Путешествие тридцать четвёртое

Первый в своей жизни житейский экзамен выпал Алёше на его десятую осень. Своего родного брата, сына Любы от первого брака, Алёша начал осознанно воспринимать, когда ему исполнилось примерно лет пять. Конечно, Коля как мог нянчился с ним в детстве, когда взрослые были заняты делами. Но при разнице в возрасте в 13 лет, с точки зрения детей, а тем более мальчишек, между ними была пропасть, и, понятное дело младший воспринимал старшего уже как взрослого, а другой, наоборот, относился к нему, как к мелюзге. Соответственно, в памяти Алёши и врезались, как образные картинки, лишь два эпизода. В первом они идут на ферму гуськом, и Алёша норовит сзади наступить носком своего сапожка на задник сапога брата, причём делает это специально, чтобы Николай, совершенно беззлобно, просто, как присказку, шёл и приговаривал: «ну что ты будешь делать – хоть свой ребёнок, но что гад, то гад». А во втором отъезжает из деревни полуторка с новобранцами, и Николай, стоя в ней, машет Алёше рукой.
В армии Николай попал служить на Северный Флот в Линахамари, а на последнем году службы всех водителей из их части отправили на уборку урожая в Краснодарский край. Там он познакомился с казачкой Клавдией, и пусть и редкие встречи, но привели к известному финалу.  Когда уже совсем подошёл к концу срок службы, то по его просьбе, ввиду намечавшейся свадьбы, его и демобилизовали не в свой военкомат, а на Кубань. Вот на свадьбу и должны были поехать Люба с Сергеем. На семейном совете на полном серьёзе решили, что хозяйничать останется на эту неделю Алёша, а крестная будет только приходить утром и вечером доить корову, а в обед подоит корову на пастбище и молоко просто заберёт себе.
Когда родители ушли на вокзал, и прошла первая эйфория от важности свалившегося на него неожиданно дела, пришли и определенные опасения, и даже страхи, ведь теперь его день оказался не просто подчинен определённому от века укладу сельской жизни, но он в буквальном смысле отвечал за всё вверенное ему хозяйство.
А это означало, что встать нужно по будильнику на рассвете, подождать пока крёстная подоит корову и на обратном пути, тем более что это по дороге, отправит на пастбище и Кубышку, и овец. Надо приготовить еду для годовалого борова и умудриться вылить её в корыто так, чтобы он не разлил содержимое раньше. Проще всего с котом, собакой и курами: одному налить молока, другому отдать остатки супа, накрошив хлеба, а куриной семье насыпать зерна и проверить, чтобы в корытце была вода. А ещё утром придётся растопить печку, чтобы приготовить себе завтрак, хотя бы самый простой, поджарив яичницу со шпиком, и успеть это сделать до того, как придёт пора бежать в школу. Если же дрова не успеют до конца прогореть, то собрать их в кучку подальше в топке, подпереть на всякий случай дверцу кочергой и не оставлять возле неё никакого намека на мусор.
На первые дни Люба перед отъездом приготовила еду Алёше, а также запарила большую кастрюлю свеклы для борова, но потом и это станет его заботой. Что касается себя, то Алёша уже наметил, что один раз сварит щи со свининой, а другой – суп из банки килек в томатном соусе и наварит картошки, которую потом можно есть и холодной, и разжарить. Впрочем, на этот счёт Алёша особенно не переживал, памятуя ещё одну любимую поговорку матери: «Ещё ни одна хозяйка на кухне с голоду не померла, а у той одной, что померла, нашли кусок за щекой».
Поскольку старенький сепаратор капризничал, то перегонять молоко ему и не поручали. Маленький хозяин просто ждал, пока оно скиснет, а потом ставил на плиту, подогревал и сцеживал творог из цельного молока. В один из вечеров Алёша решил побаловать себя и сделать сырники. Увы, опыта не хватило, и они упорно не лепились такими гладенькими, как у матери, да и жарились как-то неровно, подгорали, и уж точно не годились для того, чтобы дальше томиться в сметане и становиться розовыми на просвет. Попробовав их на вкус, Алёши поморщился,  и большая часть сырников ушла на корм Рыжику, против чего пёс нисколько не возражал.
Вечером, встретив скот с поля, всех накормив, сделав уроки и тщательно заперев двери, он как-то очень спокойно, зазвав домой кота, без всяких страхов ложился и засыпал, поставив будильник на ранний рассветный час. Впрочем, переделав столько дел за день, ему явно было не до бессонницы или отвлеченных размышлений.
