Джеймс Бакер или новые приключения королевских муш

ДЖЕЙМС БАКЕР ИЛИ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОРОЛЕВСКИХ МУШКЕТЕРОВ

ГЛАВА I

МАТЬ И СЫН

Это случилось в ноябре 1634 года, когда воды Ла-Манша, и без того известные своей переменчивостью, становились особенно бурными и непредсказуемыми. Холодные северные ветры сгущали туман, а штормовые набеги приносили с собой огромные волны, разбивающиеся о скалистые берега.  Даже самые опытные моряки в этот период предпочитали держаться подальше от открытого моря и оставаться ближе к гавани.

 После нескольких часов упорного труда, одному из них, наконец, улыбнулась удача. В его сети попалась немалая доля трески, а также несколько крупных камбал. Улов был настолько хорош, что юноше пришлось прибегнуть к помощи своих товарищей, старых и опытных рыбаков, которые, увидев его удачу, немедленно поспешили на помощь, чтобы вместе вытащить тяжелую сеть на берег и разделить богатый улов. Когда сети были до отказа набиты рыбой, а лодки заметно осели под тяжестью добычи, рыбаки возблагодарили Бога за долгожданную удачу. После искренней молитвы Небесам, они налегли на весла и направили свои утлые суденышки обратно к берегу, прорезая густую пелену тумана.

 Солнце, пробиваясь сквозь облака, окрашивало свинцовые волны в призрачные оттенки серого и серебристого. Чайки, словно белые призраки, кружили над лодками, издавая пронзительные крики, словно предвещая что-то. Но ни один из рыбаков не обращал на них внимания. Они были слишком заняты, подсчитывая в уме возможную выручку от продажи улова. Эти деньги могли бы им помочь пережить суровую зиму.

Так, незаметно они приближались к отлогому берегу, где не менее десяток торговок, с корзинами в руках, уже поджидали их возвращения. Их звонкие голоса, перекрывая шум прибоя, доносились до лодок, обещая справедливую цену за свежую рыбу. Рыбаки, довольные уловом, спешили причалить к берегу, чтобы как можно быстрее продать свой товар.

На берегу началась оживленная торговля. Торговки наперебой предлагали свои цены, стараясь перекупить друг у друга лучший товар. Рыбаки, умело торгуясь, добавляли цены, но в конечном итоге все оставались довольны.   Деньги и товар переходили из рук в руки, наполняя кошельки рыбаков и корзины торговок.

 Когда вся рыба была продана, и деньги, наконец, оказались в руках рыбаков, на причале воцарилась атмосфера настоящего праздника. Торговки радостно смеялись и обменивались шутками, а рыбаки хвалили Джима, кому улыбнулась удача.

Но внезапно, праздничную, беззаботную атмосферу разорвал пронзительный, резкий звук трубы и оглушительный, грохочущий топот копыт, заставивший всех замереть в изумлении. Обернувшись, все увидели мчащихся всадников, выезжающих на скаку по берегу. Их черные, тяжелые плащи развевались на ветру, словно крылья cтрашных птиц, а длинный, украшенный перьями плюмаж на шляпах, словно зловещие тени, метался из стороны в сторону, предвещая что-то недоброе и тревожное. Впереди всех, на могучем вороном коне, скакал человек в богато украшенном камзоле, расшитом золотыми нитями и украшенном драгоценными камнями. На груди его сиял герб, вышитый на темно-зеленом бархате – коронованные единорог и лев, держащие щит и знамена. Это был глашатай его величества Карла Первого Стюарта. За ним мчался еще один всадник, по значимости ничем не уступавший первому. Он был облачен в    дублет из толстой кожи, поверх которого красовался черный панцирь, начищенный до блеска. В левой руке он крепко держал  хлыст, свистевший в воздухе, словно змея, готовая к броску. То был граф побережье Корнуолла, лорд Ричард Корнваллис, человек, которому также относилась и деревня Полпэрро, включая ее земли, дома и, по сути, жизни ее обитателей. Его появление здесь, внезапное и грозное, никогда не предвещало ничего хорошего, а скорее, напротив, сулило лишь неприятности и новые повинности.

Лица изможденных рыбаков, еще недавно сияющих от радости удачного улова, мгновенно помрачнели, словно небо затянулось свинцовыми тучами. Радость от полных сетей, обещавших сытую неделю, сменилась тревогой и страхом, сковывающим движения. Они знали, что граф Корнваллис, известный своей жадностью и любовью к роскоши, не упустит возможности забрать себе львиную долю их прибыли, выжимая последние соки из их скромного благосостояния. Торговки, почуяв неладное, с испуганными лицами поспешили спрятать свои корзины, и затеряться в толпе, надеясь, что их не заметят.

