Последняя пурга

*
Вот и пришла она – моя последняя северная весна.
По правде сказать, находясь выше 67-й параллели, не стоит ждать в календарном апреле чего-то явно весеннего; морозы с ветровеями порой остаются здесь до июня. И все же одним взглядом на календарь можно было приободрить себя – девятый год моей северной жизни подходил к концу.
Отъезд был намечен на первые дни мая, а пока ещё я находился во второй неделе апреля, и она черепашьим шагом приближалась к выходным. Снеговое одеяло, с сентября набравшее толщину эдак под два метра, простиралось по тундре вплоть до дальних черных клыков Полярного Урала. В солнечные дни этот снежный ковер переливался мириадами искр – без темных очков и смотреть больно! Зато с приходом очередной пурги всё поднебесное пространство сливалось в одном густом вихре, где за полтора метра и не увидишь человека, куст, автомобиль…
Сочувствую водителям, которым приходится по службе или по своим делам выводить железных коней из гаража и выезжать в пургу на Большое Кольцо. Там в такую погоду сплошь засады. И даже если нет пурги, лучше глянуть прогноз погоды перед выездом; она ведь, пурга, может начаться нежданно-негаданно.
Большое Кольцо – единственное шоссе в этом краю. До него от города семь километров, и эта часть пути безопасна, жилые кварталы по обе стороны дороги защищают от пурги. Но потом машины выезжают на Кольцо. Пятьдесят восемь километров этого шоссе связывают одиннадцать северных шахт и прилегающие к ним поселки. Шоссе чуть поднято над тундрой, но ведь на равнине оно открыто всем ветрам, а еще и мороз прижимает. Храни Бог вас и вашу машину от поломки на Большом Кольце в пургу! Что? Ну да, даже в апреле, скажу точнее: тем более в апреле, когда мороз слабеет, а пурги наоборот набирают силу…

*
Я получил приглашение на свадьбу, назначенную на ближайшую субботу. Выдавали замуж дочь моего доброго друга.
Горком комсомола рекомендовал объявить эту свадьбу «комсомольской». Жених с невестой – оба состоявшие членами этой уважаемой организации – и их родители, скрепя сердце, приняли это предложение. Была на то убедительная причина. В случае проведения «комсомольской» свадьбы местные власти обещали подарок новобрачным. Обещанный подарок был на самом деле ценным, даже бесценным для молодой семьи – «однушка» в городской новостройке. Да! Одна комната плюс кухня, плюс «гаванна», то бишь совмещенный санузел. Настоящая роскошь для молодой супружеской пары!
Ложка дёгтя, однако, просматривалась прямо на поверхности этой бочки с медом. Всего одно условие было оглашено горкомом, но какое условие! Квартира будет выделена, сказали там, только если свадьба пройдет без алкоголя. Для молодежи это может и приемлемо, а вот для моего поколения – никак… Однако цель оправдывает средства, как сказал кто-то из наших вождей с пониженным уровнем совести. Молодые и их родители согласились с присутствием на свадьбе незваного гостя – наблюдателя из горкома, который после свадьбы напишет отчет о выполнении безалкогольного условия…
Здесь необходимо прервать повествование, чтобы объяснить рожденным уже не в СССР, в чем дело.
За пару лет до описываемых событий в стране нашелся главный внутренний враг, подтачивающий устои. Таким врагом уже который раз было объявлено старинное, сладкое и любимое населением занятие – выпивать. Ну, для кого-то может оно и враг, но таких у нас водится немного. Однако разработанную властями программу борьбы с пьянством надо было выполнять на местах. И местное начальство рьяно занялось этим. Продажа водки была ограничена двумя поллитрами в одни руки на месяц (для этого выпустили специальные купоны), ликероводочные предприятия страны переходили на производство майонеза, вырубались под корень элитные виноградники на юге страны… Что такое две поллитры в месяц для северянина? Куда девать весь этот майонез? Чем провинились виноградники? Таких вопросов не задают себе подчиненные, ведь главная их цель – угодить начальству. В плане мероприятий, очевидно, присутствовал и пункт об организации безалкогольных свадеб с награждением молодоженов чем-нибудь ценным.
