю фантазии и перенесемся в альтернативную реальность, в которой невесть каким образом великому князю удалось создать антимонгольский союз, и при этом никто из заговорщиков или их приближенных не поспешил с доносом в Орду, что само по себе – условие маловероятное и фантастическое. Однако фантазировать так фантазировать! Представим, что против Орды дружно выступили враждующие между собой в реальной действительности Ярославичи, воюющая с Владимирским княжеством Рязань, а также Новгород, который, к слову сказать, так и не прислал свои дружины на Куликово поле2. Потенциальная численность такого объединенного войска вряд ли превысила бы 50–70 тыс. человек, а его боеспособность вызывала бы большие сомнения. Вдобавок напомним, что управлять столь большими армиями русские князья в то время просто не умели...

     Теперь поговорим об «оставшейся в одиночестве» Золотой Орде. Для начала оценим ее мобилизационный ресурс. И хотя сделать это можно, опираясь лишь на косвенные данные, однако и они говорят о многом. Для участия в ближневосточном походе Хулагу Берке, следуя законам ясы и «разнарядке» из Каракорума, выделил из каждого десятка по два воина, что позволило в итоге образовать три тумена. Несложный арифметический подсчет показывает, что в таком случае в распоряжении правителя Золотой Орды было, по меньшей мере, 150 тыс. прекрасно подготовленных «резервистов первой линии». Эта цифра вполне согласуется с тем фактом, что Улус Джучи не только участвовал в походе Хулагу, но и практически одновременно организовал повторное вторжение в Европу – поход Бурундая 1259 года.

     О том, что армия Джучидов количественно, как минимум, не уступала монгольской армии образца 1236–1242 годов, свидетельствуют и другие факты. Потеря отправленных на помощь Хулагу трех туменов отнюдь не лишила армию Берке способности вести наступательные операции. В 1262 году только ее авангард под командованием Ногая насчитывал 30 тысяч человек, а в сражении, которое состоялось 13 января 1263 года на Тереке, по оценке летописца (как всегда, естественно, преувеличенной, но, тем не менее, дающей нам представление о порядке численности золотоордынского войска), участвовало 600 тыс. воинов Берке3. Внушительны были и силы, посланные в 1269 году Золотой Ордой против Улуса Чагатая – 50 тыс. воинов4, а в 1303 году хан Тохта, требуя у ильхана Ирана возвращения «незаконно удерживаемого» им Азербайджана, угрожал вторжением армии из 10 туменов5. Но даже если бы золотоордынская армия была вдвое-втрое меньше, этого вряд ли было бы достаточно для победы объединенного войска «князей-патриотов» – слишком велика была пропасть между европейским и монгольским военным искусством.

     Все вышесказанное ясно показывает, что, с военной точки зрения, восстание даже при самых благоприятных обстоятельствах, к которым в первую очередь следует отнести лежащее за пределами допустимой вероятности согласие среди Рюриковичей, было обречено на неминуемое поражение, а Северо-Восточную Русь ждало новое опустошение, соизмеримое, как минимум, с трагедией зимы 1237–1238 годов. А если уж позволить фантазии «разгуляться» в полную силу и предположить, что князья не только смогли бы достичь «братского согласия» в вопросе о противостоянии монголам, но и каким-то чудесным образом одержать победу над ними, то и в этом случае обескровленную Северо-Восточную Русь, опять ждала бы лишь новая волна междоусобиц, череда непрекращающихся монгольских набегов и неизбежное вхождение в другую империю – литовскую, что, кстати, едва не случилось в реальной истории без какого-либо самоубийственного антимонгольского восстания.

     Кстати, о возможных последствиях такого «успеха» можно судить не по альтернативной, а по реальной истории. После победы в Куликовской битве силы Московского княжества были настолько подорваны, что спустя всего два года хан Тохтамыш, чья армия значительно уступала силам Золотой Орды эпохи ее расцвета, смог взять не только Москву, но и ряд других городов Северо-Восточной Руси. Что же касается освобождения от «ига», то оно произошло только спустя сто лет после героической, но совершенно бессмысленной (если, разумеется, не принимать во внимание интересы авторов многочисленных историко-патриотических публикаций на данную тему и, естественно, православной церкви, сумевшей распиарить образы Сергея Радонежского, Ослябли и Пересвета) по-настоящему пирровой победы6.
    