Между тем глашатай, приблизившись к толпе, поднял руку, тем самым призывая к тишине. Звук трубы смолк, и топот копыт постепенно затих. Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь криками чаек и плеском волн. Все взгляды были прикованы к всадникам.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте!  Именем Его Величества Карла Первого, короля Англии, Шотландии и Ирландии! Повелеваю всем присутствующим внимать! В связи с участившимися случаями пиратства в водах Ла-Манша и необходимостью защиты торговых путей, Его Величество издал указ о введении чрезвычайного налога не менее 60-ти фунтов стерлингов, на каждую душу. За соблюдением налога будет следить ваш сюзерен граф Корнваллис, который не потерпит ни малейших попыток уклонения от уплаты. Каждый, кто осмелится пренебречь этим указом, будет подвергнут строгому наказанию, вплоть до конфискации имущества и лишения свободы!

 Шестьдесят фунтов стерлингов! Невероятная сумма для этих бедных людей, чья жизнь была неразрывно связана с тяжелым трудом и капризами моря. Это грозило им нуждой, бедностью и утратой всего нажитого.

 Старый рыбак, с лицом, изрезанным морщинами, словно карта морских глубин, выступил вперед. Его руки, загрубевшие от веревок и сетей, дрожали.

 — Добрый сэр, — произнес он хриплым голосом, — смею вам напомнить, перед вами не знать и не богатые помещики, а простые рыбаки, служащие короне.  Нам с трудом удается обеспечивать наши семьи. Откуда же нам взять требуемую сумму?

 Граф Корнваллис, кому обращался рыбак, надменно взглянул на него сверху вниз.

— Не хватает средств? — переспросил с усмешкой он. — А это, что?

 Жгут опустился на корзину с рыбой, которую в ту пору держала торговка, не успевшая скрыться в толпе. От испуга та выпустила ее из рук, так что вся рыба высыпалась на землю.

 — Да, что вы делаете, сударь! — не выдержав, вступился за обиженную торговку супруг.

 Он бросился на графа с кулаками, но тут же был сбит с ног ударом плети, которую по-прежнему держал в руке Корнваллис. Толпа замерла в малодушном страхе, осознавая, что любое сопротивление будет бесполезным и жестоко подавлено.

 — Это вам урок, — между тем прорычал граф, спрыгивая с коня и надвигаясь на лежащего торговца. — Никто не имеет права поднимать руку на своего господина.

 Он замахнулся хлыстом для нового удара, как вдруг из толпы выскочил юный рыбак. На вид ему можно было дать не больше восемнадцати лет. На нем была простоя, бежевая куртка   и широкие, потёртые штаны, но в его   глазах горел огонь, который не оставлял сомнений в его решимости. Он шагнул вперёд, преграждая путь графу, и, несмотря на страх, который охватил толпу, его голос прозвучал уверенно и громко.

— Стойте! — воскликнул он, подобрав с земли внушительного размера камень. —Кто из вас попробует тронуть его хоть пальцем, будет иметь дело со мной.

 На это граф рассмеялся, размахивая плеткой, словно играя с добычей.

— Ну-ка, щенок, — проговорил он, осторожно приближаясь к юноше, — подойди ко мне поближе,   и я преподам тебе урок за дерзость!

С этими словами граф с яростью набросился на юношу и с хлыстом в руках нанес стремительный удар. Юноша, проявив недюжинную ловкость, едва успел уклониться от размашистого взмаха, но гибкая плеть все же задела его по плечу, оставив на  коже багровый рубец. Ухватившись за рану, он отступил на шаг, но не выпустил из рук камень. В его темных глазах, вспыхнул огонь непокорности.

Граф, между тем, распаленный яростью, вновь замахнулся плетью, целясь ему в лицо. Но юноша, не целясь бросил камень вперед, да так удачно, что он прямиком угодил Корнваллису в лоб. Почувствовав удар, тот схватился за ушибленное место и, увидев на ладони кровь, рухнул, как подкошенный на землю.

 — Теперь беги, Джим, беги, — услышал у себя за спиной, опешивший юноша, — и как можно скорее!

 — А как же вы? — обеспокоенно спросил юноша, оглядываясь на рыбака,  чьи жесткие, как солома, волосы беспощадна трепал ветер, а кулаки сжимались до предела.

— О нас не беспокойся… Беги!