А в деревне за эту неделю, как по заказу, происходило столько и такого, что словно намеренно усложняло его жизненный экзамен. Поскольку дошла очередь и до Загривья, то приехала бригада электриков, и они занялись прокладкой линии электропередач, установкой подстанции, столбов и монтажом проводки в домах. Хотя маленький хозяин и был к этому, как ему казалось, готов, но до их дома очередь подошла уже после приезда родителей.
С разговоров об этом и началась неприятная история. Насмешки над его хозяйствованием и, возможно, какие-то старые обиды стали поводом для неожиданного конфликта с мальчишками, послужив своего рода искушением для Алёши. По четвергам в деревню, если не портилась машина, приезжала автолавка, роль которой исполняла старенькая полуторка, кузов которой обили фанерой и жестью, сделав подобие фургона. Купив в свой черёд хлеба, Алёша уже направлялся домой, благо ждало столько дел, но соседские мальчишки в этот день словно с цепи сорвались и стали задирать его. Сначала он терпел и только отговаривался, а поскольку дети могут быть жестоки сверх меры, то в ход пошли обидные слова в адрес отца, его лагерного прошлого, явно как следствие каких-то домашних разговоров. И он не выдержал: сеткой-авоськой, в которой лежал хлеб, он развернулся и хотел отпугнуть их, а получилось, что ударил ближнего по лицу. Из носа хлынула кровь, поднялся вой. Воспользовавшись этим, Алёша убежал домой, и там, на всякий случай, принял меры безопасности, тем более что мальчишка с разбитым носом был сыном Варвары, а от неё всего можно было ожидать. Сначала он забежал в дом, потом открыл лаз в подвале. Потом выбрался на улицу таким образом и закрыл входную дверь на замок, как будто его нет дома, и через этот лаз до конца дня при необходимости выходил на улицу, но тревога оказалась ложной. Вероятно, взрослые рассудили, что вина была не его и разбираться с ним никто не пришёл.
Но самое главное испытание ждало его впереди. На следующий день после уроков в школе он собрался идти домой и только вышел из школьной березовой аллеи на большак, как сразу насторожился. Ни с того, ни с сего в воздухе вдруг повисла непривычная напряженная пугающая тишина. Внезапно смолкли все птицы и даже кузнечики в траве, а темнота, несмотря на полдень, как-то всё сгущалась, наступая со всех сторон, в том числе и с неба. Наверное, учительница, отпуская детей, пропустила этот момент, а заранее ничего не знала. Уже на полдороге к дому его застиг ураган: ветер крутил воронки, поднимал, а потом расшвыривал мусор, попадавшийся на пути. Алёша машинально оглянулся назад и уловил тот самый момент, когда порыв ветра, ухвативший цинковые листы, которыми была покрыта крыша школы, скрутил их в мгновение ока в корявый рулон и отбросил в школьный сад. Другой порыв шквала уперся в лесок за школой и деревья узкой полосой стали падать, как подрезанные, словно поставленные на попа карандаши. В страхе вращая головой, он стал очевидцем того, как новая воронка сначала сняла и отбросила крышу с насосной станции у фермы, а потом молниеносно разобрала её всю до основания по брёвнышкам, раскидывая их по сторонам, словно спички. Он машинально упал на землю, скатился в канавку у обочины. Сколько времени так прошло, он толком не осознавал, но, повинуясь безотчётному желанию, приподняв голову, увидел, что их дом и хлев целы. Потом ураган стих также внезапно, как и налетел, наделав невиданных доселе бед. Отряхнувшись, отплевавшись и кое-как разморгав глаза, Алёша пустился домой бегом и потом в этот день старался без нужды не выходить на улицу, готовый, если что, прятаться в подвале.
Кажется, именно в этот миг он особенно остро пожалел о свалившейся на него самостоятельности и многое отдал бы за то, чтобы родители оставались рядом. А их поезд и впрямь уже был в пути. Когда они со скромными московскими гостинцами для него появились дома, то в его сердце смутно мешались радость от похвалы за его хозяйствование и  надежда на то, что такие искушения и испытания уже больше никогда не повторятся. Или, всё-таки, искушения и испытания неизбежны, и нужно просто оказаться готовым к встрече с ними…