Сколько можно, господи?! Прежние руководители не смогли порушить милых взаимоотношений нашего народа со спиртным, да и эта попытка нового руководства была заранее обречена не провал. Родители брачующихся справедливо считали запрет на пару тостов во время такого серьёзного мероприятия, как свадьба любимых детей, не только обидным, но и унизительным. Закаленные долгой жизнью в непредсказуемом государстве, они нашли простой и разумный выход из ситуации. Во-первых, каждый из приглашенных гостей пожертвовал по одному купону из двух, полученных на месяц; купоны эти были отоварены, чем обеспечили необходимое и даже достаточное количество крепкого алкоголя. Во-вторых, с позволения директора ресторана на столах оказались несколько чайников. Привыкли люди чаевничать за свадебным столом – что в том худого? Чайники наполнили традиционным праздничным русским напитком, который молодежь могла и не пить, а вот старшее поколение потребляло с удовольствием. Уполномоченный от горкома вначале что-то грустно жевал, наблюдая за молодежью. Потом он был приглашен за стол к старшим и накачан спиртным так, что через некоторое время сплясал «гопака» под аплодисменты гостей и обессилевший мирно уснул на диване в курилке.
На следующий день, в воскресенье, погода выдалась солнечная, безветренная. Молодежь, сняла у аборигенов - хантов сани с оленями и каюрами, и, распевая песни во весь голос, умчалась в тундру. Комсомольского уполномоченного разбудили старшие, собравшиеся в ресторане, чтобы продолжить праздник. Опохмелившись, он на месте составил требуемый отчет о том, что комсомольская свадьба прошла на высокоидейном и совершенно безалкогольном уровне. И пришел понедельник.

*
И пришел понедельник, очередной забастовочный понедельник, каких было немало за сто десять дней забастовки горняков. Бастовали все шахты, за исключением одной, самой незначительной по объёму добычи угля; тамошний директор как-то умудрился погасить задолженность по зарплате и, благодаря этому, убедил коллектив не участвовать в забастовке.
Шахта, где работал я, бастовала, поэтому ранним утром гнетущая тишина царила в поселке. А я шагал к шахте. На работу. Вспомогательные службы должны работать всегда – мало ли что может случиться с оборудованием под землей, на километровой глубине.
Было около шести утра, но наше северное солнце, выглянув краешком в середине января, сейчас, ранним апрельским утром, уже поднялось над хребтом Урала. Наше солнце – оно по весне становится с каждым днем ленивее, а к концу мая вообще отказывается опускаться за горизонт. Светит себе и светит день и ночь до августа. Морозец в этот день тоже был щадящим – на градуснике с утра всего минус 22. Можно шагать не спеша, если одет по погоде.
На перекрестке, там, где дорога из поселка выходит на Большое Кольцо, топтались два милиционера. Один из них, мой знакомый, извлек из плотной рукавицы руку, чтобы пожать мою.
- Какого дьявола, Степа, вы тут торчите с утра? – спросил я с улыбкой. – Ведь отморозите причиндалы – что потом жена скажет?
- На этот счет можешь не париться, приятель, - миролюбиво ответил Степан. – Мои причиндалы надежно упрятаны, ватные штаны нам выдают. Лишь бы ветра не было…
- Ладно. И надолго вы здесь обосновались? – я снова улыбнулся.
- Бог знает… - Степан поднял глаза к небу. – Сказали, что прям сам председатель совета министров вчера вечером прилетел в город.
- Правда?! – удивился я. – Какое внимание к нашей дыре! Значит сейчас вся милиция морозит причиндалы на перекрестках?
- Именно, - кивнул Степан.
