17. Самое мучительное чувство на свете ревность

Урок литературы в седьмом «Б» начался неважно. Опрос наделал столько бед, что в классе установилась тишина, которую смело можно было назвать гробовой.
 В ожидании праведного гнева Дмитрия Сергеевича каждый наверняка должен был повторять про себя фразу, близкую по смыслу стародавнему: «Чур, меня»! И немудрено. Из четырёх опрошенных трое уже получили полновесные двойки.
Только Тане удалось вымучить еле живую троечку.
Письмо Татьяны в её исполнении прозвучало так жалко, с таким отвращением к классическому признанию в любви, что, получи подобное послание Евгений Онегин, он вряд ли явился бы к Татьяне на свидание. Этим великий роман, к радости бездельников – школяров, и закончился бы. Письмо же Онегина к Татьяне мальчишки из седьмого «Б» откровенно проигнорировали.
И только Саша Поляков в любую минуту готов был опровергнуть это. Он нетерпеливо ёрзал на своем месте. Его губы складывались в иронической улыбке, когда очередной кандидат в двоечники выходил к доске и начинал выдавливать из себя что-то среднее между «бэ» и «мэ». Словом, Сашка всем своим видом показывал – сегодня его место у доски! Такое на уроках литературы с ним случилось впервые. А если быть откровенным, происходило впервые.
Валя же была бледна и недвижима. С чувством незнакомой сладостной боли она ждала, когда Дмитрий назовет её фамилию. Ей хотелось на одном дыхании выплеснуть упоительные слова, которые переполняли её по самую маковку. Несмотря на томительное ожидание, вызов застал её врасплох. Она вздрогнула, да так явно, что Дмитрий Сергеевич внимательно посмотрел на неё.
— Ты тоже не готова к ответу?
— Всегда готова! — с вызовом ответила Валя.
— Тогда иди к доске, — сказал он, подумав про себя: — с Тропининой что-то происходит. Причиной тому, похоже, дополнительные занятия с Поляковым…
Валя подошла к столу с расширенными от страха глазами, посмотрела на Сашку, одарила его слабой улыбкой и лихорадочно начала: «Я вам пишу – чего же боле? Что я могу ещё сказать? Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать...»
Она читала так сладостно и самозабвенно, что не обратила никакого внимания на попытки классного умерить её вдохновенный пыл и направить чтение в русло нормального ответа.
Сашка слушал, не шелохнувшись. Он чувствовал, что она читала только для него и ни для кого больше. Что подобное в классе сегодня никто, кроме них, не имеет права читать.
Он не выдержал и выскочил из-за парты.
— Можно мне ответить?
Это было слишком даже для седьмого «Б», который за время многолетнего совместного обучения повидал и не такое. Но педагог оставался невозмутим. Можно было подумать, что добровольный выход Полякова к доске обычное дело в его небольшой практике.
— Иди, — коротко произнёс он.
Не успел Дмитрий Сергеевич вывести Тропининой пятёрку, как Сашка уже маячил у доски.
Валя сидела за партой, не поднимая глаз. Как, после всего что произошло, она будет входить в класс? Ведь седьмой «Б» догадался о том, о чём она до сих пор боялась признаться самой себе. Но классу было сейчас не до Валиных переживаний. Сашка владел общим вниманием, читая легко, раскованно, вдохновенно, как и полагается настоящему российскому «денди»: «...Чужой для всех, ничем не связан, я думал: вольность и покой замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан...»
— Пять… — неуверенно промолвил Дмитрий Сергеевич и поглядел на прячущую глаза Валентину:
— Тропинина, — развёл он руками, — не ожидал… впрочем, можешь гордиться. Судя по сочинению, которое написал Поляков, по сегодняшнему ответу – у него в четверти намечается заслуженная вами обоими четвёрка. Молодцы!
Валя была готова провалиться сквозь землю от этой похвалы.
Сашка не тронулся с места, ощущая состояние Вали.
— Ты что, Поляков, не садишься? — удивился учитель. — Хочешь повторить на бис? По-моему, успеха, выпавшего на твою долю, вполне достаточно.
Но обычной весёлой реакции класса на его шутку не последовало.
Валя украдкой подняла глаза...
Мальчишки смотрели на Сашку с удивлением. Такого Полякова они ещё никогда не видели. Девчонки – с неподдельным интересом.
В их взглядах читалось: «Почему идея сесть с Сашкой за одну парту, пришла не мне?»
И Валя второй раз за последние дни поняла, оказывается самое мучительное чувство на свете – ревность.