Джеймс Бакер или новые приключения королевских муш

ДЖЕЙМС БАКЕР ИЛИ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОРОЛЕВСКИХ МУШКЕТЕРОВ

ГЛАВА I

МАТЬ И СЫН

Это случилось в ноябре 1634 года, когда воды Ла-Манша, и без того известные своей переменчивостью, становились особенно бурными и непредсказуемыми. Холодные северные ветры сгущали туман, а штормовые набеги приносили с собой огромные волны, разбивающиеся о скалистые берега.  Даже самые опытные моряки в этот период предпочитали держаться подальше от открытого моря и оставаться ближе к гавани.
 
 После нескольких часов упорного труда, одному из них, наконец, улыбнулась удача. В его сети попалась немалая доля трески, а также несколько крупных камбал. Улов был настолько хорош, что юноше пришлось прибегнуть к помощи своих товарищей, старых и опытных рыбаков, которые, увидев его удачу, немедленно поспешили на помощь, чтобы вместе вытащить тяжелую сеть на борт ладьи и разделить богатый улов. Когда сети были до отказа набиты рыбой, а лодки заметно осели под тяжестью добычи, рыбаки возблагодарили Бога за долгожданную удачу. После искренней молитвы Небесам, они налегли на весла и направили свои утлые суденышки обратно к берегу, прорезая густую пелену тумана.
 
Солнце, пробиваясь сквозь облака, окрашивало свинцовые волны в призрачные оттенки серого и серебристого. Чайки, словно белые призраки, кружили над лодками, издавая пронзительные крики, точно предвещая горя. Но ни один из рыбаков не обращал на них внимания. Они были слишком заняты, скорейшим возвращением на берег.
 
Так, незаметно они приближались к отлогому прибрежью, где не менее десяток торговцев, с корзинами в руках, уже поджидали их возвращения. Их звонкие голоса, перекрывая шум прибоя, доносились до лодок, обещая справедливую цену за свежую рыбу. Рыбаки, довольные уловом, спешили причалить к берегу, чтобы как можно быстрее продать свой товар.
 
На берегу началась оживленная торговля. Торговцы наперебой предлагали свои цены, стараясь перекупить друг у друга лучший товар. Рыбаки, умело торгуясь, добавляли цены, но в конечном итоге все оставались довольны.   Деньги и товар переходили из рук в руки, наполняя кошельки рыбаков и корзины торговцев.
 
Когда вся рыба была продана, и деньги, наконец, оказались в руках рыбаков, на причале воцарилась атмосфера настоящего праздника. Торговцы радостно смеялись и обменивались шутками, а рыбаки хвалили Джима, кому улыбнулась удача.
Но внезапно, эту праздничную идиллию нарушил резкий, пронзительный звук трубы, за которым последовал оглушительный грохот копыт. Все присутствующие замерли, словно пораженные неведомой силой. Обернувшись, они увидели стремительно приближающихся всадников. Их черные плащи развевались на ветру, словно крылья воронов, а длинные, украшенные перьями плюмажи на шляпах метались, словно зловещие тени, предвещая нечто тревожное и неизбежное.
 
Впереди всех, на могучем вороном коне, скакал человек, чья фигура излучала власть и богатство. Его камзол, богато украшенный золотыми нитями и усыпанный драгоценными камнями, сверкал в лучах солнца. На груди его сиял герб, вышитый на темно-зеленом бархате – коронованные единорог и лев, держащие щит и знамена, символ королевской власти. Это был глашатай его величества Карла Первого Стюарта, посланник самого короля.
 
За ним, не уступая ему по значимости, мчался еще один всадник. Он был облачен в дублет из толстой кожи, поверх которого красовался черный панцирь, начищенный до блеска, отражая свет и внушая страх. В левой руке он крепко держал хлыст, который свистел в воздухе, словно змея, готовая к броску, предвещая боль и наказание. То был граф побережья Корнуолла, лорд Ричард Корнваллис – человек, которому принадлежала деревня Полпэрро, включая ее земли, дома и, по сути, жизни ее обитателей. Его внезапное и грозное появление здесь, в этот момент всеобщего ликования, никогда не предвещало ничего хорошего, а скорее, напротив, сулило лишь неприятности, новые повинности и, возможно, лишения.
 