Председатель совета министров, второе лицо власти после Генсека, нечасто посещал наш северный город. Последний визит случился… сразу и не припомнишь, кажется лет двадцать пять назад. Разумеется, тогда это был другой человек… Цель нового визита была понятна – ознакомиться с ситуацией и успокоить горняков так, чтобы завтра они вернулись в забои - давать стране угля.
Бедная милиция – не только пара встреченных мной, но, наверное, весь наличный состав был разогнан попарно по перекресткам Большого Кольца, и на каждый угол в самом городе! Задача – обеспечить безопасное передвижение Второго лица, которое, впрочем, наверняка прибыло с личной охраной. Кто мог бы покушаться на него здесь, за Полярным кругом, мне трудно было представить. Но, шагая к шахте, я попытался представить программу его визита, и прикинуть, будет ли успешной возложенная на него миссия. Уже у дверей конторы я пришел к заключению, что миссия будет успешной, если Второе лицо привезло какие-то сильные козыри - обещания, убедительные для бастующих шахтеров.
Однако в своих размышлениях я упустил один важный фактор – вмешательство нашей тундры. А она не преминула вмешаться.

*
Утренняя рутина: ровно в шесть у меня есть пятнадцать минут на выдачу нарядов бригадам электриков. Наряды я обычно готовлю с вечера, поэтому сама выдача не занимает много времени. Так надо, ибо потом все должны переодеться, получить в столовой тормозки (термоса с горячим супом и вторым блюдом), получая светильник и самоспасатель потрепаться минутку с девчонками в ламповой, забежать в цех – взять там необходимый инструмент и запчасти. На всё про всё - примерно полчаса. В 6.50 надо быть на людском подъёме у клети - время на спуск в шахту строго ограничено. Войти в клеть и спуститься на восемьсот с лишним метров вниз, под землю. Зная, что высота этажа в обычной многоэтажке составляет не больше трех метров, представьте дом в триста этажей, а также лифт в этом доме – лифт, который должен доставить вас с последнего этажа на первый за две с половиной минуты. Скорость этого лифта будет такой, что с непривычки можно показать, чем завтракал. Именно так мы спускаемся в шахту. Однако, привыкли.
В тот понедельник всё происходило по накатанному графику, но, спустившись в шахту, я не оставался под землей до конца рабочего дня. Надо было проверить оборудование вентиляционных стволов на флангах шахты, а до них предстояло добираться по тундре на дежурном автомобиле.
Когда я поднялся на-гора, окружающий мир выглядел совсем не так, как поутру. Солнце, очевидно, оставалось на своём месте, но белесая, почти непрозрачная мгла уже обволакивала его и всё, что было под ним, а запредельная ярость ветра ощущалась даже через оконные стекла. Всё это было ясным намеком на то, что из-за Урала приближается новая пурга, и о мощи её можно было догадаться.
- Давай-давай, шеф, забирайся поживее! – крикнул мне издалека Витёк, дежурный водитель. – Ведь отморозим задницы в тундре, если застрянем в пурге! Глянь, какое чудище к нам идёт!
- Всё равно, хотя бы один вентствол надо проверить, - сказал я, забираясь на сиденье рядом с водителем. Дуй на южный. Проверим, и сразу обратно.
На перекрестке у Кольца оба милиционера прижимаясь друг к другу притопывали на месте, пытались хоть так согреться. Воротники тулупов были подняты, но ветер рвал их и задувал в лица, цвета уже почти свекольного. Я попросил Витька остановиться и жестом пригласил ребят в фургон – пускай согреются немного.
- Ну, блин, дела! – выдал Стёпа, растирая бледный, почти отмороженный нос. – Ещё часок и тут будут стоять уже не живые люди, а два ледяных столба…
- А что, Второе лицо еще не проезжало мимо вас? – полюбопытствовал я.
