Мишка

— Мама, а он точно придёт? — четырёхлетний Мишка слез с подоконника, и подбежал к двери, прислушиваясь к голосам за дверью.
— Придёт, конечно придёт, — погладила по светлой голове сына, Иринка. — Ты был хорошим мальчиком, слушал маму и выучил такой красивый стишок!
— А когда придёт? Сейчас? — Мишка встал на цыпочки и потянулся к дверному замку.
— Нет, зайчик, завтра. Мы с тобой испечём торт, загадаем желание, задуем свечи, и дедушка обязательно к тебе придёт. И подарит самый лучший подарок на свете!
— Собаку?
— Извини малыш, — улыбнулась мама, и присев рядом с сыном на корточки взяла его ладошки в свои, — помнишь, мы говорили с тобой об этом? У мамы пока нет денежек на собаку. Но потом, когда ты подрастёшь, а у мамы всё наладится с работой, мы обязательно заведём собаку и назовём её…
— Персик! — выкрикнул малыш и обнял маму за шею. Та не удержалась, и со смехом упала на спину, Мишка, свалился на неё.
— А теперь марш, собирать игрушки! А то неудобно будет. Дедушка Мороз придёт, а у нас бардак! — Поцеловала сына в макушку Иринка и перевернулась на бок.

Мишка перекувыркнулся, подскочил на ноги, и с весёлым улюлюканьем пронёсся по комнате небольшим ураганом. Потом был ужин, сказка и тихое посапывание в подушку.

Иринка любила это время. Когда за окном падал снег закрывая собой чёрную, израненную землю. Тихо. Только настенные часики мерно отстукивают время. Сын, подмяв под себя одеяло, спал раскинув в разные стороны руки и ноги. Это время было только для неё. Для чая с мятой, и печеньем, поверх которого был положен тонкий кусочек масла и долька мармелада. Так пила чай бабушка. Так полюбила и Иринка.

Кипяток чуть обжог кончик языка, заставив вздрогнуть и вернуть воспоминания на несколько лет назад.

Когда тебе пятнадцать мир прекрасен. Он юн, ветренен, пахнет миндалём и морским ветром. У тебя всегда солнце, даже если вымок до нитки, и вода хлюпает в кедах. Жизнь кажется настолько бесконечной, что строишь планы на несколько столетий вперёд, не задумываясь, когда будешь их выполнять. Там, впереди столько всего! А ещё если и март!

Снег поверженным чудовищем лежит на обочине, подставив оплывшие бока солнечным лучам. 10 «А», перепрыгивая через лужи, обгоняя первоклашек выбежал из ворот школы. Каникулы!

— А чего, замутим вечер пати? — Юрка, подкинул вверх рюкзак и ловко его поймав, зазывая всех однокашников к себе домой. — Предки на выходные на дачу свалят. Вся квартира наша.

Дома был скандал. Нет, мама не была против, что Ирочка проведёт время с друзьями из класса, а вот то, что она собирается остаться там на ночь, пусть и под честное слово, что «ничего такого не будет», возражала и даже сильно.
Ирочка выскочила в подъезд, хлопнув дверью и на ходу застёгивая куртку. Всё-таки взрослые – это зло. Ничего не понимающие, вечно во всём ограничивающие злыдни. Ирочка твёрдо решила вернуться только утром. Пусть мама почувствует свою неправоту.

У Юрки было весело. Песни под гитару, немного пива, много смеха. Впервые попробовала закурить, закашлялась, не понравилось. Решили устроить танцы.

— Ирка, чего грустим? — Юрка, как чёрт из табакерки, чернявый, взлохмаченный, улыбчивый. В другой момент Иринка бы обрадовалась такому вниманию, но сейчас хотелось уже домой и спать.
— С ума сошла? Детское время! — Юрка выслушал девчонку и отказался отпускать, — на лучше, попробуй! Батя привёз! Вещь тебе скажу!
В бутылке из тёмного стекла что-то булькало. Пахло травой и орехами. Иринка сделала буквально несколько глотков, как мир на минуту замер, а после закрутился и ушёл из-под ног.
— Эй, подруга, ты чего? — Только и услышала Иринка, прежде чем провалиться в сладкие дрёмы.

О том, что беременна, она поняла почти сразу. Вот только как сказать об этом матери. Убьёт нафиг. Дотянула до августа, когда уже стал виден животик. Снова скандал. Из посёлка была срочно вызвана бабушка.

Ангелину Георгиевну Иринка боялась, как огня. Высокая, худая, в узких очках и вечным пучком на голове она выглядела как профессорша, твёрдо решившая завались на экзамене всех студентов. Поджав тонкие губы, бабушка сидела на кухне, смотрела на внучку, а внучка смотрела на облака, проплывающие за окном.

— Шалава, — шипела мать, — взрослой жизни захотелось! А кормить вас кто будет? На мою шею решила повесить? Не выйдет! А кто отец? Отец кто? Я тебя спрашиваю!

Иринка смотрела как шумит в ветвях веер, всем видом показывая, что слова матери её совсем не трогают. Проживёт, и без неё проживёт. Правда, как Иринка ещё не придумала.

— В полицию надо, заявление писать. — Продолжала мать. — Я этого попашу из-под земли достану. Ты понимаешь, что тобой просто воспользовались? Что ты теперь позора не оберёшься! Все, все на тебя пальцем тыкать будут! Подстилка дворовая!

— Тихо! — Неожиданно прервала материн монолог бабушка, — знать не хочу, как это произошло. Слушай и не перебивай! Иринка поедет со мной. Учится будет дистанционно. Потом поступит в колледж, как хотела, на заочное. Моей пенсии и пособия на малыша хватит, чтобы скромно прожить. А дальше посмотрим. Не хочешь позора. Не надо! Собирайся Иринка, поехали.