Лица изможденных рыбаков, еще недавно сияющих от радости удачного улова, мгновенно помрачнели, словно небо затянулось свинцовыми тучами. Радость от полных сетей, обещавших сытую неделю, сменилась тревогой и страхом, сковывающим движения. Они знали, что граф Корнваллис, известный своей жадностью и любовью к роскоши, не упустит возможности забрать себе львиную долю их прибыли, выжимая последние соки из их скромного благосостояния. Торговцы, почуяв неладное, с испуганными лицами поспешили спрятать свои корзины, и затеряться в толпе, надеясь, что их не заметят.
 
Между тем глашатай, приблизившись к толпе, поднял руку, тем самым призывая к тишине. Звук трубы смолк, и топот копыт постепенно затих. Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь криками чаек и всплесками волн. Все взгляды были прикованы к всадникам.
 
— Слушайте! Слушайте! Слушайте!  Именем Его Величества Карла Первого, короля Англии, Шотландии и Ирландии! Повелеваю всем присутствующим внимать! В связи с участившимися случаями пиратства в водах Ла-Манша и необходимостью защиты торговых путей, Его Величество издал указ о введении чрезвычайного налога не менее 60-ти фунтов стерлингов, на каждую душу. За соблюдением налога будет следить ваш сюзерен граф Корнваллис!
 
Шестьдесят фунтов стерлингов! Невероятная сумма для этих бедных людей, чья жизнь была неразрывно связана с тяжелым трудом и капризами моря. Это грозило им нуждой, бедностью и утратой всего нажитого.
 
Старый рыбак, с лицом, изрезанным морщинами, словно карта морских глубин, выступил вперед. Его руки, загрубевшие от веревок и сетей, дрожали.
 
— Добрый сэр,— произнес он хриплым голосом, — мы простые рыбаки. Нам едва хватает средств, чтобы прокормить свои семьи. Откуда же нам взять такие деньги.
 
Корнваллис надменно взглянул на него сверху вниз.
 
— Не мое дело, откуда вы их возьмете. Это приказ короля. И он должен быть исполнен.
 
—  Накося, выкуси! — закричал еще один рыбак, показывая  солдатам кукиш.
 
От столь оскорбительного жеста граф побагровел от гнева.  Взмахнув хлыстом, он обрушил его на спину дерзнувшему ему рыбака, так что тот вскрикнув,  упал на землю.
 
— Ну, что, —   проговорил Корнваллис,   — есть ли еще желающие опробовать мой хлыст?
 
Все как один опустили головы. Один лишь рыбак поднимаясь с земли, продолжал:
 
— Ничего, ничего, за нас, бедняков, есть кому заступиться.
 
— Что ты там болтаешь, бездельник? — высокомерно проговорил всадник. —  Или может ты хочешь добавки?
 
Тут рыбак оголил свои плечи и снова воскликнул:
 
—На, на! Изрежь меня в куски. Но близится… Близится то время, когда на королевскую власть снизойдет Господня кара! Когда небеса разверзнутся, и справедливость восторжествует над тиранией!
 
— Так для тебя король – тиран? — переспросил с усмешкой всадник. — Что ж, я передам его величество это. А пока что, получи! Получи еще, бездельник!
 
Хлыст обвился вокруг тела несчастного дважды, оставив на нем ярко-красные полосы.  Когда изможденный рыбак, вновь повалился на землю, всадник, опьянённый не бывалый жестокости спешился. Он приблизился к лежащему телу, и замахнулся плетью для нового удара.
 
 — Прекратите! — раздался выкрик из толпы.
 
В следующее мгновение из нее вырвался юноша, едва достигший восемнадцати лет, и оттолкнул Корнваллиса от рыболова.
 
— Это ещё кто? — прошипел граф, картинно подбоченившись. В его голосе сквозила ядовитая насмешка.     — Хочешь, чтобы я и тебя угостил плетью! А ну, на место, щенок!
 
Тяжелая, словно окорок, рука отбросила юношу в сторону, и тот рухнул на землю, но, подобно пружине, тут же вскочил и вновь загородил дорогу графу.
 
— Ах, ты снова за свое, сопляк! — заревел Корнваллис. — Ну погоди же!
 
 С этими словами он, охваченный яростью, ринулся на юношу. В его руке сверкнул хлыст, и стремительный удар рассек воздух. Юноша, проявив поразительную ловкость, едва успел увернуться от размашистого взмаха. Однако гибкая плеть все же скользнула по его плечу, оставив на коже пульсирующий багровый рубец. Схватившись за рану, молодой человек отступил на шаг, и под общий крик толпы подобрал с земли камень. В его темных глазах зажегся огонь непокорности.
 
