Попутчик

        Хмурым утром я, в числе прочих пассажиров, торопился к своему вагону. Хотелось поскорее попасть в тепло. Несмотря на то, что только начинался октябрь, на Севере уже чувствовалось дыхание зимы. Было морозно.

        Показав пританцовывавшей на месте проводнице паспорт, я прошел в вагон, предвкушая новые впечатления от предстоящей поездки.

        В вагоне некогда обычного северного «бичевоза», я, к удивлению, обнаружил, что он новый: биотуалеты, как в самолете, электрический титан. Не изменился только «запах железной дороги». Тот самый неубиваемый запах креозота и смазки вагонных пар, который не могли заглушить табачный дым, перегар и не первой свежести еда.

Разрумянившаяся на холоде проводница раздала постельное белье и объяснила, как пользоваться туалетом.

        Раньше, когда через слив унитаза были видны шпалы, все было проще. Сходил в туалет, нажал на педаль — и все дела, как в одной популярной в начале 90-х песне:
«По блестящим рельсам паровоз стрелою мчится,
По стенкам унитаза на шпалы моча струится …»

        Особенно меня умиляла прикрепленная к стене, напротив унитаза, ручка. Схватившись за нее можно было избежать падения при резком торможении. Всем все было понятно, ничего не надо было объяснять.

        Несмотря на то, что поезд был «северный», публика в вагоне собралась тихая. Я невольно вспомнил, как крепко раньше выпивали мужики, ехавшие с вахты. Однажды мне, тогда еще юнцу-студенту, один татарин наливал водку прямо в свою фарфоровую чашку. Самое интересное, что это воспринималось нормально. Естественно, я бы сказал.

        Вахтовики в вагоне были и в этот раз. Но выпивали осторожно. То ли полицейского патруля опасались, то ли понимали, что шумная попойка на фоне «модного» интерьера неуместна.

        Вот и молодой парень, сосед по купе, стеснялся выпивать в открытую. Прятал банку пива под шапкой. Поначалу ехал молча. Только в окно смотрел. Однако через некоторое время, когда алкоголь начал делать свое дело, парня потянуло с кем-нибудь поговорить. Этим кем-то оказался я.

        Разговор парень начал с описания трудностей, с которыми приходится сталкиваться на вахте. Известно, что жалобы на всё и вся — беспроигрышная тема, которую можно развивать до бесконечности. Судя по тому, что вахтовик говорил практически не прерываясь, он и не рассчитывал на активный диалог. Мне была отведена роль слушателя.

        Постепенно парень перешел на рассуждения о том, как потратит заработанные деньги, какой телефон купит. Причем телефон он намеревался купить уже завтра, в Екатеринбурге, чтобы приехать домой, в Курган, «укомплектованным». Оставшуюся часть зарплаты вахтовик планировал отдать матери «на еду». Одним словом, месячный бюджет был рассчитан буквально «от и до».

        Войдя во вкус общения, разговор сосед прерывал только, когда уходил покурить между вагонами. Перед этим долго всматривался в другой конец нашего вагона убедиться, что не идут полицейские. Боялся быть оштрафованным за курение в неположенном месте.

        Через пару часов после отправления поезда у нашего купе остановились две ярко накрашенные девушки в мини-юбках. Что это официантки я догадался лишь когда они начали приглашать посетить вагон-ресторан, обещая холодное пиво и горячие закуски. При этом обращались в основном к моему попутчику.
— Нет, нет, девчонки, — отвечал на навязчивые приглашения вахтовик, — не хочу я никуда идти.

        Общался с официантками парень с какой-то хитрецой в голосе, всем своим видом показывая, что его не удастся облапошить.

        После того как девушки ушли, парень спросил, почему они большей частью обращались к нему, а не ко мне.
— У меня выражение лица неплатежеспособное, — попытался пошутить я.