Возражать бабушке никто не посмел. В тот же вечер, Иринка перебралась в деревенский дом, с колонкой на тесной кухоньке и баней на краю огорода. Ангелина Георгиевна, по каким-то своим старым связям оформила справку, что у внучки аллергия на городскую пыль, благодаря которой Иринку перевели на дистанционку в школе.

Жили тихо, разговаривали мало. В посёлке всех развлечений интернет, да гуси. Была правда фабрика деревянных игрушек, но разве это интересно юной девушке. Иринка твёрдо решила, как родит, оформит отказную и начнёт новую жизнь. Съедет от вечно угрюмой бабки, с матерью так и вовсе уж несколько месяцев как не разговаривает. Снимет квартирку в городе. Будет вести блоги, рассказывать всякие новости. Проживёт.

Мишка родился ровно в полночь тридцать первого декабря. Здоровый крепкий малыш оповестил всех с началом новой жизни криком и плачем. Обессилившая Иринка на него даже не взглянула.

На следующий день, первое что увидела молодая мать открыв глаза – это бабушка. Она сидела на стуле, в ногах у Иринки, и читала книгу. На тумбочке, рядом с ней, лежали запечённые яблоки, свежие груши и маленький термос.

Почувствовав, что на неё смотрят, Ангелина Георгиевна оторвалась от чтения, взглянула на внучку и отложив книгу пересела на кровать поближе к Иринке.
— Нам поговорить надо, — тихо сказала бабушка, — только прошу, не перебивай. Потом спросишь. Отвечу. Виновата я перед тобой, и перед матерью твоей тоже. Не хочу, чтобы и ты такую жизнь прожила. Вечно виня себя за то, чего не стоит. Я ведь по молодости очень красивая была. Замуж по большой любви вышла. Вот только деток не получалось. Мне уж за сорок было, когда муж ушёл. Я ведь предлагала из детского дома малыша взять, не захотел. А тут женщина встретилась, двое ребятишек погодки. Муж погиб. Вот мой и прикипел к детям-то. Я, тогда как с ума сошла. Выпивать стала.

А после раз и беременная. Ведь от кого, когда, кто папа Аллы, так и не знаю. Записала на отчество бывшего мужа. Она так и верит, что папа бросил нас, ушёл к другой маме. А я… Знаешь, когда она маленькая была, смотрю на неё и думаю «Почему так? Вот был любимый мужчина, почему это не его дочь. Почему не пойми от кого, когда». Злилась на неё. Не любила. Казалось, что Алла весь корень моих бед. А она ластилась, мамочка, мамочка…

Выросла, красавица, умница. Только вот видимо, что от меня любви не получила, искала её где придётся. Так и встретила твоего отца. Красивый, высокий, синеглазый. Ты просто копия он. Я-то грешным делом радовалась, что хоть кто-то её полюбил, раз я не могу. А потом, — бабушка замолчала, поправила одеяло на притихшей внучке, и продолжила, — потом стало понятно, что появишься. А герой наш, папа твой, оказался женат. Предложил денег на аборт, и продолжить встречаться. Я тогда гнала его квартала три, хорошо, что не догнала, а то прибила бы и прикопала, в лесочке.

Алла тоже хотела тебя оставить в доме малютки, я не дала. Может если б не настояла я тогда, у неё сложилась бы жизнь по-другому. Прости, я была тебе плохой бабушкой, неласковой. Но ведь у нас есть ещё шанс исправить всё. Ириша, я помогу, обещаю, только не отказывайся от Миши. Он ведь, ни в чём не виноват!

— От Миши? — тихо переспросила потрясённая Иришка.
— Я уж посмотрела на малыша, на папу моего похож, на твоего прадеда. Мишей звали. Я очень тебя прошу, давай попробуем хотя бы. Не везучие мы, на мужиков, так может хоть семьёй ещё сможем стать.

Бабушка накрыла ладонью пальцы внучки и чуть их сжала. В серых, всегда таких строгих глазах, сейчас читалась отчаянная надежда на согласие внучки. А тонкие губы слегка подрагивали. Неожиданно для себя, Иришка подалась вперёд и крепко обняв бабушку, разрыдалась.

Прошло четыре года. Четыре счастливых года. Иришка закончила школу, поступила в художку. И устроилась на полставки на маленькую фабрику деревянных игрушек, расписывать матрёшек, мишек, зайчиков. Приезжала в город, в гости к маме на время сдачи сессий. Правда, в этом году, мама решила, что ей лучше будет провести время в санатории, чем с дочерью и внуком. Зато с бабушкой всё наладилось.

Она оказалась прекрасной рассказчицей, хохотушкой и вовсе не строгой. По крайней мере, Миша всегда мог рассчитывать, что прабабушка прикроет его шалости перед мамой. В какой-то момент у Иришки возникло желание, всё же разобраться, кто всё же является папой, да баба Геля отговорила. Незачем копаться в прошлом. Всё уж произошло. Надо жить дальше, настоящим, глядя в будущее. А прошлое. Что ж, урок вынесен. Главное, что все живы, здоровы. А Мишка только их. И вообще, он копия прапрадед. И нечего другим мужикам примазываться, к их, женскому счастью. Иришка тогда отступилась. Но, нет, нет да возвращалась мыслями в тот вечер. Только вот белобрысых на той, школьной вечеринке не было.

Иришка допила чай, помыла кружку, и прилегла рядом с сыном. Жизнь неумолимо налаживалось. И только одно беспокоило её в эту ночь. Последний вопрос сына перед сном:
— Мама, а мне Гришка сказал, что раз я родился в новогоднюю ночь, значит дед Мороз мой папа. Я вот только понять не могу, как же он мне папа, если он дедушка?