После второго требовательного повеления, прозвучавшего уже более властно и настойчиво, молодой человек кого рыбак именовал Джим, припустил к дому.  И сделал он это очень даже вовремя. Ибо именно в этот час, поднявшийся с земли при помощи своих подчинённых, Корнваллис, держась за ушибленное место, велел поймать щенка любой ценой.

 Всадники отправились в погоню, но были своевременно остановлены неожиданным сопротивлением рыбаков и торговок. Первые, словно проснувшись от долгого оцепенения, плотной стеной загородили дорогу солдатам, образовав живой щит. Вторые же, не теряя времени, принялись швырять в солдат рыбу, песок, и все, что попадалось под руку. В воздухе повисла брань и крики, смешанные с лязгом оружия и ржанием коней. Солдаты, ошеломленные внезапным и яростным сопротивлением, на мгновение растерялись. Но их предводитель, оправившись от удара и осознав, что его власть подвергается сомнению, пришел в ярость. Его лицо покраснело от гнева, а глаза сверкнули злобой.

— Рубите их! — заорал он, его голос прорезал шум битвы, словно кинжал. — Не жалейте никого! Покажите этим смердам, кто здесь хозяин!

 И началась жестокая схватка. Рыбаки, вооруженные лишь крепкими ножами, старыми веслами и камнями, отчаянно сопротивлялись. Торговки, не отставая, продолжали забрасывать солдат всем, чем придется, их крики поддержки, подбадривали рыбаков. Кровь лилась рекой, окрашивая серый камень причала в багровый цвет, а воздух наполнился запахом крови и страха.

 Джеймс, тем временем, бежал по узким, извилистым улочкам Полпэрро, петляя между домами и лавками, словно испуганный зверь. Он знал, что солдаты не оставят его в покое, что будут преследовать до тех пор, пока не поймают. Он слышал топот коней и грубые крики, эхом разносящиеся по переулкам. Единственным его шансом было скрыться, исчезнуть, затеряться в лабиринте улиц и переулков.

Он бежал, не зная куда, повинуясь лишь инстинкту самосохранения, который, казалось, впился в каждую клетку его тела. Сердце бешено колотилось в груди, словно пойманная в клетку птица, вырываясь из тесного пространства ребер. Дыхание сбивалось, обжигая легкие, а ноги подкашивались от усталости, словно налитые свинцом. Но он не останавливался.

Между тем за спиной слышался все более отчетливый топот коней и грубые крики, приближающихся с каждой секундой всадники, словно голодные волки, выслеживающие свою добычу.

 Наконец, обессиленный, задыхающийся, с ноющей болью в ногах и царапинами на руках, Джеймс добрался до своего дома – скромного, белого построения, утопающего в буйной зелени дикого сада. Не раздумывая ни секунды, он начал отчаянно бить в дверь, стуча так, словно от этого зависела не только его судьба, но и - всего мира. Каждый удар был наполнен мольбой о спасении.

— Матушка! Матушка! — кричал Джеймс, его голос сорвался от напряжения и страха. —Открой, матушка! Пожалуйста, открой!

 Дверь тотчас отворилась, и на пороге его встретила женщина средних лет. Она была одета в темно-коричневое платье, ловко подпоясанное  поясом и застегнутое спереди крошечными бесцветными пуговицами, нашитыми от самого воротника до самого пояса; на плечах у нее была шерстяная белая кофта, а на голове беленький тюлевый чепчик, красиво обрамлявший своими оборками ее еще не старое, но очень доброе лицо, искаженное в тот час волнением и беспокойством.

 — Джеймс, что случилось? Ты ранен! — спросила она и бросилась к нему, пытаясь осмотреть его плечо.

 — Матушка, нет времени объяснять! Солдаты! Они идут за мной! —  задыхаясь, проговорил Джеймс, вталкивая мать в дом и захлопывая дверь на тяжелый деревянный засов.

 — Что ты такое говоришь? Что случилось? — испуганно спросила женщина.

— Граф Корнваллис ударил нашего старого доброго Гилмора плетью. Я не смог этого вынести и заступился за него. Теперь из-за меня пострадает много людей.

 — Ах, боже мой!

 В этот миг в двери начали ломиться и неистово орать, заглушая все остальные звуки:

 — Именем короля, откройте двери!

 — Это они, — проговорил взволнованно юноша. — Спрячь меня.

Осмотрев комнату, мать, действуя быстро и решительно, указала на темный, узкий проход, ведущий в погреб.

— Туда! – прошептала она, подталкивая Джеймса в спину.

 Тот, не теряя ни секунды, бросился к люку в полу, ведущему в подвал. Мать, тем временем, встала у двери, готовясь встретить незваных гостей.

 Дверь с треском распахнулась, и в дом ворвались солдаты, с обнаженными шпагами.

