Однажды в Кунцево и Переделкино

                Моей чудесатой Марте Костюк
     Для того, чтобы стать нео - деревенщиком, модернизируя целое направление литературной деятельности, некогда гремевшей пораженными артрозом суставами писателей на весь Советский Союз, немало смущая неокрепшие умы привыкших ассоциировать себя с пролетариатом цензоров и не вполне определившихся с происхождением немногих читателей, вовсе не обязательно переходить с сигарет на папиросы или сигары - самокрутки, опрощаясь, отпускать неухоженную бороду, опошляясь, даже нет необходимости раз в месяц посещать любую близлежащую от всякого уважающего себя города среднерусскую деревеньку, зимой накрытую сугробами, а летом пропахшую говном, достаточно немного изменить позицию Алисы из предыдущей нежной к вставшим насмерть на защиту своей земли украинцам сказочки, и вот, пожалуйста, точка зрения стала другой и, соответственно, пожалуйте чай пить.
    - Вот моя деревня, - токовал тетеревом Чуковский, крутясь возле девичьей постели Светланы, внимательно и требовательно смотревшей почему - то в район ширинки поэта желтыми, как у отца, глазами, - вот мой дом родной, вот качусь я на х...й в регион любой. Боже ж матерь, твою так, вся страна в говне - руинах, но в башке моей - опять же Нина.
    - Эта какая ? - капризно зевнула хищным ртом Светлана, непринужденно отбрасывая пуховое одеяло с чернильным штампом на изнанке  " Утверждаю. Власик " и обнажая свои бледные ноги.
    - А это из песни, Светлана Иосифовна, - низкопоклонствовал Корней, очень хорошо помня наставления папы этой психически неустойчивой девочки.
    - Вы, товарищ Чуковский, - тихо внушал поэту товарищ Сталин, пристукивая легендарной трубкой в стол, - помните, что она выросла без матери, предательски избегнувшей целесообразных историческому периоду временных трудностей, рано развилась в сугубо мужском обществе, рано проявила интерес к противоположному полу, поэтому основной вашей задачей будет не просвещение девочки - подростка в плане искусства, а просвещение, так сказать, половое.
    Взяв через Берию подписку о соответствии, вождь отпустил Чуковского, с испугу ударившегося в месячный запой. Спасло его тогда чудо, хотя любой анатом, знакомый с особенностями взрослеющего организма юной девушки, может и оспорить такую явно идеалистическую точку зрения, но пришедшие к Светлане первые месячные повергли ее в куда больший испуг, нежели как - то очнувшегося на Кубани и почему - то с бородой Корнея. Старик Бехтерев, отпаивая девочку водкой и опийным настоем на черемховых бруньках, как раз за четыре недели восстановил психическое равновесие молодого организма дочери второго из Ильичей, а Чуковский, пропившись, вернулся в Москву, где и приступил к неукоснительному выполнению ответственного поручения товарища Сталина.
    - Песня группы НОМ, - нашептывал Корней, аккуратно присев на краешек девичьей постели, поглаживая трепещущие ноги девочки жесткой ладонью, гоня мурашки гусиной кожи туда, в загадочную тьму под подолом белейшей рубашки, где виднелось что - то не совсем понятное, - Светлана Иосифовна, там голова болит, зубы почистить и меня преследуют.
    - Яйца моет ! - засмеялась густым басом Светлана, медленно стягивая на грудь ночную рубашку. Чуковский посмотрел и закричал.
    - Приснится же такое, - пробурчал Чуковский, вскакивая в ледяном поту на кожаном диванчике переделкинской дачи писателя - деревенщика Солоухина.
    - С хмелю это, - сказал от двери сам хозяин дачи, немного покачиваясь на фоне торшера, - говорил я тебе, что настойка гриба - чаги на медицинском спирту - круто.
    Корней, заваривая крепчайший чифир, вяло отбрехивался, нервно куря папиросу :
    - К алкоголю я привычный, Солоухин, такие кошмары, скорее, из фрейдизма проистекают. У тебя какого мозговеда знакомого нету ли ?
    Солоухин загадочно ухмыльнулся, прошел к этажерке, пошарил там, отодвигая тома Достоевского и Толстого, вытянул тоненькую книжицу в белой обложке и протянул ее Корнею.
    - " Красавица ", - прочел Чуковский название, недоуменно поднимая глаза на смеющегося Солоухина. - И чо ?
    - Ни х...я, - таинственно зашептал Солоухин, зачем - то гримасничая, - но Красавицей она именует своего любовника. Автор - баба, - пояснил Солоухин, видя непонимание на собравшемся морщинами лбу приятеля, - зеленоглазая, с носом и такими титечками, что, хочешь, вот, не хочешь, но запомнишь навсегда. Ты, короче, - кричал уже из чуланчика Солоухин, прикрепляя змеевик к потолку веревочкой, - чти пока, а я сварганю поправку нашей изнуренной пьянством конституции. Часа через два.
    Корней проглотил книгу за час. Еще через час Солоухин, благоухая сивушным амбрэ первача, вышел из чуланчика, снова неизбежно покачиваясь, но не обнаружил Чуковского, лишь книжка лежала на тумбочке, а рядом какой - то листок в полосочку. Солоухин подслеповато всмотрелся в небрежно написанные кем - то строки. " Прошу считать меня коммунистом ", а вместо печати и подписи - дырка и отпечаток конского копыта ".
    - Ааааааа, - заорал Солоухин, просыпаясь.
    - Да ты зае...л, - забрюзжал седастый и смешливый Войнович, примостившийся за столом писателя - деревенщика с рукописью  " Чонкина ", - всю дорогу верещишь, а я Чонкина правлю. Тут самый козырный эпизод, - отрывисто и не совсем цензурно выражался Войнович, тряся смешным ежиком жестких волос, - печать, сука, прострелена в бою, а конь по заветам учения Дарвина своим беззаветным трудом во имя колхозного строительства стал человеком, даже коммунистом, даже большевиком, даруя временно оккупировавшим советские территории фашистам излишнее доказательство недочеловеческой сущности ведущих в коммунизм кормчих.
    - Антисоветизьм, - отплюнулся от греха Солоухин, наскоро лечась теплым  " Жигулевским ", предусмотрительно заныканным под кроватью.
    - По х...й, - легкомысленно отмахнулся бессмертный дед Войнович, уже тогда несколько нескромно подозревая, что встать ему своим талантом в один ряд с Гоголем, Салтыковым - Щедриным, Довлатовым и Ивлукичем, не ходи к гадалке. Они и не пошли. Солоухин нарезался кониной, поднесенной как раз приехавшей делегацией профсоюзных татар из Елабуги в синих плащах, а Войнович уехал в Германию, но потом вернулся. А Ивлукич пока живет себе поживает в неведомой деревеньке в середине Европейской части России, ощущая себя среди сугробов если не медведем, то Бальзаминовым, Бальзаминов же, милая Марта, никак не мыслится без присущего ему желания жениться сразу на двоих, как татарин. Так что прошу любить и жаловать вновь вернувшегося к тебе коалу, не обещающего, конечно, жениться, но мозги зае...ть - всяко.


Рецензии