Стезя алхимика. Глава 1

       Мрачные каменные своды спускались всё ниже, уменьшая и сужая и без того неуютное сырое пространство. В подвальных закоулках Карлова университета голод и холод ощущались гораздо острее, чем снаружи в такую морозную декабрьскую ночь. Звук быстро семенящих шаркающих шагов сменился на длинный пронзительный скрип открывающейся двери.

       В тусклом просвете показалась тёмная сгорбленная фигура. Она потопталась на пороге, стряхивая с себя снег, уронила какие-то мешки, затем навалилась всем существом с обратной стороны на тяжёлую дубовую дверь и со стоном закрыла её.

       — Уф! Давненько я не видел снега до Рождества! — Растянуто изрёк вошедший немного гнусавым голосом. — И студёно, как в седлецкой Костнице. Брр!

       Скинув с седой головы капюшон, Прокопий, так звали старца, потёр руки, помял бороду, словно хотел её просушить, затем поднял мешки, покряхтел и, наконец, разложил их на деревянной лавке справа у стола. Несмотря на полумрак, хозяин неплохо ориентировался в комнате. Развязав один из мешков, Прокопий достал оттуда сапоги из грубой кожи, постучал подмётками и с гордостью сообщил:

       — Наконец-то! Варух согласился отдать сапоги по моей цене! А ведь он сшил их ещё прошлой зимой! Мои-то совсем развалились... лет десять назад. Vida, to je krasa! (Смотри, какая красота)!

       Поскольку никто не ответил, старец недоуменно огляделся, и спохватившись, отложил сапоги и подошёл к камину, где мерцал последний красный уголёк. Подкинув щепу и раздув огонь, он закашлялся, оттёр рукавом глаза и подбросил в очаг поленья. Причудливые блики легли на узкое лицо. Высокий лоб, изрезанный морщинами, и обрамленный седыми, почти белыми волосами, нисходившими завитками до плеч, красиво очерченный прямой тонкий нос. Белые брови, усы, аккуратно подстриженная борода, и невероятно живые и умные глаза, отразившие огоньки.

       С трудом распрямившись, Прокопий зажёг лучиной масляную лампу, поднял её над головой и осветил левую часть комнаты. Там, из кадушки с песком торчало сухое дерево, а на его единственном суку сидел иссиня-чёрный ворон. Размеры птицы и её клюва впечатляли, вид был нахохлившийся, а глаза закрыты.

       — Шарль, я вернулся! — Прокопий подошёл ближе. — Ты спишь что ли? Или околел? — Птица не шевелилась. — Cert to vem! (Черт возьми!) А я потратил целых четыре монеты, купив тебе зайчатины и свиные уши! Мышей – то ты тут всех переловил, а крысы разбежались. Ха, придётся мне сварить мясо и съесть самому.

       Прокопий наигранно вздохнул, подвесил лампу на крюк, спускавшийся почти в центре, и вновь занялся своими покупками. С нежностью погладив новые сапоги, он завернул их в тряпицу и убрал в длинный сундук, стоявший справа от камина, и, по-видимому, заменивший хозяину и шкаф, и кровать. Содержимое второго мешка Прокопий вытряс прямо на стол, предварительно сдвинув толстые книги. Замороженные хрящи и сомнительные части свиньи глухо стукнули, следом выпали какие-то коренья и несколько луковиц, раскатившихся в разные стороны, да так, что пришлось их собирать с земляного пола. Запыхавшись от поклонов-наклонов, Прокопий аккуратно вытащил из мешка оставшуюся снедь: две больших ещё тёплых лепёшки и круглый белый гермелин, ароматный мягкий сыр. В предвкушении трапезы он даже причмокнул. В последнем же мешке оказались бочонок с домашним пивом и пара засоленных рыбёшек. Вдохнув манящий запах вяленной рыбы, старец потёр руки и воскликнул:

       — Ах, сегодня ночью у меня будет настоящее Рождество! — Краем глаза он покосился на сухое дерево и растянуто продолжил. — Пожалуй, никого приглашать к столу не буду. Сварю с лучком и свининкой супчик, а после первой звезды и колокольного звона, напьюсь пива и съем всё сам! Даже, если придётся пожертвовать последними зубами!

       — Кхе-кхе! — Послышалось из левого угла.

       — Боженьки, кто здесь? — С хрипотцой в голосе испуганно спросил Прокопий.

       Тут же раздался сухой шелест крыльев и через секунду огромная птица приземлилась на левое плечо хозяина.

       — Уф! Я думал, ты околел! — Не удержавшись от гримасы, съязвил Прокопий. — А ты потяжелел ещё больше, пока меня не было! Неужто поймал крысу?

       — Кхе-кхе! Добрры ден, Пррокоп! — Подражая хозяину, хрипло произнёс ворон.

       — Добры вечер, Карлуша! — Почёсывая шею птицы, прошептал Прокопий.

       Ворон прикрыл от удовольствия глаза, наклонил голову и потёрся о щёку хозяина.

       Знакомство седовласого старца и иссиня-чёрной птицы состоялось лет двадцать назад. В то время Прокопий довольно активно преподавал в Карловом университете на факультете свободных искусств и медицинском. Причём на первом факультете он обучал студентов по обоим направлениям: искусствам formales (грамматика, диалектика и риторика) и искусствам reales (арифметика, астрономия, геометрия и музыка). Профессору Прокопию было по силам взять на себя и остальные факультеты: права и самый престижный – факультет теологии, если бы сутки исчислялись хотя бы сорока восемью часами. Но в последнее время его интересы всё глубже уводили в почти неизведанную область познания структуры, строения, самой сути веществ, их качества и взаимодействия.

