Глава 11. После похорон

- О-о-о-о, Василий, тут такие дела произошли, расскажу, не поверишь!  Умер какой-то ветеран труда, я лично никогда его не видел, до меня работал, до меня и на пенсию ушел. Между прочим, член партии. А к ним, отношение особое. Сам знаешь. Дело-то политическое. Надо было кого-то откомандировать на похороны, проводить в последний путь. Послали Анатолия Семеновича и Аркашу, они не раз бывали на таких мероприятиях. Знают, что, как и почему. Те охотно согласились. Вышли из завода и направились прямиком через сад в Глушанки. Покойный там проживал. Время в запасе было, и решили пройтись пешком, подышать свежим воздухом. По дороге, Аркадий предложил Семенычу:
- «Натоля, а не взять ли нам с тобой пузырек, для вдохновения. Говорить-то так и так придется. На сухую, речь, красивой не получится».
Тот сделал глубокую затяжку папиросой, выдохнул, немного подумал и сказал:
- «А что, Аркаша, Мысль интересная. И самое главное, сказана своевременно».
Зашли в магазин, взяли бутылочку столичной, пару плавленых сырков, нашли укромное местечко, хряпнули по стакану и двинулись дальше. Пришли на место, а покойника уже унесли. Опоздали. Делать нечего, надо возвращаться назад. Аркадий и говорит:
- «Натоля, а не повторить ли нам еще? Вроде, как на посошок? А? Первый раз так хорошо пошла! Надо же продлить удовольствие»!
Гребешков опять тяжело затянулся папиросой, поразмыслил немного и одобрительно кивнул. - «Не плохо бы, Аркаша».
А жара была, градусов тридцать. Но это их не остановило. Зашли в гастроном, взяли пол литра, где-то за углом шибанули и окосели наглухо. Тут Аркадий, заплетающимся языком, покачиваясь из стороны в сторону, говорит:
- «Натоля, а не искупаться ли нам с тобой, голубок? А то что-то разморило. Домой в таком виде не покажешься. Менты враз заметут, как ханыг последних, и до вечера, почитай, пол дня ждать, когда хмель из головы выйдет. Я здесь неподалеку пруд видел. Никто там не купается, стало быть вода чистая».
Максим внезапно обратился к Коту:
- Ты же, знаешь, ту лужу, по ней, гуси пешком ходят. Грязи больше чем воды, ил сплошной.
- Да знаю, знаю, - задыхаясь от смеха, еле выговорил Кот.
- Ну так вот. Кроме гусей и уток никого там не было.
- «Во, видишь, Натоля, - указал Аркадий, на котлован. - Все как для нас приготовлено».
Семеныч сделал последнюю затяжку, отбросил окурок, и сказал:
- «Ну что же, Аркаша, раз ты тут уже бывал, лезь первым».
Тот быстро разделся до трусов и смело вошел в воду. Провалился в ил по самые уши. Сизый нос на губе повис, а сам ладошками по воде легонько похлопывает, морду сделал счаст-ли-ву-ю, и покачивая, как бы от удовольствия, своей головенкой бестолковой, запричитал: - «Натоля! Хо-ро-шо-то как»!
- «Аркаша, погоди, я сейчас», - крикнул Гребешков и сбросив с себя одежду, с разбегу, рыбкой в воду, плюх… Только ноги на поверхности торчали, а сам увяз в той грязи по самые не куда. Аркадий схватил его за ногу, пытаясь вытянуть из этой жижи. Бесполезно! Засосало наглухо! Начал кричать:
- «Помогите! Спасите! Тонем! Караул»!
Хорошо, что мимо шли бабы. Увидели утопающих и вытянули их оттуда, а то бы каюк был обоим. Часа два, отмывали их под колонкой. Благо, что жарко было. Быстро обсохли. Но тот случай, стал известен всему цеху. Ума не приложу, кто растрепал? Откуда узнали? И вот Хвост, я имею ввиду, Юрия Абрашина, как только встречал Семеныча на пути, так все время изображал Аркашу, слегка похлопавшего ладошками по воде, со счастливой улыбкой во всю наглую харю, повторяя те же слова, что говорил Глазков Гребешкову:
«Натоля! Хорошо-то как»!
И как только Семеныч замахивался на него, чем-нибудь, тот быстро хватался за зад и с воплем «ой-ей-ей» поспешно убегал, как когда-то, Семеныч, бегал по залу, после скипидарной растирки, предназначенной для воспаленного геморроя.
- Ха-ха-ха, - закатывался Василий. - Ну Аркаша! Ну дает! И тут Семеныча подставил. Хоть бы на него Тимофеева натравить что ли? Пусть этого проходимца проучит маленько.
