Я с тобой...

- Паша, я не знаю, что делать! Она никого слушать не желает! Заладила, что будет рожать! Какой ребенок, Павлик? Ну, какой? Ей всего девятнадцать! Вся жизнь впереди! Сейчас бросит университет и что? Пойдет дворником работать? Надо как-то решать вопрос! И ты должен помочь мне!
- Чем, мама?
Голос Павла был настолько ледяным, что Ирина чуть не уронила телефон. Сын никогда так с ней не разговаривал! Всегда был добрым, теплым ее мальчиком… А теперь, что? Что она сделала не так? Ведь, виновата в нынешней ситуации вовсе не она, а Лера! Любовь у нее, видите ли, случилась! Глупая девчонка! Нет бы мать послушать! Впрочем, что уж теперь жаловаться? Сама и виновата! Баловала ее, все позволяла, в подружки набивалась… Получи теперь и распишись Ирина Петровна! Все твое воспитание дало плоды! Но, почему! Почему вот так? Ведь Павлик-то прекрасный сын! Умный, воспитанный, послушный! Всегда поможет и поддержит! Даром, что живет теперь отдельно. Ну, а как же? Все-таки мужчина уже взрослый, самостоятельный, только что - не женатый. Как не твердила ему, что пора семью заводить, а он все никак… А хочется же уже и внуков понянчить! Сколько ждать можно? Ладно, когда Лера маленькая была. Хлопоты, беготня по секциям и поездки на соревнования. Времени совершенно не оставалось на то, чтобы рефлексировать и думать о возрасте. А сейчас что? Дочь давно уже самостоятельная. И, хотя спорт забросила, но дома почти и не бывает. Вечно куда-то спешит-бежит. То у нее занятия, то друзья, то поисковый отряд, а теперь вот еще «этот» нарисовался! Фу, прости Господи! Где только она его откопала, непонятное это существо? Ведь амеба же, чистой воды! Ирина сразу про него все поняла, а Лерка влюбилась! Никогда не умела в людях разбираться! Всегда все у нее хорошие! И как не пыталась ей объяснить, что тех хороших на весь свет всего ничего, даже если они и есть, — не понимает. А теперь что? К чему все это привело? И как теперь со всем этим разбираться? Праздники на носу, а у нее сплошная боль головная. А теперь и Паша еще! Что за тон? Почему он так с ней разговаривает?!
- Павел, ты почему со мной как разговариваешь?
- Где она, мама? – Павел выкрутил руль, нырнул в переулок, и припарковался. Спокойствие, так свойственное ему, закончилось на слове «ребенок». Руки дрогнули на руле, в глазах потемнело и захотелось закричать в голос, как тогда… Только вот если в тот раз это не дало никакого результата, то и сейчас будет, то же самое. А это значит, что нужно просто успокоиться и сделать хоть что-то, чтобы если не его сын или дочка, ведь Павел так и не узнал, кого же ждала Света, так хотя бы этот малыш, Лерин, остался бы жив. Эх, мама! Что же ты творишь! Ведь всегда любила Лерку больше, чем меня. Как же – девочка, да еще и поздний ребенок! Как тут не умиляться, как не любить такое голубоглазое чудо с нежными светлыми локонами? Лерка всегда была красивой. С самого первого дня. К тому времени Павел уже успел навидаться разных младенцев. В их большой семье, где полно было тетушек, двоюродных и троюродных сестер, которые были старше его, то и дело рождался какой-нибудь младенец и устраивались праздники. Все эти дети были как под копирку – сильна Матвеевская порода. Серо-голубые глазищи, крепко сбитое коренастое тело, ручки-ножки в перевязочках, которые непременно демонстрировались всей родне. И чем толще были они, тем лучше. И только Лерка удивила всех. Глаза ей достались фамильные, а вот все остальное… Откуда была эта лебединая тонкая шея, словно выточенные из мрамора руки и ноги, настолько изящные, что казалось, их изваял самый искусный скульптор? Мама тогда даже глаза прятала, словно стесняясь своего ребенка. Это чуть позже она с гордостью поглядывала на Леру, когда та бабочкой порхала среди сестер на семейных торжествах. Девочка настолько отличалась от всех, что невольно приковывала к себе взгляды взрослых.
- Родится же такая красота! – завистливо вздыхали тетушки, поправляя банты и платья своим дочкам.