— Где он? — заорал возглавляющий их капитан Галифакс, оглядывая комнату. — Где этот щенок, посмевший ударить графа Корнваллиса?

— Здесь никого нет, — спокойно ответила женщина, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Вы видимо ошиблись.

 — Не лги мне, старая! — взревел Галифакс, схватив ее за плечо. — Мы видели, как он забежал сюда. Говори, где он прячется, или пожалеешь!

 — Я говорю правду, господин. Здесь никого нет. Я живу с сыном, но он ушел в море еще рано утром.

Солдаты, не веря ни единому слову, начали обыскивать дом, переворачивая все вверх дном. Они заглядывали в каждый угол, рылись в сундуках, ломали мебель. Но Джеймса нигде не было.

 Галифакс, видя, что поиски не приносят результатов, пришел в ярость.

 — Выверните этот дом наизнанку! — заорал он. — Ищите его везде! Он не мог испариться!

 Солдаты с удвоенной энергией принялись за поиски. Они уже собирались уходить, как вдруг один из них заметил торчащее из пола кольцо, наполовину прикрытое старым ковром.

 — Что здесь? — спросил подошедший Галифакс, отдергивая ковер.

 — Это… это просто старый погреб, сударь, — заикаясь, ответила мать Джеймса. —  Его мой муж выкопал собственными руками. Он был настоящим выдумщиком, всегда что-то придумывал.  Вот и тут, заскучал по каравелле «Иосиф», на которой он ходил на протяжении тридцати лет в моря, и решил соорудить что-то вроде трюма. Я сначала ругалась на него, а теперь рыбу там замачиваю.

— Нечего мне тут сказки рассказывать, старая ведьма! —  заорал капитан, так что Алоиза отшатнулась.  — Щенок твой там, теперь я убедился в этом.

 Он откинул люк и заглянул внутрь. Внутри было темно и сыро.

 — Эй, ты, мы тебя нашли! – крикнул он, согнувшись над погребом, его голос прозвучал торжествующе. – Выходи!

Но никто не ответил.

 — Выходи, кому говорят, — повторно воскликнул Галифакс. — Не то хуже будет!

Не дождавшись ответа, он велел одному из солдат спрыгнуть вниз.

Тем временем мать Джеймса застыла, словно каменная статуя, наблюдая за происходящим с ужасом в глазах. Время тянулось мучительно медленно, каждый звук, каждый шорох казался предвестником чего-то недоброго.

 Наконец, спустя примерно четверть часа, солдат вылез из погреба, его лицо было перепачкано грязью и рыбьей чешуей.

— Его там нет, сударь, — доложил он капитану — Только крысы и жуткая вонь рыбы.

 Галифакс нахмурился. Его лицо исказилось гримасой недовольства, а тонкие губы скривились в презрительной усмешке.

— Не может быть, — проворчал он, поправляя воротник камзола. — Он должен быть где-то здесь. Он не мог испариться.

Взяв со стола свечу, Галифакс сам   спустился в погреб, тщательно осматривая каждый уголок, ощупывая стены, заглядывая под бочки. Но и он ничего не нашел. Джеймс словно растворился в воздухе, исчезнув без следа.

— Что за дьявольщина? — пробормотал предводитель, выбираясь обратно, его голос звучал сдавленно. — Как он мог исчезнуть? Это невозможно!

Он посмотрел на мать Джеймса, которая стояла, не шелохнувшись, с непроницаемым выражением лица.  Ее глаза были полны печали, но в них не было ни страха, ни вины.

— Ты что-то скрываешь, старая ведьма, — сказал он, прищурившись. — Я чувствую это.

Женщина молчала.

 — Ладно, — сказал предводитель, отворачиваясь. — Мы еще вернемся.

 Он отдал приказ солдатам покинуть дом. Они ушли, оставив после себя разгром и страх.

 Когда за ними закрылась дверь, мать Джеймса, наконец, выдохнула. Дождавшись, пока стихнет топот копыт, она бросилась к люку, открыла его  и воззвала:

 — Джим!  Ты можешь вылезать, они ушли!

 Из погреба послышался слабый стон и стук, словно падающего тела. Испугавшись, мать спустилась вниз. В полумраке погреба взгляд её упал на Джеймса. Он лежал без сознания возле огромной бочки, источавшей резкий запах "кислой рыбы"*. В ней то он и спрятался от преследователей, но, похоже, запах оказался слишком сильным, и он потерял сознание от удушья.

 — Джим! — воскликнула Алоиза, бросившись к сыну. — Что с тобой, Джим?