        На самом деле было очевидно, что официантки завлекали в вагон-ресторан именно вахтовиков, безошибочно выделяя их среди пассажиров. Во-первых, у тех водились деньги, во-вторых, мужики на вахте успевали соскучиться не только по выпивке, но и по женщинам. Конечно, в качестве проституток себя никто предлагать не собирался. Но яркий макияж и сексуальность в одежде были дополнительным аргументом в пользу пробуждения у вахтовиков желания посетить ресторан.

        Вскоре после ухода официанток, у парня закончилось спиртное. И его словоохотливость резко пошла на спад. В то же время по выражению лица попутчика несложно было понять, какой вопрос стал для него на текущий момент главным в жизни: продолжить выпивать или остановиться? Надо сказать, что внутренние терзания длились недолго. Выбор ожидаемо пал на первый вариант. Разрешив мучавший его вопрос, парень ушел в вагон-ресторан.

        Вернувшись, он рассказал, что цены в ресторане — заоблачные. Бутылка пива обошлась ему в триста рублей.
— За такие цены не разгуляешься, — посетовал вахтовик.
— Надо было до станции дотерпеть, подешевле купил бы, — запоздало посоветовал я пареньку.
— Я даже не подумал, что так дорого будет. Теперь понимаю, как один мой товарищ без денег домой приехал, — после пары глотков пива попутчик оживился.

        И он рассказал, что однажды его знакомый пропил в вагоне-ресторане двадцать три тысячи рублей. Это заставило его отказаться от покупки телефона за пятнадцать тысяч, ограничившись более бюджетным вариантом. При этом парень недоумевал, «как можно так легкомысленно к деньгам относиться».

        Ближе к вечеру в вагоне появились уже знакомые официантки. Видя, что мой сосед изрядно захмелел, они снова начали уговаривать его пойти с ними. На этот раз парень согласился, уточнив, что сходит, но ненадолго. По всей видимости, его сознание, хоть и слабо, но продолжало напоминать о произошедшей с его знакомым неприятности.

        Во сколько вахтовик вернулся, я не знаю. Слышал только ночью, как он суетился, ложась спать.

        Утром всех разбудила проводница. Поезд прибывал на конечную станцию — Свердловск-Пассажирский.

        Мой попутчик был молчалив. Сначала я подумал, что он просто с похмелья сильно болеет. Но оказалось дело не только в этом.
— Двадцать семь тысяч в кабаке оставил, — голос его был грустным.

        Когда человеку плохо, ему инстинктивно хочется поделиться с кем-нибудь своим горем. Попытаться таким образом выдавить его из себя. Зная это и желая поддержать парня, я с сочувственно спросил, на что он умудрился потратить такую сумму.
— Вино покупал, девчонок угощал.
— На телефон-то денег оставил?
— Про телефон можно забыть. На еду бы хватило.

        На парня жалко было смотреть. Известно, что с похмелья настроение у человека подавленное. Осознание же того, что ты за один вечер лишился всех денег, заработанных за месяц, на пользу пойти явно не могло.

        Конечно, можно сказать, что парень сам виноват. И с этим трудно спорить. Но … Парень виноват, что выпил и попался на удочку ресторанных дельцов. Но не в том, что у него, как и у любого русского человека, душа настолько широкая, что уж если пошла вразнос, забываются планы на безбедную жизнь, планы на покупку телефона. Мелкими начинают казаться все эти мещанские планы на фоне потребности развернуть свою душу, вывернуть ее наизнанку.

        Когда я вышел на платформу, теперь уже бывший попутчик неторопливо курил.
— В город не собираешься?
— Нет. Уже незачем. На вокзале свой поезд подожду.
— Ну, тогда, бывай.
—Да, пока.

        Дойдя до конца платформы, я оглянулся. Парень стоял на прежнем месте, недалеко от вагона и что-то бурно обсуждал с проводницей. При этом на лице его уже не было того утреннего болезненно-растерянного выражения. Может мне это и показалось, но парень улыбался.