Граф, между тем, распаленный яростью, вновь замахнулся плетью, метя ему в лицо. Но юноша, не целясь бросил камень вперед, да так удачно, что он прямиком угодил Корнваллису в лоб. Почувствовав удар, тот схватился за ушибленное место и, увидев на ладони кровь, рухнул, как подкошенный на землю.
 
— Теперь беги, Джим, беги, — раздался за спиной опешившего юноши голос, — и как можно скорее!
 
— Я никуда не пойду, я остаюсь здесь, — настаивал на своем тот.
 
—Ты что, хочешь, чтобы тебя убили, а твоя мать умерла бы от голода и горя? — возмутился моряк. — А ну беги сейчас же!
 
— Но.., — хотел было возразить юноша.
 
— Это приказ капитана.
 
На этот раз молодой человек уступил и, постояв ещё немного, припустил к дому.  И сделал он это очень даже вовремя. Ибо именно в этот час, поднявшийся с земли при помощи своих подчинённых, Корнваллис, держась за ушибленное место, велел поймать щенка любой ценой.
 
Всадники отправились в погоню, но были своевременно остановлены неожиданным сопротивлением рыбаков и торговцев. Первые, словно проснувшись от долгого оцепенения, плотной стеной загородили дорогу солдатам, образовав живой щит. Вторые же, не теряя времени, принялись швырять в солдат рыбу, песок, и все, что попадалось под руку. В воздухе повисла брань и крики, смешанные с лязгом оружия и ржанием коней. Солдаты, ошеломленные внезапным и яростным сопротивлением, на мгновение растерялись. Но их предводитель, оправившись от удара и осознав, что его власть подвергается сомнению, пришел в ярость. Его лицо покраснело от гнева, а глаза сверкнули злобой.
 
— Рубите их! — заорал он, его голос прорезал шум битвы, словно кинжал. — Не жалейте никого! Покажите этим смердам, кто здесь хозяин!
               
И началась жестокая схватка. Рыбаки, вооруженные лишь крепкими ножами, старыми веслами и камнями, отчаянно сопротивлялись. Торговки, не отставая, продолжали забрасывать солдат всем, чем придется, их крики поддержки, подбадривали рыбаков. Кровь лилась рекой, окрашивая серый камень причала в багровый цвет, а воздух наполнился запахом крови и страха.
 
Джеймс, тем временем, бежал по узким, извилистым улицам Полпэрро, не зная куда, не зная за чем, утешая себя мыслью, что так ему велел поступить капитан. Он слышал топот коней и грубые крики, эхом разносящиеся по переулкам. Единственным его шансом было скрыться, исчезнуть, затеряться в лабиринте улиц и переулков.
 
Наконец, ноги привели Джима к дому – скромному белому строению, утопающему в буйной зелени дикого сада. Не раздумывая, он отчаянно заколотил в дверь, словно от этого зависела не только его судьба, но и судьба всего мира. Каждый удар звучал как мольба о спасении.
 
 — Матушка! Матушка! — кричал Джеймс, его голос сорвался от напряжения и страха. — Открой, матушка! Пожалуйста, открой!
 
Дверь тотчас отворилась, и на пороге его встретила женщина средних лет. Она была одета в темно-коричневое платье, ловко подпоясанное поясом и застегнутое спереди крошечными бесцветными пуговицами, нашитыми от самого воротника до самого пояса; на плечах у нее была шерстяная белая кофта, а на голове беленький тюлевый чепчик, красиво обрамлявший своими оборками ее еще не старое, но очень доброе лицо, искаженное в тот час волнением и беспокойством.
 
— Джеймс, что случилось? Ты ранен! — спросила она и бросилась к нему, пытаясь осмотреть его окровавленное плечо.
 
— Матушка, нет времени объяснять! Солдаты! Они меня ищут! —  задыхаясь, проговорил Джеймс, вталкивая мать в дом и захлопывая дверь на тяжелый деревянный засов.
 
— Что ты такое говоришь? Что случилось? — испуганно спросила женщина.
 
— Граф Корнваллис ударил нашего старого доброго Гилмора плетью. Я не смог этого вынести и заступился за него. Теперь из-за меня пострадает много людей.
 
— Ах, боже мой!
 
В этот миг в двери начали ломиться и неистово орать, заглушая все остальные звуки:
 
— Именем короля, откройте двери!
 
— Это солдаты, — проговорил с завидным смирением юноша, медленно отходя от входа. — Они меня все-таки выследили...
 