 Она похлопала его по щекам, смочила тряпку водой из ведра, стоявшего в углу погреба, и протерла ему лицо. Наконец, Джеймс открыл глаза.

 — Матушка… — прошептал он, с трудом ворочая языком. — Они ушли?

 — Да, сынок, ушли. Но могут вернуться в любую минуту. Поэтому нам нужно спешить

 Алоиза помогла ему подняться и, поддерживая его, повела к выходу из погреба. Поднявшись в дом, она усадила Джеймса на стул и принесла из колодца воды.

 — Что мне теперь делать, матушка? — спросил он, глядя на нее с тревогой.

— Для начала привести себя в порядок, Джим, — с улыбкой сказала она, подходя к огромной кадке. — Тебе надо хорошенько вымыться.

 Она нагрела воды в очаге и вылила в кадку, создавая подобие ванны. Джеймс с неохотой разделся, чувствуя, как липкая рыбья слизь покрывает его тело. Он окунулся в теплую воду, и ощущение чистоты немного вернуло ему силы. Мать молча наблюдала за ним, ее взгляд был полон любви и беспокойства.

Когда омовение закончилось, мать помогла Джеймсу перевязать его плечо, на котором алел свежий рубец, и надеть чистую, пахнущую травами одежду. Старая, –пропитанная рыбьим запахом, была немедленно отправлена в огонь.

— Теперь тебе нужно бежать, Джим, — сказала она, подавая ему дорожный плащ. — И как можно скорей. Они не оставят тебя в покое.

— Но,  куда, матушка? — упавшим голосом спросил молодой человек и сел на стул. — Да и зачем? Нет! Уж, если они снова прейдут, я сам выйду к ним, и пусть что хотят, то со мной и делают. Уж лучше принять свою судьбу, чем скитаться, как загнанный зверь.

— Нет, сынок, — возразила Алоиза, ее голос дрожал, но в нем звучала непоколебимая решимость. — Ты отправишься в Лондон, к своей настоящей матери.

 — Что? — взволнованно проговорил Джеймс и даже подскочил.

— Да, Джим, да, — с отчаяньем проговорила Алоиза, — Я тебе неродная мать. Я должна была давно рассказать тебе эту историю, но у меня не хватало духа. Страх, Джим, сковывал меня. Страх потерять тебя, единственного, кто был со мной все эти годы. Но теперь, когда обстоятельства сложились подобнейшим образом, я смогу пересилить себя.

 Встав, она подошла к старому сундуку, стоявшему в углу, и извлекла оттуда небольшой, поблекший от времени сверток. Развернув его, она показала Джиму крошечную детскую одежду, украшенную вышитыми цветами, и золотой крестик.

— В этой одежде ты был в тот самый вечер, — прошептала она, голос ее дрожал, как осенний лист на ветру, — когда тебя принес незнакомец, словно дар, словно бремя. «Госпожа Бакер, — сказал он, голос его был тихим, но в нем чувствовалась сталь, — Вы известны в округе своей добротой. Мать этого ребенка, вынужденная бежать из Англии, доверила его вам. Вот двести тысяч фунтов, и я буду присылать вам деньги каждый год, через одного моего знакомого пастыря».

Он достал из-под камзола мешочек, полный золотых монет, и попытался отдать его Гилберту, твоему... отцу. Но он отказался.

 «Спрячьте ваше золото, сэр. Нежность и хлеб в этом доме не продаются».

Слова мужа, казалось, обрадовали незнакомца. Он убрал деньги, отдал тебя мне и ушел, растворившись в ночи, как тень. Больше мы его не видели.

 Если б Джеймс в то время стоял на ногах, то вероятнее всего потерял б равновесие, ибо мир, который он знал, рассыпался теперь как карточный домик.

 — Так я тебе не сын? — прошептал он, в глазах плескалось отчаяние.

 Алоиза подошла к нему сзади, обняла за шею и прижалась щекой к его волосам.

 — Увы, дитя мое, — прошептала она, — Но клянусь, я люблю тебя так, как не смогла бы полюбить родного сына.

 Джеймс в ответ сжал ее руки. Слезы жгли кожу, катясь по лицу. Он чувствовал себя потерянным, преданным, но в то же время безмерно благодарным этой женщине, подарившей ему жизнь, пусть и не родившей его.

— Я не покину тебя, матушка, — прошептал он, голос его был полон боли и решимости. — Ты моя настоящая мать, родство не имеет значения. Я остаюсь.

