Непротивленцы? Конформисты? Коллаборационисты?

     Пусть все подчиняются властям, потому что всякая власть от Бога, и все существующие власти поставлены Богом. (Павел: Послание к Римлянам, глава 13)


     В нашем повествовании о становлении православной церкви на Руси невозможно обойти вниманием весьма неоднозначный момент в ее истории и не рассказать об особенностях деятельности православного клира, и, прежде всего, его верхушки, в период ордынского ига. Начнем с того, что идеология христианства, сакрализирующая власть и закрепляющая в сознании паствы среди всего прочего безусловную покорность и подчинение, отнюдь не была тайной для монголов. (Одно из течений христианства – несторианство было широко распространено у многих народов Великой Степи: тюркютов, хазар, половцев, каракитаев, кереитов, меркитов, найманов, уйгуров, карлуков, киргизов. Более того несторианами были многие ханши и ханские сановники.) И поэтому Чингизиды вполне обоснованно рассчитывали на лояльное отношение православной церкви к установленному ими «новому порядку», видя в ней если и не идеологического союзника, то, как минимум, пособника, или, скажем еще более осторожно, непротивленца. Во всяком случае, жертвы среди православного духовенства во время Кипчакского похода были единичными, а после его окончания православным иерархам удалось быстро наладить хорошие отношения с правителями Орды, став наряду с русскими князьями надежными столпами установленного монголами «нового порядка».

     При этом публичная молитва духовенства о ханах, внушающая массам мысль о необходимости подчинения их власти, могла быть и вполне искренней. С одной стороны, представители церковной верхушки нашли на бескрайних просторах нового государства «непаханое поле» для прозелитизма: «В Орде едва ли даже и была одна какая-нибудь господствующая религия – по всей вероятности, там господствовала смесь всяких верований средней Азии. Отсюда объясняется религиозный индифферентизм монголов. В своей Ясе (книге запретов) Чингис-хан велел уважать и бояться всех богов, чьи бы они ни были. В Орде свободно отправлялись всякие богослужения, и ханы сами участвовали при совершении и христианских, и мусульманских, и буддийских обрядов, уважали и духовенство всех вер. Разорение русских святынь, жестокости против христиан во время нашествия на Русь нимало не противоречили этой веротерпимости, проистекая из обычной азиатской манеры вести войну»1. Сами же монголы до принятия ими ислама были весьма индифферентны в религиозных вопросах. (Примечателен ответ хана Мунке на предложение французского посла принять христианство: «...Все люди обожают одного и того же Бога, и всякому свобода обожать его как угодно. Благодеяния же Божии, равно на всех изливаемые, заставляют каждого из них думать, будто его вера лучше других»2.)

     С другой стороны, откровенно враждебные отношения Золотой Орды и Римского престола могли для православных иерархов служить своего рода гарантией от проникновения католицизма на находящиеся под контролем монголов территории. «…Церковники очень подозрительно следили за переговорами антитатарской группировки князей с папской курией, видя в союзе с католическими государствами реальную угрозу своим доходам и привилегированному положению»3. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре после установления «ига» началось активное проникновение православия на земли Золотой Орды.

     Уже в 1261 году в Сарае основывается православная епархия, которая помимо удовлетворения духовных потребностей многочисленных русских пленных, занималась пропагандой православия среди населения Золотой Орды, а также играла роль некого коммуникатора между русскими и ордынскими правящими кругами. Кроме того, небезосновательно предположение, согласно которому пользующиеся доверием хана сарайские епископы (достаточно сказать, что в 1278 году Феогност даже ездил от имени хана во главе посольства в Константинополь, где через императора и патриарха пытался связаться с египетскими мамлюками) не только сообщали князьям и высшему духовенству сведения об обстановке в ставке или об отношении хана к тому или иному князю, но и влияли на эти отношения4.

     В 1267 году митрополит Кирилл III получил от великого хана тенгрианина Менгу-Тимура ярлык, который ограждал православную церковь от произвола ордынских чиновников и освобождал клир от любых налогов: «От даней и пошлин освобождались также братья и дети священнослужителей, которые жили с ними не в разделе. Церковные земли и угодья, церковные люди, вещи, книги, иконы и прочее объявлены неприкосновенными; запрещено под страхом злой смерти хулить православную веру5.

     Мало что изменило в отношениях православной церкви и ордынского правительства принятие в Орде ислама. Даже ревностный мусульманин Узбек, яростно боровшийся с религиозным инакомыслием у себя в Орде, счел благоразумным не вмешиваться в религиозную жизнь на Руси, продолжая одаривать православную церковь все новыми привилегиями. От нее требовались лишь две вещи: искренне молиться за благополучие хана и усердно внушать населению, что всякая власть от Бога. Судя по всему, церковь успешно справлялась с поставленной задачей. Во всяком случае, ее отношения с золотоордынскими ханами были гораздо ровнее и прочнее, чем у вечно враждующих между собой князей. Тем не менее, при всех хороших отношениях этих двух жестких иерархических структур подчиненное положение православной церкви не вызывает сомнения: при вступлении на кафедру каждый новый русский митрополит должен был ехать за ярлыком в Орду.

     Росло и благосостояние русской церкви. Освобожденная от налогов, она сама исправно взимала десятину, а сверх того имела возможность в то неспокойное время служить для князей и бояр либо своеобразным оффшором, либо надежным «швейцарским банком». Первая попытка ордынских ханов покуситься на «святая святых» – церковные доходы произошла только в 1342 году, спустя столетие после нашествия Батыя. Тогда приехавший в Орду к новому хану Джанибеку митрополит Феогност вместо привычного ярлыка, подтверждающего освобождение церкви и ее служителей от любых фискальных платежей, получил жесткое требование уплаты налогов на общих основаниях. Феогност был подвергнут сильному давлению, возможно даже пыткам, однако закончилось все благополучно и для него, и для всей структуры православной церкви. Финал истории, несомненно, вызовет вполне определенные аналогии у читателей: митрополит раздал шестьсот рублей разным «сильным людям» и уехал в Москву с заветным ярлыком...6

     Подводя итоги, следует признать, что монгольское нашествие, принесло православной церкви на Руси, пусть это и «звучит непатриотично», несомненную пользу. Будучи в непосредственном подчинении у хана, она не только обрела политическую независимость от князей, но и стала своего рода государством над государствами7.


     1. Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской Церкви. Санкт-Петербург: Синодальная типография, 1904. С. 70.

     2. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Санкт-Петербург: Библиополис: Изд-во О. Абышко,2004. Т. 1. С. 293.

     3. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Москва: Высшая школа, 1967. С. 144.

     4. Полубояринова М. Д. Русские люди в Золотой Орде. Москва: Наука, 1978. С. 25

     5. Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской Церкви. С. 71.

     Это самый ранний из сохранившихся ханских ярлыков.

     6. Скорее всего, причиной «этого наезда» были не гонения на православие а обычное стремление к обогащению.
Однако сам факт такой попытки может свидетельствовать об отходе правителя Орды от установлений Ясы, а также о его финансовых затруднениях.

     7. Достаточно вспомнить и ее активное, а по мнению многих историков, определяющее влияние, на исход борьбы московских и тверских Рюриковичей, а также «регентство» митрополита Алексия после смерти отца Дмитрия Донского.