А когда Лера впервые вышла на ковер, в красивом купальнике, старательно вытягивая носочки, стало понятно, что эта девочка рождена для чего-то большего, чем просто радовать глаз.
Мать занялась карьерой Леры в гимнастике, а Павел занялся своей личной жизнью, освобожденный, наконец, от назойливого внимания родительницы. Мать его, конечно, любила, но очень уж сильно гордилась им. Это было так очевидно всем и каждому, а если вдруг кто-то забывал, насколько прекрасный у нее старший ребенок, Ирина спешила тут же об этом напомнить:
- Пашенька выиграл олимпиаду по физике. Да-да, самую крупную и значимую! Теперь нам не придется переживать о его будущем. Гений же растет! Вот-вот объявят результаты по математике и там, я уверена, все будет точно так же! Ах, ну что вы! Спасибо! Воспитание? Ничего особо сложного в этом нет. Просто, детьми нужно заниматься.
Ирина не замечала, как хмурились и поджимали губы ее собеседницы. Ей не было до этого никакого дела. Она жила в своем мирке, где все было хорошо и прекрасно. Росли гениальные и красивые дети, муж любил и берег, а она занималась тем, что ей нравилось. Немножко работала, когда хотелось, благо преподавателем английского она была, что называется от Бога, и могла за год подготовить даже почти «нулевого» ребенка уровня средней школы к поступлению в вуз на вполне достойном уровне. За это ее ценили, передавая как переходящее красное знамя по друзьям и знакомым, несмотря на явно завышенную оплату, которая была чуть не вдвое выше, чем у других преподавателей в городе.
- Смотря, что для людей главное – деньги или результат. Кто на ребенка копеек не жалеет, тот может быть уверен, что я сделаю все, чтобы их чадо поступило туда, куда задумано.
Павлу оставалось только удивляться, как мать умудряется совмещать все. И Лерины занятия, и домашние хлопоты, и работу. Она всегда была прекрасным организатором, умея рассчитывать свое время и расписывая все буквально по минутам. Этот навык она привила и ему. Теперь это здорово ему помогало, позволяя правильно расходовать свое время.
Вот и сегодня у него весь день расписан. Хорошо, что део уже к вечеру. Поэтому, новости, которые мать сообщила ему, выбили Павла из колеи, не давая собраться с мыслями.
Сколько времени прошло с тех пор, как он услышал то самое?
- Я беременна. Рожать не буду. Я еще слишком молода и не готова брать на себя такую ответственность. А виноват в этом – ты! Поэтому, тебе и решать этот вопрос. Клинику я нашла, остальное – будь добр.
Господи, как они тогда поругались… Впервые за все время, которое они прожили вместе, а это без малого, три года, Павел кричал на Светлану. Орал так, что дрожали стекла. Злился и не понимал, в чем виноват. Разве он не предлагал ей раз за разом выйти за него замуж, создать семью, благо, для этого было все и еще немного? Квартира, пусть небольшая, но на первое время места бы им точно хватило, машина, небольшой, но уже довольно прибыльный бизнес. Что еще надо? Да, он не олигарх, но ведь и Света тоже не принцесса. Простая девчонка из параллельной группы, которая приехала учиться из поселка с каким-то заковыристым названием. Хохотала каждый раз, когда Павел пытался выговорить его. Они сошлись почти сразу, после того, как в коридоре университета, куда-то спешащая сердитая девушка налетела на Павла, который стоял у стены и решал какую-то сложную задачку, черкая карандашом прямо по штукатурке.
- Что ты здесь встал? Не пройти – не проехать! С бумагой в стране напряженка? Стены-то зачем пачкать? Ты дома тоже так делаешь?
Буквально нарычав на него, прыгая на одной ноге и пытаясь стащить с другой туфельку со сломанным каблуком, Света сердито фыркнула, и понеслась босая дальше по коридору, опаздывая на экзамен, а Павел, словно привороженный пошел за ней, не в силах отвести взгляд от стройной фигурки.
Выйдя из аудитории после сдачи, Светлана, как ни в чем не бывало, подхватила его под руку и потрясла зачеткой перед носом нового кавалера:
- Пятерка! Это надо отметить! Предложения есть?