 — Благодарю тебя, мой добрый мальчик, — сказала Алоиза, прижимаясь к Джиму сильнее . — Но ты должен бежать и спасти свою жизнь. А в Лондоне ты найдешь свою мать. Что-то мне подсказывает, что она приближена ко двору короля, иначе бы она не была гонима. И если это так, то она устроит тебе встречу с его величеством, и ты ему все расскажешь. Я уверена, что все то, что здесь творится, происходит без его ведома. Ступай.

Поняв, что его побег ни только сохранит жизнь, но и может помочь всем жителям Полпэрро, Джеймс, наконец, подчинился.

 — Хорошо, матушка, я сделаю все, как ты повелишь.  Но как мне найти эту женщину?

— Не знаю, сынок. Единственный выход расспросить о ней в Лондоне.

 — Но я ведь даже имени ее не знаю.

— В самом деле. Как же я об этом не подумала. Но постой, посмотри внимательно на крест. Иногда богатые люди оставляют на них свои инициалы.

Алоиза протянула Джиму крест и, тот поднеся его поближе к свечке стал внимательно его рассматривать. На нем действительно были выгравированы буквы, которые молодой человек с трудом мог прочесть:

 — Нор-тум-бер-ле-н-д… Язык сломать можно.

 — Возможно это фамилия твое матушки. Возьми этот крестик с собой и ступай поскорее  к Шэллбаку. Он поможет тебе добраться до Портсмута.

Джеймс сжал крестик в руке. "Нортумберленд…", — пронеслось у него в голове. Звучало как название далекой, недостижимой земли. Он посмотрел на Алоизу, ее немного побледневшее лицо лучилось лаской и любовью.

— Я вернусь, матушка, — твердо сказал он. — Я сообщу королю о жестокости Корнваллиса и вернусь, чтобы помочь тебе и всем жителям Полпэрро.

Улыбнувшись сквозь слезы, Алоиза в последний раз обняла сына.

 Отстранившись, она долго смотрела в его чуть смуглое лицо, словно художник, пытающийся запечатлеть ускользающий образ. Она жадно вглядывалась в каждую черту: в карие глаза, в прямой, безупречный нос, но особенно в две родинки, расположенные почти параллельно на скулах. В ее глазах стояли слезы, но она не давала им волю.

 — А теперь ступай, —нежно проговорила Алоиза, выпроваживая Джеймса из дома. —   Будь осторожен, и храни тебя Бог.

 Выйдя из дома, Джеймс крепко сжал крестик.  День встретил его прохладой и тревогой. Каждый шорох, каждый звук, казался ему предвестником опасности. Крадучись добравшись до соседней деревни Талленд, он направился к дому Шэллбака, старого друга его отца, который, как и многие жители Полпэрро занимался контрабандой.

Постучав в массивную дубовую дверь, окованную бронзовыми накладками, Джеймс почувствовал, как сердце бешено заколотилось в груди, словно загнанная птица. Влажный, соленый запах моря, проникавший сквозь щели, лишь усиливал тревогу. Наконец дверь, скрипнув старыми петлями, медленно отворилась, и перед ним предстал коренастый моряк лет сорока - сорока пяти. Густые, темные брови, нависшие над   серыми глазами, придавали ему вид сурового, но справедливого человека. А такая же кустистая растительность на скулах, которую через два столетия назовут «сенаторскими бачками», говорила о долгих годах, проведенных под палящим солнцем и пронизывающими ветрами. Одет он был, как и многие моряки того времени в Корнуолле – белую, слегка пожелтевшую от времени рубашку, заправленную в черные, добротные штаны, перепоясанные широким красным поясом, и серую, плотную жилетку, без излишеств. На ногах красовались стоптанные кожаные сапоги, явно повидавшие немало штормов и дальних плаваний.

Завидев Джеймса, глаза моряка тотчас излучили радость.

— Джим! — воскликнул Шэллбак, обнимая юношу. — Как же ты изменился! Что привело тебя в наши края?

— Дядя Шэллбак, мне нужна ваша помощь, — с тревогой произнес Джеймс, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь, что за ним следят. — Я в большой беде.

Лицо моряка сразу стало серьезным. 

— А ну заходи, — скороговоркой проговорил он, пропуская Джеймса в дом.

Когда тот вошел, Шэллбак, захлопнул дверь и заперев ее на массивный засов, сказал:

— Теперь говори, что случилось.

Джеймс коротко рассказал Шэллбаку о событиях в Полпэрро, о ранении, о тайне своего рождения и о просьбе Алоизы. Моряк слушал молча, лишь изредка хмуря брови.

— М-да, — пробормотал Шэллбак, потирая подбородок. — вот так история. Значит, ты говоришь, твоя настоящая мать могла быть приближена к королю?