     Неизвестно, существовала ли уже в то время на Руси поговорка «плетью обуха не перешибешь» или какой-либо из ее многочисленных аналогов, но то, что русские князья поступили весьма прагматично, избрав соответствующую сложившимся обстоятельствам стратегию, и вполне успешно следовали ей, несомненно. К тому же быстро выяснилось, что статус монгольского «наместника и налогового агента», обретенный Александром и его стоявшими во главе Владимирского княжества потомками, дает и несомненные преимущества. Коротко перечислим лишь основные из них:

1. Внешнеполитическая «крыша». Став частью монгольской империи, Северо-Восточная Русь, и до этого эффективно воевавшая с Ливонским орденом, теперь приобрела явный перевес над ним. (Ниже будет показано, что еще большие выгоды в плане отношений с европейскими соседями получила Галицко-Волынская земля.)

2. Твердо придерживаясь линии беспрекословного подчинения Орде, Александр и его наследники получили механизм постепенного превращения своей и без того немалой власти во власть абсолютную. Ханский ярлык на княжение был самым весомым аргументом в отношениях с «внутренними врагами» – другими Рюриковичами, боярством, городскими верхами, своего рода «сверхоружием», поскольку отныне любое неподчинение князю автоматически означало неподчинение хану со всеми вытекающими отсюда последствиями.

3. Огромные выгоды сулила великим князьям и должность «начальника налогового управления». Став с начала 1260-х годов главными ордынскими фискалами всей Северо-Восточной Руси и, что немаловажно, Новгородской республики в том числе, великие князья теперь могли по своему усмотрению регулировать налоговую нагрузку на различные удельные княжества, увеличивая или снижая ее в зависимости от лояльности местных правителей. К тому же они, как и положено «честным» откупщикам, собирали налогов больше, чем отвозили в ханскую ставку, пополняя таким образом собственную казну. В этой связи следует отметить, что «конспирологическая версия», согласно которой выступления в 1262 году против присылаемых из Карокорума сборщиков налогов были инспирированы самими русскими князьями, желавшими занять сверхприбыльное место мусульман-откупщиков, не лишена логики. Не исключено даже, что такая «спецоперация» была согласована с правителями становящейся все более и более самостоятельной Орды, которые были не прочь чужими руками уничтожить карокорумских «налоговиков». В пользу данного предположения свидетельствуют два исторических факта: 1) никаких карательных мер со стороны Берке в ответ на это вопиющее неповиновение не последовало; 2) с этого времени русская дань шла в Орду, а не в Монголию.

     Остается ответить на вопрос, испытывали ли князья чувство унижения от необходимости подчиняться «иноземным захватчикам»? Логично исходить из того, что в ту эпоху, когда еще не началось формирование наций, любой захватчик, даже владелец соседнего удела, был для Рюриковичей «иноземным», поскольку «любимой родиной» для них была не Русь или Северо-Восточная Русь, а всего лишь собственные владения. Подчинение сюзеренам-чужестранцам было для средневековья самым обыденным явлением и не считалось чем-то зазорным. Особенно, если те были столь могущественны, как Чингизиды. (Что же касается «простого люда», то новгородцы, москвичи, тверичане, рязанцы, регулярно встречаясь на поле боя, воспринимали друг друга не как соотечественников, а как злейших врагов.)

     Как же протекали первые «мирные» контакты Рюриковичей с их новыми сюзеренами? В 1243 году в ставку Батыя был вызван Ярослав II Всеволодович, унаследовавший владимирский престол от погибшего на реке Сити брата Юрия. После утверждения в качестве «главного» русского князя он, оставив в заложниках сына Константина, благополучно вернулся домой. По примеру Ярослава на поклон к Батыю поехали и другие князья. «В 1244 г. ездили в Орду и вернулись «пожалованы» князья Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростовский, Василий Всеволодович Ярославский»7. Через два года Ярослав вновь приехал в Орду на этот раз уже со всей семьей, а затем уже один отправился в далекий Каракорум в ставку великого хана. В столице империи он вначале получил подтверждение выданного ему Батыем ярлыка на великое княжение, а затем, согласно сообщениям Плано Карпини, и чашу с ядом из рук матери Гуюка, поверившей доносу одного из бояр княжеской свиты.