Они встречались больше года прежде, чем съехались. В то время Павел жил с дедом, ухаживая за ним, так как мать была в разъездах, а отец круглыми сутками пропадал на работе. Год спустя деда не стало и родители решили, что квартира, в которой он жил, слишком маленькая и неудобная, хотя Павлу места в ней вполне хватало, тем более сейчас. Правда, когда не стало дедушки, жить там и ему расхотелось. Поэтому на идею обменять эту квартиру на что-то побольше, он отнесся спокойно. Павел очень скучал по деду. Скучал отчаянно, то и дело ожидая услышать снова его голос. Но, нет... Не было больше добродушного ворчания по утрам, когда он сонный пробирался в ванную:
- Иди, студент! Я тебе там завтрак сварганил.
Дед был крепкий, непотопляемый, как тот буксир, который он много лет водил по Волге. Но, ровно до тех пор, пока не ушла бабушка.
- Скоро и я концы отдам. Что мне делать тут без нее?
- Дед, ты чего? А я? А Лерка?
- Вот ради вас поживу еще чутка. Охота посмотреть, что из вас получится. А потом – туда. Ждет ведь, голубушка моя.
Бабушку дед называл «голубушкой» с самого дня знакомства.
- Кроткая была, нежная… Таких женщин уж и не делают, Пашка. Я, болван, обижал ее, а она только улыбнется, покачает головой, да и скажет: «Что-то ты, Павлик, разбушевался». И все! Ни упрека тебе, ни скандала! Хоть бы раз отругала по-настоящему! Все легче бы сейчас было.
- Почему? И было за что?
- А как же? Жизнь-то долгая. А почему… Знаешь, Паша, когда есть, что прощать, скучать легче. А так… Давит все вокруг… Ищу ее, а найти не могу… Плохо мне.
Павел это видел. Как видел и то, что дед гаснет, как тающая свеча. Именно тогда он впервые понял, что есть на свете любовь. Такая сильная, цельная, непреходящая, на которую не влияет ничего – ни время, ни расстояние, каким бы оно не было.
О такой любви он мечтал со Светой, но понял, что ничего даже похожего не получится, как только увидел, как она холодно смотрит на него, протянув руку и требуя карточку, чтобы оплатить услуги клиники.
Карту она забрала сама. После скандала, наскоро побросав в чемодан свои «тряпочки», и, не спрашивая уже, вытянула из кармана Павла бумажник. Хлопнув дверью, ушла и Павел очнулся только тогда, когда на телефон пришло оповещение, что снята крупная сумма. Позвонив в банк и заблокировав карту, он поехал к родителям.
Мать разахалась, причитая, а отец, оборвал истерику и, хлопнув его по плечу, сказал.
- Нужна будет помощь – мы рядом.
Родителям о том, что случилось Павел рассказывать не стал. Сказал лишь, что они расстались со Светланой. Знал, что мама будет переживать, злиться, заклеймит Светку так, что воспоминаний потом хватит еще Леркиным внукам. Ну, и зачем? Пусть думает, что это он, Павел разорвал отношения. Не сошлись характерами. Так легче, так проще…
Уйдя в свою комнату, он долго сидел на старом своем диванчике, который родители почему-то не захотели менять на что-то современное. На душе было черным-черно и мысли текли одна за другой, как тягучая патока, залепляя сознание липкой темнотой, не давая пробиться хоть какому-то свету. Да и где его было взять, этот свет?
Он тогда пришел к Павлу сам. Лерка заглянула в комнату, постояла с минуту в дверях, разглядывая его, а потом подошла, опустилась каким-то неуловимым движением на коврик, сложив под немыслимым углом свои длинные руки-ноги, смахнула тонкими пальцами слезы с его щек, зачем слизнула соленую влагу, а потом сказала:
- Плохо тебе… Паш, что мне сделать? Я так хочу помочь, а не знаю, как…
- Просто посиди рядом. Чтобы я чего-нибудь не натворил.