— Успокойся, Джим, — прошептала Алоиза.
 
Осмотрев комнату, она, действуя быстро и решительно, указала на темный, узкий проход, ведущий в погреб.
 
— Туда!
 
Джим, не теряя ни секунды, бросился к люку в полу, ведущему в подвал. Мать, тем временем, встала у двери, готовясь встретить незваных гостей.
 
Дверь с треском распахнулась, и в дом ворвались солдаты, с обнаженными шпагами.
 
— Где он? — заорал возглавляющий их капитан Галифакс, оглядывая комнату. — Где этот щенок, посмевший ударить графа Корнваллиса?
 
— Здесь никого нет, — спокойно ответила женщина, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Вы видимо ошиблись.
 
— Не лги мне, старая! — взревел Галифакс, схватив ее за плечо. — Мы видели, как он забежал сюда. Говори, где он прячется, или пожалеешь!
 
— Я говорю правду, господин. Здесь никого нет. Я живу с сыном, но он ушел в море еще рано утром.
 
Солдаты, не веря ни единому слову, начали обыскивать дом, переворачивая все вверх дном. Они заглядывали в каждый угол, рылись в сундуках, ломали мебель. Но Джеймса нигде не было.
 
Галифакс, видя, что поиски не приносят результатов, пришел в ярость.
 
— Выверните этот дом наизнанку! — заорал он. — Ищите его везде! Он не мог испариться!
 
Солдаты с удвоенной энергией принялись за поиски. Они уже собирались уходить, как вдруг один из них заметил торчащее из пола кольцо, наполовину прикрытое старым ковром.
 
— Что здесь? — спросил подошедший Галифакс, отдергивая ковер.
 
— Это… это просто старый погреб, сударь, — заикаясь, ответила мать Джеймса. — Его мой муж выкопал собственными руками. Он был настоящим выдумщиком, всегда что-то придумывал.  Вот и тут, заскучал по каравелле «Иосиф», на которой он ходил на протяжении тридцати лет в моря, и решил соорудить что-то вроде трюма. Я сначала ругалась на него, а теперь рыбу там замачиваю.
 
— Нечего мне тут сказки рассказывать, старая ведьма! — заорал капитан, так что Алоиза отшатнулась.  — Щенок твой там, теперь я убедился в этом.
 
Он откинул люк и заглянул внутрь. Внутри было темно и сыро.
 
— Эй, ты, мы тебя нашли! – крикнул он, согнувшись над погребом, его голос прозвучал торжествующе. – Выходи!
 
Но никто не ответил.
 
— Выходи, кому говорят, — повторно воскликнул Галифакс. — Не то хуже будет!
Не дождавшись ответа, он велел одному из солдат спрыгнуть вниз.
 
Тем временем мать Джеймса застыла, словно каменная статуя, наблюдая за происходящим с ужасом в глазах. Время тянулось мучительно медленно, каждый звук, каждый шорох казался предвестником чего-то недоброго.
 
Наконец, спустя примерно четверть часа, солдат вылез из погреба. Его лицо было перепачкано грязью и рыбьей чешуей.
 
— Его там нет, сударь, — доложил он капитану — Только крысы и жуткая вонь рыбы.
 
Галифакс нахмурился. Его лицо исказилось гримасой недовольства, а тонкие губы скривились в презрительной усмешке.
 
— Не может быть, — проворчал он, поправляя воротник камзола. — Он должен быть где-то здесь. Он не мог испариться.
 
Взяв со стола свечу, Галифакс сам   спустился в погреб, тщательно осматривая каждый уголок, ощупывая стены, заглядывая под бочки. Но и он ничего не нашел. Джеймс словно растворился в воздухе, исчезнув без следа.
 
— Что за дьявольщина? — пробормотал предводитель, выбираясь обратно, его голос звучал сдавленно. — Как он мог исчезнуть? Это невозможно!
 
Он посмотрел на мать Джеймса, которая стояла, не шелохнувшись, с непроницаемым выражением лица.  Ее глаза были полны печали, но в них не было ни страха, ни вины.
 
— Ты что-то скрываешь, старая ведьма, — сказал он, прищурившись. — Я чувствую это.
 
Женщина молчала.
 
— Ладно, — сказал предводитель, отворачиваясь. — Мы еще вернемся.
 
Он отдал приказ солдатам покинуть дом. Они ушли, оставив после себя разгром и страх.
 