     С. М. Соловьев считал, что смерть Ярослава, равно, как и смерть других русских князей в ханских ставках, «была следствием наговора родичей, следствием родовых княжеских усобиц»8.  Н. М. Карамзин, соглашаясь с тем, что попытка наговора имела место, ставит под сомнение версию отравления Ярослава9. И в самом деле, если бы в Каракоруме захотели наказать великого князя за какой-либо проступок, хотя бы за переговоры с представителями римской курии, пытающейся сколотить союз против монголов, то, скорее всего, сделали бы это открыто с демонстративной жестокостью в качестве наглядного урока остальным Рюриковичам. (Аналогичные аргументы выдвигаются в противовес существующим предположениям, будто бы и Александр Невский тоже был отравлен в Орде.) Кстати, такие переговоры действительно велись весьма интенсивно и на самом высоком уровне. Папский легат Плано Карпини сообщал даже, что в ходе их встречи в Каракоруме Ярослав «смиренно и почтительно признал послушание римской церкви, матери своей»10 что в послании от 3 января 1248 года Александру папа Иннокентий IV недвусмысленно трактовал как принятие князем католичества. А тремя годами ранее высокопоставленная русская делегация побывала даже в тогдашней папской резиденции в Лионе: «Среди прочих прелатов мира прибыл на собор в Лионе рутенский архиепископ по имени Петр, который, как утверждали некоторые, вернувшиеся с собора, не знал ни латинского, ни греческого, ни еврейского языка и все же через толмача блестяще пред лицом его святейшества папы изложил Евангелие. Он также, особо приглашенный, с его святейшеством папой и другими прелатами, [как и они] облаченный в священные одежды, но не такого вида, как у них, присутствовал при богослужении»11.

     Но вернемся из политического закулисья на историческую авансцену. После смерти Ярослава на великокняжеский престол в полном соответствии с лествичным правом сел его брат Святослав, рассадивший по уделам своих племянников, «как им отец урядил Ярослав12. Версии дальнейшего развития событий расходятся, как у средневековых летописцев, так и у базирующихся на их сообщениях современных историков.


1. Данилевский И. Н. Александр Невский: Парадоксы исторической памяти «Цепь времен»: проблемы исторического сознания. Москва: ИВИ РАН, 2005. С. 119.

     2. Существует версия о том, что новгородцы все же участвовали в этом сражении, но не в рядах городского ополчения, а, так сказать, в «индивидуальном порядке». Думается все же, что ее возникновение обусловлено, скорее, соображениями «патриотического характера». (А. А. Горский считает, что на Куликовом поле не было и суздальско-нижегородских дружин.)            

     3. Ибн Василь. Гонитель забот по части истории айюбидов. URL:

     4. Сабитов Ж. М. Распад Монгольской империи: Беловежские соглашения 1269 года. Интернет-издание Власть. 19.11.2015. URL:
     5. Вассаф-Хазрет. История Вассафа. URL: http://www.vostlit. info/Texts/rus3/Vassaf/text.phtml?id=10765

     6. Многие современники (в первую очередь высшие церковные иерархи) осуждали действия Дмитрия Донского, искренне не понимая, зачем князю нужно было ввязываться в длящуюся в Золотой Орде с 1350 года гражданскую войну и способствовать ее прекращению. При этом негативные последствия для Москвы не ограничились разорительным походом Тохтамыша. Согласно ярлыку нового хана, фактически посаженного на престол самим Дмитрием, Тверь вновь обрела независимость, вернув в свой состав Кашин, возобновилась выплата дани, в заложниках в Орде, как и во времена расцвета ханства, оказался старший сын великого князя.            

     7. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. С. 138.

     Не исключено, что инициаторами таких поездок были сами русские князья.

     8. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Москва: Мысль, 1988. Т. 3. С. 147.

     9. Карамзин Н. М. История государства Российского. Москва: Книга, 1988. Т. 4. С. 22–23.

     10. «… sui obedientiae Romanae ecclesiae matris suae in ejusdem fratris manibus devote, ac humihter se devovit» (HRM. I. № 78).

     11. Анналы Бертонского монастыря.       
URL: http://www.drevlit.ru/texts/b/b_bert_monastir.php

    12. ПСРЛ. Санкт-Петербург: Типография Эдуарда Праца, 1846. Т. 1. С. 201.