И она осталась. Так и просидела с ним до самого утра, пока не прозвонил будильник и мать не спохватилась, что Лерки нет в ее комнате. Она так ничего тогда и не поняла, решив, что дочь проснулась чуть раньше обычного, волнуясь перед ответственными соревнованиями. Ей и невдомек было, что они просидели молча больше половины ночи, а потом кто-то заговорил и больше они уже не умолкли. Младшая сестренка-несмышленыш, вдруг превратилась для Павла в глубоко и остро чувствующего человека. Он смотрел на сестру, слушал то, что она ему говорила и не понимал, откуда в этой шестнадцатилетней девчонке столько тепла и мудрости. Именно, мудрости. По-другому он назвать это не мог. Лера умудрилась вытащить из него все, о чем он думал и что чувствовал, а потом простыми, какими-то нужными и правильными словами объяснила ему, как и что делать дальше. Там не было банальных фраз или готового рецепта, но Павел вдруг понял, что жизнь не окончена и что-то еще есть впереди. Может быть даже и хорошее…
- Лера, тебе нужно учиться на психолога!
Глядя, как зарделась сестра, он понял, что угадал ее желание. Вот только, оно совершенно не совпадало с желанием матери. Та видела в дочери известную спортсменку и шла к этому всеми возможными способами. Вот и сейчас, она ураганом ворвалась в комнату, отчитала дочь, что та еще не умыта, попутно потрепала по макушке сына, хотя прекрасно знала, как раздражает его этот жест, а потом умчалась на кухню, чтобы приготовить завтрак.
Соревнования Лера в тот день выиграла. Она летала над ковром так, что судьи удивленно переглядывались. Откуда в этой девочке такое понимание музыки? «Хабанера» гремела над помостом, а Лера просто выдавала все то, что услышала ночью от брата – боль, непонимание, силу, которой не осталось. Ту силу, придет вновь и даст жизнь и торжество там, где все растоптано и выжжено.
Эти соревнования могли бы дать толчок к развитию спортивной карьеры Леры. Начались переговоры о ее переводе в Москву, но тут случилась беда. Возвращаясь вечером домой после тренировки, Лера не заметила, как за ней идут два каких-то парня. В тот день она шла пешком. Отец, который должен был забрать ее, задержался на работе, а брату Лера звонить не стала. Что она, маленькая? Сама дойдет! Тут и идти-то всего ничего. Дворами минут десять.
- Девушка, подождите! Что ж вы так спешите! А у нас собачка! Посмотрите, какая славная!
Низкий, утробный рык, раздавшийся за спиной, заставил Леру прибавить шаг.
- Не хотите с нами знакомиться? Гордая сильно? А зря! Рик, взять ее!
С детства боявшаяся собак Лера не решилась даже обернуться. Она помнила, что нельзя бежать, иначе собака кинется. Крыльцо единственной в районе высотки было уже в двух шагах, а в холле горел свет и были люди. Лера быстрым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не побежать со всех ног, кинулась к ступенькам, напрочь забыв о том, что к вечеру подморозило. Не успев схватиться за поручень, она пролетела почти половину высокой лестницы, ведущей к входной двери подъезда, а потом упала, поскользнувшись на корке льда, который ровным слоем укрывал ступени.
Очнулась она уже в больнице. Рядом сидела бледная до синевы мать и смотрела в одну точку, мерно покачиваясь взад-вперед. Голова кружилась и почему-то ныли ноги. Противно, как после большой круговой тренировки, только сильнее во много раз.
- Мам…
- Очнулась? – Ирина отвела взгляд от стены, и Лера поняла, что мать долго плакала. Глаза были опухшими настолько, что превратились в тонкие щелочки. – Как же так, Лерочка? Как же так…
Лера тогда так и не поняла, о чем больше жалела мать? О том, что сложные переломы, которые она получила, потребуют больших усилий и времени, или о том, что ее карьера, как спортсменки, закончилась раз и навсегда? Жалости и сочувствия к себе Лера совершенно не увидела. Не то, чтобы она этого хотела. Ей никогда не нравилось, когда ее жалели. Но, сейчас почему-то вдруг так захотелось, чтобы мама хотя бы на минуту оставила причитания по поводу несбывшихся надежд и просто обняла бы ее со словами:
- Маленькая моя, потерпи! Все наладится и боль уйдет!
Но, от матери Лера этого так и не дождалась. То, чего она так ждала, дал ей Павел.
- Мелкая, ты держись! Знаю, что больно. Хочешь, я тебе здоровенный торт привезу? Теперь-то точно можно! Будем трескать его до тех пор, пока животы не разболятся! Или, давай я тебя на руки возьму и пойдем погуляем? Хочешь? Я тебе снежков налеплю и будешь в меня ими с лавочки пулять? И вообще, не кисни! Вот сейчас костылики красивые тебе куплю и будем к поступлению готовиться. Ты еще не передумала стать психологом?