- Прям беда! – мрачно ответил Степан. – По рации сообщают, что он со своей бандой только что выехал с небастующей шахты. Направляется в нашу сторону. Восемнадцать километров до нас… вряд ли они доберутся на своих «Волгах».
- Пожалеть бы должен вас ваш начальник, - проворчал Витёк. – Замену бы прислал…
- Должен, черт его дери! – зло выругался напарник Степана, молчавший до сих пор. – Только людей на замену нет у него. Все дежурят, как и мы.
- Важная работа, - усмехнулся я. – Небось премию после выдадут…
- А ты не хихикай, - вскипел Степан. - Терплю, потому что друг. Сам бы попробовал постоять здесь!
- Ну, прости, друг, - виноватым голосом сказал я, - честно, не хотел тебя обидеть…

*
Законы о труде запрещают женщинам работать под землей. Однако в штатном расписании шахт есть должности для женщин. Среди них – машинист вентиляционного ствола. На отшибе, в тундре рядом с вентиляционным стволом расположилось здание, в котором находятся два огромных агрегата. Один из них – сам вентилятор с двигателем мощностью три тысячи киловатт. Второй, с двигателем чуть меньшей мощности, это резервный подъём с клетью, расположенной в самом стволе. В здании дежурят две женщины, каждая обслуживает свой агрегат.
Бедный Витёк – ветер мотал дежурку так, что он еле справлялся с управлением, вращая баранку туда-сюда, чтобы машину не снесло с шоссе в тундру. Видимость почти нулевая, даже фары дальнего света пробивали белую мглу метра на два, не дальше. Двигаясь с черепашьей скоростью, мы всё-таки добрались до южного ствола. Дежурных дам предупредили по телефону, они ждали нас. Здесь, в теплом помещении, пурга, бушевавшая снаружи, ощущалась только по завыванию ветра за толстыми стеклами окон. Витёк и я были приглашены к столу, согреться чайком с домашними пирожками – вот ведь в чём преимущество женского коллектива, даже небольшого! Эх, пирожки… только мы принялись за эту вкуснятину, зазвонил телефон. Диспетчер шахты разыскивал меня.
- Срочно возвращайтесь! – чувствовалось, что диспетчер предельно взволнован. – По дороге, примерно за километр от поворота к конторе вы увидите автобус, там мерзнут восемнадцать человек. Заберите их в фургон и везите сразу в комнату отдыха старшего надзора. Там уже ждет врач.
- Вас понял, - ответил я. – Выезжаем.
Вглядываясь во мглу, мы с трудом заметили автобус. Он наполовину съехал с шоссе на встречной полосе; передние колеса утонули в снегу. За автобусом, почти полностью засыпанные снегом, стояли три пустые легковушки; их водители присоединились к людям в автобусе. Мрачных, матерящихся мужиков мы погрузили в фургон дежурки и ещё двадцать минут сквозь пургу преодолевали оставшийся километр пути. 
В комнате отдыха, в тепле, пока врач осматривал побелевшие обмороженные носы, щеки и пальцы, я узнал, что крепкие ребята, которых мы подобрали на Кольце, это команда телохранителей Второго лица. Честно говоря, они были не слишком разговорчивы; на мои ненавязчивые вопросы отвечали кратко, по-военному.
- Ребята, а куда делся ваш подопечный?
- Его вместе с вашим местным начальством военный вездеход забрал. В город.
- Сколько же времени вы сидели в автобусе?
- Два часа, может быть два с половиной. Можно у вас водочки найти?
- Можно. Сейчас устроим. А разве печки в автобусе нет?
- Есть. Грелись, пока бензин не закончился.
- И что будете делать теперь?
- Ничего. Пока не поступит команда.
После наложения мази и бинтов, после потребления некоторого количества водки и закуски, парни разговорились, но болтали обо всем, кроме своей службы. Интересовались северными заработками, погодой, местными женщинами… Кажется мы даже немного сдружились, и я с неохотой ушел от них принимать отчеты бригад.