— По крайней мере, так считает матушка, — ответил Джеймс, доставая из сумки серебряный крестик. — Вот, взгляните.

Шэллбак внимательно осмотрел украшение.
— Нортумберленд… — пробормотал он, нахмурив брови. — Фамилия, похоже, знатная, но мне никогда не доводилось о ней слышать. Но не переживай, Джим, я знаю одного человека в Тилбери, он может помочь. Капитан Хорн, занимается речными перевозками уже много лет и знает все знатные семьи Англии. Я договорюсь с ним, и он переправит тебя в Лондон. А там ты уже сможешь начать поиски.

— Благодарю вас, Шэллбак, — с благодарностью произнес Джеймс. — А далеко ли находится Тилбери?

— Довольно далеко, Джим, но зато там тебя уж точно никто не найдет.

— И когда мы можем отправиться туда?

— Завтра на рассвете и отправимся, — ответил моряк, не вынимая из-за рта трубки. — А сейчас тебе нужно отдохнуть…  Венди, дай ему поесть, — обратился он к жене. —Ты небось, проголодался, сынок?

 — Немного, — признался Джеймс.

Венди налила ему в глиняную миску ракового супа. Поев, Джеймс почувствовал, как напряжение постепенно уходит. Отдых был коротким и тревожным. Джеймс то и дело просыпался от малейшего шороха, словно ожидая, что солдаты Корнваллиса ворвутся в дом в любую минуту. На рассвете, когда первые лучи солнца окрасили горизонт в нежные розовые тона, Шэллбак разбудил его.

— Пора, Джим, — сказал он, протягивая юноше небольшой мешок вьюк с провизией. — До Тилбери путь неблизкий, нужно торопиться.

Они вышли из дома, стараясь не привлекать к себе внимания. Шэллбак провел Джеймса тайными тропами, известными только контрабандистам. Они шли лесами и полями, избегая дорог и поселений. К полудню добрались до небольшого рыбацкого поселка на берегу моря.

— Здесь нас ждет «Арабелла», — сказал Шэллбак, указывая на небольшую фелуку, покачивающуюся на волнах. — Поднимайся на палубу.

Следуя совету капитана, прозвучавшему громко и уверенно над шумом прибрежной гавани, Джеймс, чувствуя легкую дрожь в коленях, но с решимостью в сердце, уверенно вступил на борт фелуки «Арабелла» . Деревянная палуба скрипнула под его сапогами, отдавая запахом соли, смолы и давно забытых морских путешествий. За ним, неспешно, с привычной грацией человека, повидавшего немало штормов, последовал и сам капитан Шэллбак, его плечи, казалось, несли на себе груз многих лет, проведенных в море.

На борту их приветствовал штурман - старый моряк Айртон, чье лицо, изборожденное морщинами, напоминало карту неизведанных земель. Он был косоглазый, с пронзительным, но добрым взглядом, и глубоко загорелый, словно высушенный солнцем и ветром. В его ушах поблескивали старинные серебряные серьги-кольца, возможно, трофеи из далеких портов. Айртон, не тратя слов попусту, коротко кивнул Джеймсу в знак приветствия, а затем перевел взгляд на Шэллбака. Джеймс почувствовал, как между ним и капитаном промелькнула искра давней, крепкой дружбы, не требующей слов – понимание, выкованное годами совместных плаваний и пережитых невзгод. Шэллбак, склонившись к Джеймсу, что-то тихо ему сказал, его голос был приглушенным, но полным уверенности и, возможно, легкой грусти. Джеймс не расслышал слов, но понял, что это касалось предстоящей опасности и необходимости быть предельно осторожным. Айртон, услышав слова капитана, кивнул в знак согласия, его косоглазый взгляд стал еще более внимательным, словно он уже предвидел грядущие бури. После короткой паузы, он отдал команду: «Поднять паруса! Отдать швартовы!».

Таким образом фелука через несколько минут, стала плавно отчаливать от берега. Ее корпус легко заскользил по волнам, словно живое существо. Подхваченная попутным ветром, она быстро понеслась в открытое море, оставляя позади родной берег, с его знакомыми очертаниями и запахами. Джеймс стоял на палубе, облокотившись на мачту, глядя, как удаляется берег, как его силуэты постепенно растворяются в голубой дымке горизонта. Он чувствовал, как тревога, терзавшая его последние дни, постепенно отступает, сменяясь надеждой, робкой, но настойчивой. Он знал, что впереди его ждет неизвестность, полная опасностей и испытаний. Но он был полон решимости найти свою мать и рассказать королю о злодеяниях Корнваллиса. В его сердце горел огонь справедливости и любви, и он верил, что даже в самых темных водах найдется путь к свету. Он крепче сжал кулак, чувствуя, как в нем зарождается новая сила – сила, рожденная надеждой и верой в себя. Шэллбак, заметив его задумчивый взгляд, подошел и положил руку на плечи.