Он обнимал Леру, а она пряталась в его руках, как в коконе. Так было чуть легче и даже боль немного отступала.
Реабилитация затянулась, но к концу первого курса Лера уже могла почти так же свободно ходить, как и раньше. Правда, походка уже не была такой летящей как раньше, а иногда девушка и вовсе чувствовала себя почти как Русалочка, но по крайней мере ушли в прошлое костыли и трость, а это уже было немало. Костыли, розовые, перламутровые, которые брат специально для нее перекрашивал в какой-то автомастерской, Лера решила было оставить на память. Но потом познакомилась с ребятами из поискового отряда и поняла, что есть люди, которым гораздо тяжелее, чем ей. Именно тогда она перестала себя жалеть. Костыли она подарила одному из координаторов отряда - Леночке, которая с детства была инвалидом, но при этом умудрялась находить то, что помогало ей чувствовать себя в гуще событий и быть полезной. Обладая приятным, очень выразительным голосом, она координировала работу отряда, организовав в своей квартире что-то вроде штаба.
- Ленка, это ж не сна, ни покоя… - Лера заваривала чай, наверное, в сотый раз за вечер, и резала непонятно какую по счету палку колбасы, готовя бутерброды для тех, кто ушел «в поле». Вот-вот приедет кто-то из ребят и нужно будет отдать им все эти термосы и пакеты, чтобы те, кто ищет сейчас пропавшего маленького мальчика, могли хотя бы на ходу сжевать бутерброд, а потом с новыми силами идти дальше.
- А зачем он мне, Лер? Покой, я имею в виду? Разве лучше было бы, если бы я жила одна, как сыч в дупле и у меня не было бы всего этого? Я нужна, понимаешь? Я живу… Это, ведь, главное? Или нет?
Именно там, в отряде, Лера познакомилась с Максимом.
В чем-то Ирина была права. Невзрачный, какой-то будто стертый наполовину ластиком, он был незаметным, словно тень, но при этом умудрялся делать столько, сколько осилили бы только несколько человек, да и то, взявшись разом. Лера знала его историю, но матери рассказывать о ней не спешила. Знала, что та не поймет и не простит ей этого знакомства, которое быстро переросло во что-то большее. По ее понятиям, Максим никак не мог быть "достойной" парой Лере.
В отряд Максим попал, когда пропал его отчим. Почти сутки потратив на то, чтобы найти его своими силами, парень все-таки дозвонился до волонтеров, когда в полиции сказали, что заявление о пропаже человека принимать пока не станут.
- У него диабет! С ним что-то случилось! Просто так он не пропал бы! – Максим почти кричал, но его никто не хотел слушать.
С отчимом у него были особые отношения. Геннадий Иванович был третьим мужем матери Максима и стал для мальчика тем самым отцом, которого тот никогда не знал. Зину, мать Макса, первый муж бросил сразу, как только узнал, что она ждет ребенка. Да и мужем он ей был только на словах. Они так и не расписались, несмотря на то, что прожили вместе больше года. Максима из роддома забирали бабушка и дед.
- Ничего! Воспитаем! Наша же кровь!
Первые два года мать жила тихо, ухаживая за ним и помогая родителям, а потом вдруг собралась и уехала на заработки. Максим остался с бабушкой и дедом. Они и стали ему настоящими родителями. Мама жила где-то далеко, присылала деньги, изредка писала письма или звонила, но скоро мальчик почти забыл, как она выглядит. Максиму было почти десять, когда она вернулась. С новым мужем. Жизнь «в семье», которую Зина попыталась дать сыну, не сложилась сразу же. Виталий, отчим Макса, был жестким, если не сказать жестоким, человеком. Воспитание он понимал очень однобоко.
- Понимать должен, кто сильнее. И уважать. Тогда и порядок будет! – говаривал Виталий, поглядывая на пасынка.
Первый же конфликт, который случился у них по поводу разбитого в школе окна, привел к тому, что Макс вырвался из рук отчима и в чем был, выскочил на улицу. Дед нашел его только к вечеру.
- С нами будешь жить. Туда больше не отдам тебя. Пошли домой!
Мать пришла на следующий день. Мялась у порога, не глядя в глаза, что-то мямлила, то прося прощения, то упрекая в чем-то. Максим с ней идти отказался наотрез, а она и не настаивала.