Когда за ними закрылась дверь, мать Джеймса, наконец, вздохнула с облегчением. Дождавшись, пока стихнет топот копыт, она бросилась к люку, открыла его и воззвала:
 
— Джим!  Ты можешь вылезать, они ушли!
 
Из погреба послышался слабый стон и стук, словно падающего тела. Испугавшись, мать спустилась вниз. В полумраке погреба взгляд её упал на Джеймса. Он лежал без сознания возле огромной бочки, источавшей резкий запах "кислой рыбы"*. В ней то он и спрятался от преследователей, но, похоже, запах оказался слишком сильным, и он потерял сознание от удушья.
 
— Джим! — воскликнула Алоиза, бросившись к сыну. — Что с тобой, Джим?
 
Она похлопала его по щекам, смочила тряпку водой из ведра, стоявшего в углу погреба, и протерла ему лицо. Наконец, Джеймс открыл глаза.
 
— Матушка… — прошептал он, с трудом ворочая языком. — Они ушли?
 
— Да, сынок, ушли. Но могут вернуться в любую минуту. Поэтому нам нужно спешить
 
Алоиза помогла ему подняться и, поддерживая его, повела к выходу из погреба. Поднявшись в дом, она усадила Джеймса на стул и принесла из колодца воды.
 
— Спасибо тебе, матушка,  — проговорил он, глядя на нее с неописуемой нежностью. — Ты столько для меня сделала, что я…
 
— Перестань, Джим, — с улыбкой сказала она, подходя к огромной кадке. — Любая мать поступила б на моем месте точно так же. Лучше давай я помогу тебе привести   себя в порядок.
 
С этими словами Алоиза нагрела воды в очаге и вылила в кадку, создавая подобие ванны. Джеймс с неохотой разделся, чувствуя, как липкая рыбья слизь покрывает его тело. Он окунулся в теплую воду, и ощущение чистоты немного вернуло ему силы. Мать молча наблюдала за ним, ее взгляд был полон любви и беспокойства.
 
Когда омовение закончилось, мать помогла Джеймсу перевязать его плечо, на котором алел свежий рубец, и надеть чистую, пахнущую травами одежду. Старая, –пропитанная рыбьим запахом, была немедленно отправлена в огонь.
 
— Теперь тебе нужно бежать, Джим, — сказала она, подавая ему дорожный плащ. — И как можно скорей. Они не оставят тебя в покое.
 
— Но, куда, матушка? — упавшим голосом спросил молодой человек и сел на стул. — Да и зачем? Нет! Уж, если они снова прейдут, я сам выйду к ним, и пусть что хотят, то со мной и делают. Уж лучше принять свою судьбу, чем скитаться, как загнанный зверь.
 
— Нет, сынок, — возразила Алоиза, ее голос дрожал, но в нем звучала непоколебимая решимость. — Ты отправишься в Лондон, к своей настоящей матери.
 
— Что? — взволнованно проговорил Джеймс..
 
— Да, Джим, да, — с отчаяньем проговорила Алоиза, — Я тебе неродная мать. Я должна была давно рассказать тебе эту историю, но у меня не хватало духа. Страх, Джим, сковывал меня. Страх потерять тебя, единственного, кто был со мной все эти годы. Но теперь, когда обстоятельства сложились подобнейшим образом, я смогу пересилить себя.
 
Встав, она подошла к старому сундуку, стоявшему в углу, и извлекла оттуда небольшой, поблекший от времени сверток. Развернув его, она показала Джиму крошечную детскую одежду, украшенную вышитыми цветами, и золотой крестик.
 
— В этой одежде ты был в тот самый вечер, — прошептала она, голос ее дрожал, как осенний лист на ветру, — когда тебя принес незнакомец, словно дар, словно бремя. «Госпожа Бакер, — сказал он, голос его был тихим, но в нем чувствовалась сталь, — Вы известны в округе своей добротой. Мать этого ребенка, вынужденная бежать из Англии, доверила его вам. Вот двести тысяч фунтов, и я буду присылать вам деньги каждый год, через одного моего знакомого пастыря».
 
Он достал из-под камзола мешочек, полный золотых монет, и попытался отдать его Гилберту, твоему... отцу. Но он отказался.
 
«Спрячьте ваше золото, сэр. Нежность и хлеб в этом доме не продаются».
 
Слова мужа, казалось, обрадовали незнакомца. Он убрал деньги, отдал тебя мне и ушел, растворившись в ночи, как тень. Больше мы его не видели.
 