— Не грусти, Джим, — сказал он, перекрикивая шум ветра. —Капитан Хорн — человек надежный, он поможет тебе.

Джеймс кивнул, стараясь скрыть волнение.

— Шэллбак, — проговорил он, положа свою руку на его, — Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Если я когда-нибудь смогу отплатить вам…

— Полно, Джим, — перебил его Шэллбак, — не говори, глупостей. Это я тебе должен. Вернее, сказать, твоему отцу Гилберту. И если я не успел оплатить ему добром, то по крайней мере,  постараюсь оплатить его сыну.

Несколько дней «Арабелла» шла вдоль побережья, обходя стороной крупные порты и военные корабли. Шэллбак оказался опытным капитаном, знавшим все прибрежные воды как свои пять пальцев. Он умело избегал опасностей и вел корабль уверенно и спокойно.

Наконец, в один из дней, на горизонте показалось устье Темзы. По ней то они и дошли до заветного порта Тилбери.  Джеймс с волнением смотрел на приближающийся город, представляя себе, что его ждет впереди.

— Ну вот, Джим, — сказал Шэллбак, — Мы прибыли. Теперь все в твоих руках.

«Арабелла» вошла в порт и пришвартовалась у небольшого причала. Шэллбак помог Джеймсу сойти на берег и проводил его до таверны «Морской волк».

—Теперь подожди меня здесь, Джим, — проговорил Шелбак, — а я пока поищу капитана Хорна и переговорю с ним с глазу на глаз.

Джеймс послушно стал ждать капитана, а Шэллбак, между тем, вошел в таверну где пробыл около пятнадцати минут. Он вышел в сопровождении крепкого мужчины с обветренным лицом и пронзительным взглядом.

— Это Джеймс, — представил его Шэллбак. — Он должен добраться до Лондона.

— Рад познакомиться, — сказал капитан Хорн, пожимая руку Джеймсу. — Шэллбак рассказал мне о твоей истории. Непростое дело, но я помогу тебе, чем смогу. А вот о женщине с именем Нортумберленд я ничего, увы, не знаю.

— Ну ничего, Хорн, лиха беда начало, — обдаривающее проговорил Шэллбак. — Доставишь его до Лондона, а там будет видно.

— Разумеется, — проговорил Хорн.

— Ну а теперь прощай, Джим, — сказал Шэллбак, пожимая ему руку. — И помни, если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь на меня рассчитывать.

— Благодарю, Шэллбак, мне не забыть  вашей услуги, — проговорил Джеймс.

— Пустяки, Джим, будь счастлив.

Сказал напоследок Шэллбак и направился к своей «Арабелле».

Проводив тоскливым, немного встревоженным взглядом Шэллбака, Хорн, опустив голову, повел Джеймса по деревянному пирсу к небольшой, но добротной торговой барже, по виду напоминающей на древнегреческий «Арго». 

— Вот на ней мы завтра и отправимся в Лондон, — сказал Хорн, указывая рукой на старую посудину. —  А пока можешь перевести дух в моей каюте.

Джеймс поднялся на борт. На палубе царил порядок, каждая рея, каждый канат находился на своем месте. Чувствовалось, что здесь правит твердая рука. Каюта капитана находилась в сходном тамбуре. Туда-то Хорн и проводил Джима. Внутри каюта оказалась на удивление уютной, несмотря на свой скромный размер. В углу стояла узкая койка, застеленная чистым полотном, небольшой стол и пара стульев завершали обстановку. На стене, в резной раме, висела пожелтевшая от времени морская карта. Рядом, на небольших крючках, аккуратно развешаны несколько навигационных инструментов: секстант с латунным корпусом, компас с покачивающимся магнитным стрелком и подзорная труба, туго обмотанная кожаным ремешком.

— Располагайся, Джеймс, — сказал Хорн, — Чувствуй себя как дома. Вечером поужинаем, а пока отдохни. Дорога предстоит нелегкая.

Джеймс присел на койку, чувствуя усталость после долгого путешествия. Он был благодарен судьбе за то, что на его пути встретились такие люди, как Шэллбак и Хорн, готовые прийти на помощь в трудную минуту. Он знал, что впереди его ждут новые испытания, но вера в лучшее и надежда на встречу с королем давали ему силы двигаться вперед.


ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2023/01/11/116