С Виталием Зина разошлась меньше года спустя.
- Не сошлись мы характерами, сынок! – Зинаида боялась протянуть руку и коснуться сына, который съежился в комок, сидя на табуретке у кухонного стола. – Ты прости меня… Знала бы, что так получится…
Максиму слушать все это было неловко. Да и желания особого не было. Здесь был его дом.
Геннадий Иванович появился в жизни Зины спустя полгода. Она отмахивалась от подруг, которые наперебой советовали ей не упустить такой шанс. Да, вдовец! Да, старше намного! Но, зато какой хороший мужчина! Тихий, покладистый, непьющий! И с ребенком взять готов! Разве не мечта?
В свою мечту Зина поверила довольно быстро, а вот Максим нового отчима принял далеко не сразу. Чуть полноватый, одышливый мужчина, который осторожно вел под руку мать, не вызвал у него поначалу никаких эмоций, кроме неприязни.
Изменилось все после того, как Геннадий уговорил Максима поехать на рыбалку.
Не было никаких задушевных бесед и прочего. Они просто молча сидели на разных концах лодки с удочками наперевес, изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. Но, почему-то эти несколько часов на рассвете, когда Максим впервые увидел поднимающееся над горизонтом солнце, услышал, как просыпается природа вокруг, навсегда изменили его жизнь. Геннадий каким-то образом понял, что творится на душе у щуплого, молчаливого подростка, и с тех пор больше ни разу не ездил на рыбалку один.
Он подарил Максиму хороший спиннинг и теперь время, которое они проводили на реке, стало принадлежать только им двоим. Со временем Максим стал говорить с отчимом и понял, что тот неплохой человек, если не сказать больше. Как-то само собой получилось, что с вопросами теперь мальчик шел уже не матери или деду, который почему-то стал стремительно терять память, а именно к Геннадию.
Бабушка и дед ушли один за другим в течение года и Максиму пришлось перебраться к матери. Но, это уже его не пугало. Там был Геннадий, которого он поначалу робко, а потом все увереннее, стал называть отцом. И, когда еще год спустя, как-то очень быстро, не дав Максиму даже времени сообразить, что происходит, ушла от онкологии мать, вопросов с кем останется мальчик ни у кого не возникло. Пока Зина лежала в больнице, Геннадий оформил все документы и усыновил Максима.
- Если ты не против… - Геннадий смотрел на резко вытянувшегося, бледного от переживаний, Макса. Видя, что мальчишка совсем растерян, он просто притянул его к себе, неловко обняв. – Ты не один! Понял меня? Насколько меня хватит, я буду рядом.
Пропал Геннадий вечером, когда ехал с работы. Позвонил Максиму, чтобы предупредить и попросить купить хлеба, так как в магазин у дома уже не успеет, и исчез.
Максим нашел водителя, который вел автобус в тот вечер и запомнил мужчину, сидевшего на переднем сиденье. Людей в это время было уже немного, а Геннадий был похож на его зятя до такой степени, что водитель чуть было не поздоровался с ним, и только потом сообразил, что это совершенно другой человек.
- Куртки одинаковые у всех, темные. Шапки тоже. Пока разберешь, кто да что. А что случилось-то?
- Это отец мой. Пропал он. Я со вчерашнего дня найти его не могу.
- А чего в полицию не пойдешь?
- Был я там. Толку-то! Не приняли они заявление. Сказали – рано. Вот трое суток пройдет - тогда приходи, говорят.
Водитель покрутил головой по сторонам, а потом ткнул пальцем в яркую оранжевую листовку, приклеенную прямо на стекло.
- Туда звони! Они помогут!
Ребята из отряда, и правда, помогли тогда Максиму. А вот Геннадию помочь уже не смогли… Он замерз всего в нескольких шагах от пешеходной дорожки в парке. То ли в это время людей было слишком мало, то ли никто не захотел подходить к человеку, валявшемуся на земле, но факт остается фактом. Потерявшего сознание Геннадия Ивановича можно было спасти, забей кто-нибудь тревогу раньше, чем холод делал свое дело. Почему он вышел из автобуса раньше своей остановки, почему решил пойти домой через парк, где Максим даже не догадался его искать? Так и осталось загадкой.
Проводив отца, Максим уже на следующий день пришел к Леночке и спросил:
- Что мне нужно делать? Я хочу помочь.