- Э-э-э, милый, опоздал, - махнул рукой Максим. - Сейчас и до Аркаши дело дойдет. Жаль, что тебя давно не было, много интересного пропустил. Недавно в нашем цеху появились какие-то наркотические таблетки. Не знаю, кто их принес, где достал? Примешь одну такую пилюлю, после выпитого стакана водяры и кайф длится дольше.  Лично я, этой дряни не пробовал и пробовать не собираюсь. Зато, Глазков и многие такие же выпивохи, как он, знают тот эффект. Теперь представьте себе такую картину: Чугункин Виктор Григорьевич, я поясню деду Игнатию, это наш второй бригадир после Семеныча. Недавно пятьдесят лет стукнуло. Невысокого роста со смуглым, но симпатичным лицом и редкими коротко подстриженными рыжеватыми волосами. Он стоял возле верстака, и высыпал таблетки из пузырька в ладошку. Возле него сидя на сваренном из арматуры низком табурете, прибывал в хорошем настроении Николай Николаевич Родимушкин и пил чай.
По центральному проходу, шел Аркаша. Скоро обед, а у него, не в одном глазу. Выпивка была. Не было наркотика. Глазков не сдавался, расспрашивал каждого, кто попадался на пути. И вот кто-то посоветовал идти к Чугункину. У него есть. Только что-то уж больно мелковаты. Возможно сильнее действуют.
- «Да наверняка, - согласился Аркаша. - Чем мельче, тем ядовитее». - И поблагодарив, того чувака, за сигнал, не раздумывая, направился в группу механика.  Как только увидел таблетки в руках у бригадира, глаза загорелись желтыми огнями. Как же он просил! -«Чугунок, ну дай хоть одну-то».
Тот в ответ: - «Извини, Аркаша, не могу. Самому нужны».
- «Витенька, дорогой, - не отступал Глазков. - Что хочешь сделаю, только дай. От одной у тебя не убудет».
- «Да ты что? - вскрикнул бригадир. - Ошалел что ли? Это же пурген».
- «От слова Пурга», - невозмутимо добавил Родимушкин, продолжая с карамелькой во рту, отхлебывать чай из кружки.
- «Ну дай!» - как бы, не услышав голоса Николая Николаевича, продолжал, Аркадий.
- «Ну что с тобой, таким идиотом поделаешь? – горько вздохнул Чугунок. Придется дать. Бери тогда уж пару, - и вложил ему две беленькие пилюли в ладонь. - От сердца отрываю. Понял, нет»?
- «Понял, Витенька, понял. Да ты не боись, за мной не заржавеет»!
- «Ну тогда, Аркаша, крепко накрепко запомни, что говорить буду: прежде чем их принять после выпитого стакана, надо хорошенько поесть. Желательно в столовой. Возьми первое, второе, но и третье, само-собой, разумеется. Сметанки не забудь. И сразу же, махом, проглоти их, запивая кефиром или молоком. Иначе ничего не получится. Это новый препарат и в желудке должен быстро раствориться».
Тот поблагодарил Виктора Григорьевича, обещая век не забыть, быстренько побежал по-своему.
Прошел обед. Как раз в тот день у нас, то есть, у слесарей, дел было невпроворот. За работой, Виктор Григорьевич, забыл, что он, гражданину Глазкову, вместо наркотических средств всучил слабительное. Ближе к окончанию рабочего дня, зашел к нам в группу какой-то мужичок в тяжелой суровой робе сварщика. Лицо невозможно было разглядеть, так была закопчена ядовитой гарью сварки.
- «Ребята! А кто у вас Чугункиным будет»? - спросил он.
- «Я! - отозвался бригадир. - А что вы хотели»!
- «Я-то ничего. А вот в туалете сидит Аркаша. Между прочим, уже давно. Выйти никак не может. Слезно просил меня передать, что, когда сползет с толчка, обещал тебя зарезать.  От тех таблеток, что ты ему всучил, у него такой понос разыгрался! Медсестра дважды приходила в туалет, приносила какую-то микстуру. Сказала:
- «Если в течение часа не пройдет, повезем на скорой помощи в больницу».
- «Так что думай! Аркаша слов на ветер не бросает. Такое дело и впрямь кровью пахнет». 
Чугункин затосковал. Затем быстро умылся, переоделся, в табеле взял пропуск и побежал к проходным.
Василий, все так же давясь от смеха, едва смог выговорить, - А что, Аркаша не знает, что такое пурген?
- Откуда? - закуривая папиросу, ответил Максим. - За всю жизнь в больнице-то ни разу не был, даже не знает где она находится. Гриппом и то ни разу не болел, организм проспиртован до предела. Но это все цветочки, по сравнению с тем, что я тебе сейчас расскажу.