       Перечитав все книги университета и библиотеки Собора Святых Вита, Вацлава и Войтеха, Прокопий заказывал толстенные экземпляры о новейших науках, преимущественно в Германии и Италии. Порой он тратил на них всё своё годовое жалование, не считая налогов. Но это его не печалило. Жил Прокопий тогда в Каролинуме, общежитии для студентов и преподавателей. Пропитанием был обеспечен, а одну и ту же одежду мог носить десятилетиями. Сам стирал, сам зашивал, ни на кого не обращая внимания. Он жаждал знаний, и хотел открыть в университете новый факультет. Он чувствовал, что его любимые «искусства»: арифметика и астрономия вкупе с исследованиями природы веществ и четырех стихий помогут найти совершенный инструмент познания, чтобы приблизиться к разгадкам мироздания и осуществлению его желаний.

       В один из особо удачливых дней летних каникул, одухотворённый идеями Прокопий возвращался в Каролинум с охапкой лечебных трав, когда буквально с неба, а точнее с дерева, на него свалилось птичье гнездо. Взрослых птиц поблизости не было, а в ветвях истошно кричал рыжий кот. Скорее всего, этот разбойник решил полакомиться беззащитными птенцами в отсутствии их родителей. Куда они пропали было непонятно, но, к счастью, один из птенцов подавал признаки жизни. Совсем маленький, ещё не покрывшийся полностью чёрным пушком, он отчаянно открывал клюв, разевая ярко-красную ротовую полость, и пытался встать на неокрепшие ножки.

       Заботу о птенце профессору пришлось взять на себя. В сущности, он был добрейшей души человек, и не мог пройти мимо. Вероятно, не даром матушка назвала его в честь святого Прокопия Сазавского, пустынника и заступника, покровителя Чехии, жившего недалеко от Праги триста лет тому назад. По многочисленным преданиям, этот святой помогал не только людям, но и животным, попавшим в беду.

       Да и фамилия у профессора была под стать – Гавранек (воронёнок). Случайное совпадение или судьба – не известно. Известно только, что его отец получил такое прозвище ещё в детстве, благодаря смоляным волосам и длинному носу. Прокопия же в детстве звали просто по имени, без фамилии. Мальчик, как и отец, был черноглазым и черноволосым, но на воронёнка не походил, зато рос умным и способным к языкам. Мать гордилась сыном и всячески поощряла его стремления и тягу к знаниям, поэтому не стала возражать, когда Прокоп решил поступать в Пражский университет. Божена (так звали мать) собрала ему котомку со снедью и запасной рубашкой, и уговорила мужа дать сыну денег на первое время. При поступлении в университет Прокоп и назвался Гавранеком, ведь ничего обидного в этом отцовском прозвище не было. Все знали, что ворон – гордая и умная птица.

       Всё лето Прокопий выхаживал и выкармливал воронёнка, сначала смесью из вареных мелкорубленных яиц, затем червяками и мухами. Благо, что ловить насекомых в охотку подрядись первокурсники, не уехавшие на каникулы. Как-то так издревле повелось, причём во всех европейских странах, птиц семейства врановых всегда называли Карлами, вероятно, из-за звуков, которые они издают. Профессор Гавранек не стал исключением, правда, за это «святотатство» его самого чуть не исключили. Ведь университет был основан Карлом IV, королём Германии, Богемии и императором Священной Римской империи! Благодаря заслугам Прокопия и заступничеству профессоров и студентов скандал удалось замять, сменив местожительство на подвал, а кличку птицы на «Шарль».

       На самом деле, профессор был даже рад переезду. Студенты помогли очистить подвал от хлама, некоторые вещи приспособили под мебель, принесли старый стол и кресло, соорудили стеллажи для книг, приборов и инструментов, а когда воронёнок подрос, кто-то догадался притащить кадку с деревом. Конечно, не королевские апартаменты, но площадь помещения оказалась гораздо больше, чем в комнате в Каролинуме. К тому же со своим камином, выложенным местным печником, и маленьким окошком под самым потолком для «свободного прохождения эфиров».

       Распорядок дня у Прокопия с тех пор несколько изменился. Ранним утром он прогуливался с питомцем по парку, рассказывая обо всё, что их окружало, а также о птицах, их добыче и врагах. Затем он пытался заниматься гимнастикой по картинкам из греческой книги, и учить воронёнка летать. После моциона профессор Гавранек возвращал птенца в своё жилище, а сам отправлялся преподавать науки, забегая во время обеда покормить Шарля. Вскоре ворон научился не только летать, но и во многом подражать хозяину. Нахохливался так, что было похоже на сутулость, наклонял голову, прищуривал правый глаз, как профессор, и даже начал говорить растянуто и немного гнусаво.

       Впервые услышав своё коронное «Кхе-кхе», Прокопий сначала не понял, думал послышалось, потом испугался, а когда Шарль повторил это несколько раз, да ещё поздоровался, профессор захлопал в ладоши и бросился к птице гладить и «обниматься». С тех пор ворон произносил всё больше новых слов, и как казалось Прокопию, вполне осознанно «поддерживал беседу». Со временем они стали настоящими друзьями. Ведь из—за обета безбрачия, который были вынуждены давать все студенты и преподаватели в Карловом университете, профессор Гавранек был одинок. Братьев и сестёр у него не было, родители давно умерли. Вскоре в Чехии произошли такие знаменательные события, которые изменили ход истории, жизнь университета и самого Прокопия.

       Продолжение здесь: http://proza.ru/2022/12/25/66