Если б Джеймс в то время стоял на ногах, то вероятнее всего потерял б равновесие, ибо мир, который он знал, рассыпался теперь как карточный домик.
 
— Так я тебе не сын? — прошептал он, в глазах плескалось отчаяние.
 
Алоиза подошла к нему сзади, обняла за шею и прижалась щекой к его волосам.
 
— Увы, дитя мое, — прошептала она, — Но клянусь, я люблю тебя так, как не смогла бы полюбить родного сына.
 
Джеймс в ответ сжал ее руки. Слезы жгли кожу, катясь по лицу. Он чувствовал себя потерянным, преданным, но в то же время безмерно благодарным этой женщине, подарившей ему жизнь, пусть и не родившей его.
 
— Я не покину тебя, матушка, — прошептал он, голос его был полон боли и решимости. — Ты моя настоящая мать, родство не имеет значения. Я остаюсь.
 
— Благодарю тебя, мой добрый мальчик, — сказала Алоиза, прижимаясь к Джиму сильнее. — Но ты должен бежать и спасти свою жизнь. А в Лондоне ты найдешь свою мать. Что-то мне подсказывает, что она приближена ко двору короля, иначе бы она не была гонима. И если это так, то она устроит тебе встречу с его величеством, и ты ему все расскажешь. Я уверена, что все то, что здесь творится, происходит без его ведома. Ступай.
 
Поняв, что его побег ни только сохранит жизнь, но и может помочь всем жителям Полпэрро, Джеймс, наконец, подчинился.
 
— Хорошо, матушка, я сделаю все, как ты повелишь.  Но как мне найти эту женщину?
 
— Не знаю, сынок. Единственный выход расспросить о ней в Лондоне.
 
— Но я ведь даже имени ее не знаю.
 
— В самом деле. Как же я об этом не подумала. Но постой, посмотри внимательно на крест. Иногда богатые люди оставляют на них свои инициалы.
 
Алоиза протянула Джиму крест и, тот поднеся его поближе к свечке стал внимательно его рассматривать. На нем действительно были выгравированы буквы, которые молодой человек с трудом мог прочесть:
 
— Нор-тум-бер-ле-н-д… Язык сломать можно.
 
— Возможно это фамилия твое матушки. Возьми этот крестик с собой и отправляйся  к Шэллбаку. Он поможет тебе добраться до Лондона.
 
Джеймс сжал крестик в руке.
 
— Я вернусь, матушка, — твердо сказал он. — Я сообщу королю о жестокости Корнваллиса и вернусь, чтобы помочь тебе и всем жителям Полпэрро.
               
Улыбнувшись сквозь слезы, Алоиза в последний раз обняла сына.
 
Отстранившись, она долго смотрела в его чуть смуглое лицо, словно художник, пытающийся запечатлеть ускользающий образ. Она жадно вглядывалась в каждую черту: в карие глаза, в прямой, безупречный нос, но особенно в две родинки, расположенные почти параллельно на скулах. В ее глазах стояли слезы, но она не давала им волю.
 
— А теперь ступай, —нежно проговорила Алоиза, выпроваживая Джеймса из дома. —   Будь осторожен, и храни тебя Бог.
 
Еще раз простившись с ней взглядом, Джеймс с тяжелым сердцем начал с ускоренным шагом удаляться   от родного очага. Пройдясь вдоль изгибистой улицы  Фелука, он вышел за город и стал подниматься по извилистой тропе в гору. Вокруг расстилались холмистые просторы, покрытые лесами и лугами, и лишь редкие, словно забытые временем, домишки нарушали безмолвие пейзажа. Иногда тропы были настолько узки и многочисленны, что будь на месте Джима кто-нибудь другой, он непременно бы сбился с дороги. Но к счастью наш герой с детских лет знал эти места как свои пять пальцев. Каждый поворот, каждый камень, каждая рощица были ему знакомы, словно старые друзья. Он помнил, как мальчишкой носился здесь, исследуя каждый уголок, и эти воспоминания, словно путеводные нити, вели его вперед, сквозь густеющий сумрак осени. Воздух становился прохладнее, наполняясь запахом дыма и влажной земли, а небо над головой приобретало все более серые и тусклые оттенки. Джеймс шел, погруженный в свои мысли, но в то же время чутко воспринимая каждый шорох и каждый звук природы, который сопровождал его путь. Он знал, что впереди его ждет неизвестность, но сейчас, на этой знакомой тропе, он чувствовал себя увереннее, чем когда-либо.
 