С Павлом Лера своего избранника познакомила почти сразу.
- Он мне нравится, Паша. Может быть, даже больше, чем нравится.
- Это же хорошо?
- Наверное.
- Что он за человек?
- Мне кажется, что хороший…
Чуть ближе познакомившись с Максимом, Павел признал, что сестра права. Конечно, рядом они совершенно не смотрелись. Высокая, какая-то неземная, красивая Лера и невзрачный Максим. Павел видел, какое впечатление парень произвел на родителей и поспешил поддержать сестру.
- Главное, чтобы человек был хороший! Разве не так?
Ирина тогда возмущенно хмыкнула, но промолчала, а отец вопросительно глянул, приспустив на нос очки и, подумав немного, кивнул.
- Посмотрим.
«Вот и посмотрели…»
Павел снова завел двигатель и осторожно вырулил из переулка. Надо найти Леру. Вряд ли после скандала с матерью она помчится топиться, но мало ли… Ведь, Ирина даже не стала ее слушать, в этом Павел был совершенно уверен, а потому и знать не знает, что Максима больше нет. А его ребенок, получается, есть...
Глупая, совершенно нелепая случайность, стоила жизни этому молчаливому, но такому светлому парню. Поздно вечером он возвращался домой и, разговаривая с Лерой по телефону, шагнул на проезжую часть, не дойдя до пешеходного перехода всего ничего и напрочь забыв о том, что вместо светлой, серой ветровки, на нем темная зимняя куртка. Винить водителя, который его не заметил, было не за что. Павел сам не раз ездил по этому участку проспекта и прекрасно знал, что освещение там оставляет желать лучшего, а человек в темной одежде в сумерках становится практически невидимкой.
Случилось все это два дня назад. Завтра похороны и, получается, что Лера ничего так и не сказала родителям. Она вообще словно застыла в пространстве после того, как узнала о случившемся. Не хотела разговаривать и не могла плакать.
- Слезы не идут, Пашка. Нет их. Не могу… Только скулю потихоньку в подушку, чтобы родители не слышали…
- Ты им не сказала?
- Не могу. Мама начнет… Ты же ее знаешь… А я сейчас этого просто не вынесу…
Почему сестра не сказала ему о ребенке, Павел не понимал. Может быть и сама не знала еще? А когда узнала – почему не позвонила?
Вопросов было слишком много, а ответов не было вовсе.
Дверь Леночкиной квартиры, как всегда, была не заперта. Павел осторожно постучал костяшками пальцев по косяку кухонной двери, привлекая к себе внимание, и, когда Лена обернулась, бросив нож, спросил:
- Лера где, Леночка?
- В моей комнате. Иди. Она ждала.
В комнате было темно, но Павел тут же отдернул руку от выключателя. Если Лера плакала, то ее глазам будет больно от яркого света.
- Паша…
- Я здесь.
- Хорошо…
Вздох был таким тихим и таким надрывным, что Павел шагнул к узкой кровати, на которой лежала сестра, сгреб ее вместе с пледоми обнял так крепко, как только смог.
- Не бойся, маленькая, я с тобой! Мы справимся! Я знаю, тебе кажется сейчас, что ничего хорошего уже не будет, но это не так! Будет малыш и будет новая жизнь! Он будет очень хорошим, этот ребенок, ведь у него такие мама и папа, что лучших еще пойди поищи!
Лера чуть слышно всхлипнула и, наконец, разревелась, прижавшись растрепанной головой к плечу брата.
- Тебе тоже надо было учиться на психолога, Пашка… У тебя бы получилось… Мне так плохо сейчас! Если бы ты знал, как мне плохо…
В тот вечер Павел увез сестру к себе. Родителям он сказал, что Лера будет теперь жить у него и, если они не хотят потерять обоих своих детей, им придется смириться с тем, что решения, касающиеся ее жизни, Лера будет принимать сама.
А дальше все было очень непросто. И Лерина беременность с выматывающим токсикозом почти до самых родов, и переговоры с родителями, которые не без труда смирились с тем, что дети стали взрослыми и не желают принимать их точку зрения. Правда, переговоры велись в основном с Ириной, так как отец Павла и Леры втихаря от жены приезжал все это время, чтобы общаться с дочерью, помогал готовиться к рождению внука и нашел очень хорошего врача, который облегчил Лере, насколько это было возможно, ее состояние.