Случилось это как раз после получки. Я стоял возле верстака и зачищал втулку. Все были при деле. Станки ломались, как никогда. Механик лютовал, не знал на кого выплеснуть свое негодование. По цеху бегал, как молодой, хотя до пенсии три года осталось. С мастерами участков ругался на чем свет стоит. Вдруг ко мне на тиски, как плюхнется какой-то громила всем своим торсом, с отвисшей губой до самого подбородка. Поднял на меня свои мутные глазенки и еле выговорил: - «Дай ключ шестигранник, на семь».
А у нас такие ключи в большом дефиците. Один находится у механика в столе, другой у Чугункина. Я ответил незнакомцу, что у меня нет.
- «А у кого есть»? - продолжал допытываться он, а сам еле на ногах держался. Я посоветовал ему, обратиться к бригадиру, и указал на Григорьевича, чье рабочее место было напротив моего. Тот недолго думая, утер рукавом грязной телогрейки, мясистый в синих прожилках нос, сделал пару шагов, и рухнул на верстак Чугункина. О чем они толковали — не ведаю. Слишком было шумно из-за грохота станков. Однако, бригадир дал тому типу ключ и последовал за ним на улицу. Все, в тот момент кто находился в мастерской, а именно Смирных, Шерешев, Родимушкин, Соколов, Чекмарев и я, дубина стоеросовая, да что там я... Анатолий Семенович Гребешков тоже принимал в этом участие. Во общем вышли на улицу. Там стоял Фрезерный станок, недавно привезенный с капитального ремонта. Такелажники должны были поставить его на третий участок. Но что-то БОТ с нарядами напортачил, и потому оставался стоять возле цеховых ворот. Подойдя к станку, незнакомец бесцеремонно начал отворачивать копир. А мы, придурки, не только смотрели, но и помогали ему в этом благородном, в кавычках, деле. Когда копир со станка был снят, тот тип взял его под мышку, вернул бригадиру ключ, поблагодарил всех, конкретно, крепким рукопожатием, и еле держась на ногах, поплелся в сторону восьмого цеха, что находился, напротив. Когда он исчез с нашего поля зрения, Семенович глубоко затянулся папиросой, немного подумал, и резко обратился к Чугункину.
- «Слушай, Витек, а зачем он копир-то отвернул»?
Наступила тишина.
- «Ты его, хоть, знаешь»! - продолжал Гребешков.
- «Откуда? Я его впервые вижу»! - испуганно пробурчал тот.
Семенович нервно растоптал окурок.  От негодования, лицо его покрылось красными пятнами.
- «Станок-то, ведь, наш! Механик за него три шкуры снимет. Где тот козел? Далеко уйти не мог. Найти и наказать. Сильно не бить, и тем более не калечить. Чтобы ни синяков, ни прочих следов побоев не было. А то, я знаю вас окаянных, так и норовите в морду дать. Сегодня не тот случай».
Все молча бросились в погоню, по горячим следам. Но бесполезно. Того злодея уже и след простыл. Пол завода обшарили. Как сквозь землю провалился.
- Ха-ха-ха, - надрывался Василий, еле держась на стуле. - Ведь, это же настоящий анекдот.
- В это трудно поверить, но честное слово, не вру, - глядя на чрезмерное веселье Кота, усмехнулся Максим.
- Интересно, очень интересно, - вытирая слезы со щек, вызванные таким небывалым весельем, произнес Кот. И тут же обратился к Лыкову старшему, - Григорий Александрович, вы тоже принимали участие? Или как?
- Или как! - нахмурив брови, пробормотал Лыков старший. - Меня там не было. Ходил в пятнадцатый цех за проволокой. А когда механик узнал про ту дель, чуть с ума не сошел. Лютовал целую неделю. Досталось всем. Максиму, первому, за то, что он, того типа, навел на бригадира, за ключом. Но никого деньгами не наказал. Такой у нас механик. Орет, но платит исправно.
- Ну ладно, проехали, - махнул рукой Василий. - Расскажите теперь про парторга, как поживает товарищ Рябов? Давненько с ним не встречался. И голос его писклявый уже забывать начал.
- Уволился, - нехотя молвил Максим, доедая бутерброд с колбасой, и убрав под стол пустую посуду, крикнул: - Мам! Принеси, пожалуйста, еще пузырек. Вроде, как масть пошла.
Зинаида Николаевна вышла с кухни и подавая сыну пол литра столичной, улыбнувшись, добавила: - Глядите, не напейтесь. Завтра на рыбалку собирались!
- До завтра еще далеко, - откручивая пробку усмехнулся Максим.