Так пройдя около трех с половиной миль, Джеймс стал спускаться с холма и, наконец, увидел пред собой первые признаки деревни. Сначала это были лишь неясные очертания крошечных домиков, беспорядочно разбросанных по всей долине. Но по мере приближения они становились все отчетливее и выразительнее.  Взбираясь по узкой, петляющей тропке, юноша различил впереди знакомый силуэт рыбака, чья согбенная спина несла на себе тяжкую ношу – рыбацкую сеть, казавшуюся в предрассветном тумане подобием исполинского паучьего кокона.

По мере того, как Джим приближался, становилось возможным разглядеть его лицо и определить его возраст.

Лет ему, должно быть, было около сорока восьми. Густые, темные брови, нависшие над   серыми глазами, придавали ему вид сурового, но справедливого человека. А такая же кустистая растительность на скулах, которую через два столетия назовут «сенаторскими бачками», говорила о долгих годах, проведенных под палящим солнцем и пронизывающими ветрами. Одет он был, как и многие моряки того времени в Корнуолле – белую, слегка пожелтевшую от времени рубашку, заправленную в черные, добротные штаны, перепоясанные широким красным поясом, и серую, плотную жилетку, без излишеств. На ногах красовались стоптанные кожаные сапоги, явно повидавшие немало штормов и дальних плаваний.

Завидев Джеймса, он тот час бросил сеть на землю, раскинул широченные руки в разные стороны, сделал несколько прыжков и заключил его в свои объять.

—Джим, мой мальчик! — отстранив его от себя, произнес капитан и стал внимательно смотреть ему в лицо. — Каким тебя ветром сюда занесло! Что-нибудь случилось? Ты бледный какой-то.

 — Увы, Шэллбак, случилось несчастье… — промолвил Джим, и горечь опустила его голову.

— Что-то с Алоизой? — судорожно спросил рыбак.  Его пальцы сильно сжали плечи юноши, словно желая вытрясти правду.

— Нет, с матушкой все слава Богу, но беда пришла извне. Корнваллис и его люди… они… — Джим замолчал, слова застревали в горле, не в силах передать всего ужаса. — Они разоряют деревню, Шэллбак. Отбирают последнее, бьют нещадно людей… Я не выдержал и запустил в Корнваллиса камнем.  Теперь мне нужно бежать…

— Хорошо тебя понимаю, сынок,  Корнваллис – приличная сволочь. Но куда ты собрался бежать?

— В Лондон, к королю.

Шэллбак положил руку на плечо Джимы и закурил трубку.

— Пустая затея, Джим, — произнес он, когда они неспешно двинулись к дому. — Королю нет никакого дела до нас. Уж ты мне поверь. Он и слушать не станет простого рыбака.

— Если он не станет слушать рыбака, — задумчиво промолвил Джеймс, чьи черные глаза внезапно вспыхнули, словно раскаленные угли, — то, может, он послушает дворянина?

— А у тебя есть знакомый дворянин? — с удивлением спросил Шэллбак.

— И да, и нет, — загадочно ответил юноша. Оглядевшись по сторонам, он продолжил: — Я узнал нечто такое, от чего кровь стынет в жилах.

— Что же ты такое мог услышать, Джим? — Шэллбак остановился, его взгляд стал более пристальным. — Говори, не таи.

Джеймс глубоко вздохнул, собираясь с духом. Слова, которые он услышал от Алоизы, казались нереальными, но крестик в его руке, с выгравированными на нем загадочными буквами, был неоспоримым доказательством.

— Я… я не сын Гилберта и Алоизы, — произнес он, и каждое слово давалось ему с трудом. — Я был подброшен им.

— Подброшен? — не веря собственным ушами переспросил рыбак. Получив удовлетворительный кивок, он не менее возбужденно продолжил: — Занятно! И кто же тогда твои родители?

— Не знаю, — угрюмо вскинул плечами Митя, потупясь. — Но на крестике, который мне оставили, есть надпись. «Нортумберленд». Алоиза думает, что это может быть фамилия моей матери. И если это действительно так, то я найду ее и попрошу, чтобы она помогла мне встретиться с ее величеством.

— Дай Бог тебе попутного ветра, Джим, — проговорил Шелбак и снова затянулся трубкой. — Однако будет занятно если Корнваллис получит, наконец, по заслугам — с злорадством продолжил он, воинственно взмокнув рукой. — Хотел бы я дожить до этого дня и порадоваться. Ну а теперь пойдем ко мне. Венди, должно быть, с ума уже сходит от беспокойства. И тебе нужно подкрепиться перед долгим путем. А потом мы начнем готовиться к твоей отправки в Лондон.