Маленькая Вика появилась на свет рано утром, вконец вымотав свою маму и огласив родильный зал таким басовитым криком, что акушерка рассмеялась в голос:
- Ого, какая голосистая! Мама – сильфида, а дочь – басом! И в кого только?
- В отца… - Лера смотрела на красное, недовольное личико дочки и улыбалась. Вот она, новая жизнь… И Максим ее будет теперь жить дальше, потому, что у этой девочки, кажется, вовсе не Матвеевские глаза. А это значит, что их род дальше продолжит Паша, а вовсе не она. А Вика будет продолжением Макса…
Три года спустя.
- Викуля! Иди сюда! Я тебе подарок привез!
- Пашка! Еще один? – Лера выглянула из кухни, держа на весу испачканные в муке руки. – Это же Новый год, а не день рождения. Хватит так баловать мою дочь!
- Имею право! Для чего еще дядьки и крестные нужны? То был подарок от родственника, а этот от крестного!
Вика бросила теребить хвост кота, который вальяжно развалившись на полу в комнате, служившей и спальней, и гостиной небольшой однокомнатной квартирки, купленной Павлом для Леры, терпел выходки младшей хозяйки. Свою квартиру Павел продал, и добавив немного, купил две одинаковые "однушки" в новом доме, чтобы быть поближе к сестре и племеннице.
Внимательные, совсем как у Максима, глаза, уставились на коробку в руках Павла, а когда он открыл ее, загорелись ярче гирлянды на елке.
- Нравится?
Вика осторожно трогала пальчиком стеклянные игрушки, лежавшие в коробке.
- Можно?
- Конечно! Я же тебе их привез. Давай повесим их на елочку!
Лера, вытирая руки о фартук, пришла в комнату, когда Павел, подняв племянницу повыше, помогал той приладить на ветке Щелкунчика.
- Ничего себе! Целая сказка! Паша, какие красивые! Только… Это же стекло! А если грохнем?
- Не страшно! Я теперь знаю, где купить такие же. Зато, смотри, как Вике нравятся!
Маленькая девочка, сидя на полу у елки и обняв одной рукой кота, что-то быстро-быстро рассказывала ему, глотая половину букв и куда-то торопясь. Сказка была интересной, но такой длинной, что Вика боялась, как бы кот не устал ее слушать и не удрал раньше времени. Так и останется в неведении тогда, чем закончилась эта красивая история. Вика ее теперь хорошо знала. Только вчера они были в театре, куда водил их Павел и сегодня она весь день танцевала, пытаясь повторить то, как это делали балерины.
- Кажется, мы здесь уже не нужны! Видишь, а ты говорила, что ей не понравится!
- Я говорила, что она еще маленькая и не высидит. Лопухнулась. Кто ж знал, что моя дочка такая спокойная?
Павел скептически глянул на сестру и засмеялся.
- Я тебе эти слова припомню, когда ты ее вечером спать укладывать будешь! Вот тогда мы посмотрим, кто тут спокойный, а кто нормальный, здоровый ребенок! Покормишь меня? А то мне еще на работу надо успеть до вечера.
- А ты не останешься? Родители же вот-вот приедут!
- Вот и пусть пообщаются с внучкой подольше. А я к вечеру буду. Надо же кота подменить. А то она его вконец замучает.
- Ты знаешь, что мама для Вики балетную студию нашла?
- Ой!
- Вот, и я о чем. Что делать будем?
- Разберемся! Попытаемся направить энергию любящей бабушки в мирное русло.
- А если не выйдет?
- Тогда ты вспомнишь, что ты мать, а я буду представлять твои интересы. С нами двумя она точно не справится.
- Думаешь?
- Уверен! Дадут мне поесть уже в этом доме?
- Дадут! Вредный ты! Когда я уже тебя пристрою? Чтобы кормила тебя жена?
Лера увернулась от подзатыльника и со смехом кинулась вон из комнаты.
- Вы с мамой сговорились что ли? Хоть ты не начинай!
- Такое сокровище пропадает, а я молчать должна? Племянников так и не дождусь!
- О, женщины!
Фигурка Мари повернулась на елке, задетая маленьким пальчиком. Вика что-то замурлыкала под нос, а потом сорвалась с места танцуя. И кот посторонился, пропуская мимо, как знать, возможно, будущую Плисецкую…