*
До сих пор не понимаю, каким образом ветрам удается внезапно атаковать наши края и так же внезапно исчезать. Не понимаю и стабильную нерасторопность нашей метеослужбы. Никто не предупреждал население о приближающейся пурге. Но, когда буран уже бушевал вовсю, метеослужба заработала с необыкновенной активностью –предупреждения передавались ежечасно, предупреждали также о том, что эта самая пурга затянется дня на четыре. Люди севера, однако, не слишком доверяют прогнозам, по опыту зная, что они в большинстве случаев не оправдываются. Вот и на этот раз, подремав в комнате отдыха, утром я не услыхал воя бурана за окном. Стояла полная тишина, и солнце, поднявшись над горизонтом к шести часам, убедительно осветило покой в окружающей природе.
К полудню появились новости о вчерашних событиях. В новостях покоя не было.
Итак. Директора всех предприятий и организаций города за два дня до пурги получили приглашение, от которого нельзя отказаться – вызов на Партхозактив, для встречи со Вторым лицом, которое пожелало выступить с воспитательным докладом. Погода не повлияла на планы Второго лица, хотя любой здравомыслящий руководитель должен был бы внести поправки в программу своего пребывания. Ну, по крайней мере не отвлекать руководство города от решения неизбежных проблем, связанных с пургой. Думаю, здравомыслящий руководитель сам бы взял на себя, пусть и формально, руководство борьбой с разбушевавшейся стихией; это бы пошло на пользу его авторитету. Не знаю, было ли Второе лицо начисто лишено здравомыслия, или же у него имелись непреложные инструкции от Первого, но Партхозактив состоялся. Всё городское руководство в течение трех часов заседало, выслушивая поучения и упреки Второго лица. А в это время в городе из-за аварии в системе отопления замерзали два микрорайона, пятнадцать тысяч жителей!
Не слушал доклада Второго лица только один руководящий работник. Гендиректор местного объединения угледобывающих предприятий. Он сказал, что не может доверить другому руководство ликвидацией аварии, поскольку отвечает за город. Он сказал, что Второе лицо должно бы понимать это обстоятельство. Второе лицо пообещало сделать административные выводы в отношении нарушителя дисциплины.
Партхозактив состоялся. Сразу же после него Второе лицо на военно-воздушном транспорте убыло в столицу, а оттуда – по сообщениям СМИ – с официальным визитом в Сингапур. Очевидно, чтобы в тепле забыть всё пережитое на севере. Полагаю, что ему выделили другую команду телохранителей, потому что крепкие мужики со своими обморожениями остались ночевать у нас в комнате отдыха. Только на следующий день, отобедав, они попрощались со мной и уехали в аэропорт.
Поведение Второго лица не могло не вызвать соответствующих эмоций у горожан; реакция на визит была прямо противоположной той, на которую рассчитывало руководство.
Спустя два дня в городе разошелся специальный выпуск местной газеты. На первой полосе огромные буквы вопрошали: «НУЖНЫ ЛИ СТРАНЕ ТАКИЕ РУКОВОДИТЕЛИ?», а ниже – совсем не лестные мнения шахтеров о визите Второго лица. Это добавило горючего в пламя забастовки и, очевидно, приблизило конец самого государства.
Гендиректора, который мобилизовал все силы и средства и сумел за четыре часа справиться с аварией, в городе считали героем. Руководство там, наверху, в министерстве, сообразило, что не стоит наказывать его за нарушение дисциплины. Однако никаких поощрений он тоже не удостоился.
А я… Через пару недель я погрузил свою «Ладу» на железнодорожную платформу рядом с автомобилями других отъезжающих. Три таких платформы сцепили с составом, идущим на юг. Я распрощался с Севером. Навсегда. Но и тридцать лет спустя северная пурга то и дело возвращается, порывами злого ветра швыряя снег в мои сны.
                1990 - 2021
                Авторский перевод с эсперанто