Поблагодарив Шэллбака, Джеймс куда веселее чем прежде, зашагал рядом с ним. 

Вскоре они вошли в небольшой, но уютный дом. У очага хлопотала Венди, жена рыбака, чье лицо расплылось в улыбке при виде Джеймса. Она кинулась к нему, обняла, осыпала вопросами, на которые Джим отвечал односложно, стараясь не показывать свою тревогу. Шэллбак жестом остановил ее и рассказал Венди о случившемся, объяснив причину визита Джима. Женщина всплеснула руками, но быстро взяла себя в руки, начав хлопотать по хозяйству. Вскоре в след за тем на столе появилась свежая рыба, хлеб и кувшин с молоком.

Утолив немного голод, Джеймс почувствовал, как напряжение минувшего дня постепенно уходит, а вежды, против воли, наполняются тяжестью.

 — Нортумберленд… — сквозь дремоту донесся до него голос Шэллбака. — Фамилия, похоже, знатная, но мне никогда не доводилось о ней слышать. Не переживай, Джим, я знаю одного человека, он может помочь. Капитан Хорн, он уже много лет занимается морскими перевозками и знает почти все знатные семьи Англии. Я договорюсь с ним, и он переправит тебя в Лондон. А там ты уже сможешь начать свои поиски… Э… да ты уже спишь! Намаялся, бедняга… Венди, постели ему скорее. Парень просто валится с ног.

Та, не говоря ни слова, быстро приготовила постель в маленькой комнатке, служившей гостевой. Джеймс, не раздеваясь, рухнул на мягкую перину и моментально уснул, забыв обо всех тревогах и заботах. Шэллбак, тихо прикрыв за ним дверь, вернулся в кухню.

— Бедный мальчик, — вздохнула Венди, убирая со стола. — Столько всего на него навалилось. И что теперь будет?

— Не знаю, Венди, — ответил Шэллбак, вновь закуривая трубку. — Но если в нем течет кровь Нортумберлендов, то он не пропадет. Главное сейчас — доставить его в Лондон. Завтра попытаюсь  договориться с Хорном. А там будет видно.

 На следующий день, ранним утром, Шэллбак, разбудив Джима, отправился в порт. Венди, проводив их до ворот, долго смотрела им вслед, словно предчувствуя что-то недоброе. Дорога была неблизкой и заняла несколько часов. Прибыв на место, Шэллбак сразу же направился к портовой таверне, где обычно можно было найти капитана Хорна. Найдя его, он отвел его в укромное место и рассказал все, что сам знал о Джиме. Хорн, почесав свой коротко подстриженный затылок и подумав с полминуты, ответил:

— О леди с подобным именем я ничего не знаю, но парню помогу чем смогу.

— Спасибо тебе, Хорн, — проговорил с радушием Шэллбак и пожал ему руку. — В долгу не останусь.

Шелбак вернулся к Джеймсу с добрыми вестями. А вечером  вместе направились к причалу, где стояла крепкая фелука «Морская звезда», повидавшая немало штормов. Капитан Хорн встретил их на палубе с широкой улыбкой. Объяснив Джиму, что отплытие состоится на следующее утро с первым приливом, капитан распорядился приготовить ему место в каюте матросов.
 
Весь оставшийся день Джеймс провел, помогая команде готовиться к отплытию. Он таскал канаты, чистил палубу, слушал байки бывалых моряков. Шэллбак, наблюдая за ним, испытывал гордость и тревогу одновременно. Ему казалось, что он отправляет в опасное путешествие не просто юношу, а часть своей собственной души.

На следующее утро, когда первые лучи солнца окрасили горизонт в багряные тона, «Морская звезда» отчалила от берега. Шэллбак и Венди стояли на причале, махая рукой удаляющемуся кораблю. Джеймс, стоя на палубе, смотрел на родные берега, которые постепенно исчезали в туманной дымке. Он чувствовал, как сердце его переполняется надеждой и тревогой. Впереди его ждал Лондон, полный загадок и опасностей, но он был полон решимости найти свою мать и добиться справедливости для своего народа.

Ветер наполнил паруса, и "Морская звезда" устремилась в открытое море, неся на борту юношу, чья судьба была связана с древним родом Нортумберлендов и будущее которого было предопределено.



ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2023/01/11/116