02. Оконные

Глава вторая




Медведь, Длиннокоска и Тени


Как и всегда, он появился неожиданно. Медведь с кровавыми провалами вместо глаз. Кровавоглазик, как окрестила его Снежана. Серо-жёлтая шерсть висела неаккуратными клочьями. Зверь вымазал морду в какой-то гадости цвета осенних листьев. Он лишь отдалённо напоминал белых жителей Севера, о которых когда-то рассказывала Данилке мама. Этот зверь был пародией на них. Подобных животных в Реальности не существовало, зато Мир зимних грёз так и кишел ими.

Зверь издал странный булькающий всхлип и начал кружиться на месте. «Сейчас сбросит шкуру. Лучше не смотреть», - но какая-то странная сила побуждала мальчика глядеть на тошнотворный кошмар. Может быть, это Снежана мысленно заставляла Данилу наблюдать за жуткой метаморфозой, происходящей с Безглазым?

Раздался звук, напоминающий треск рвущейся ткани. Дане вспомнились воскресные утра, когда мама разрывала вышедшую из строя одежду и делала из неё половые тряпки.

Солнце так ласково улыбалось Даньке, заглядывая в окно убогой комнатушки. А пылинки танцевали в золотистом луче.

- С дороги, Даня! И чего ты всегда путаешься под ногами? - ворчала мама. - Лучше бы помог. Вот я в твоем возрасте сама полы мыла.

Даже в старом тёмно-синем халате и с растрёпанными волосами мать казалась Данилке настоящей красавицей. Лимонного цвета тряпка в её руках выглядела ярко и празднично. А поставленные на кровать стулья и вообще весь этот «уборочный разгром», как выражалась мама, напоминал...

Нет, не получилось отвлечься. Медведь уже сбросил шкуру и теперь кроваво-красный, блестящий и страшный танцевал на снегу. Белое становилось розовым, краснело и бордовело. Мама говорила, что кровь сворачивается.

На лестнице часто были такие вот засохшие кровавые лужи. Мама бледнела и, схватив сынишку за руку, стремилась как можно скорее миновать грязный подъезд с исписанными стенами и сотней опасностей. Там, на бульваре тихонько перешёптывались деревья, и шла зелёная спокойная жизнь без криков и ругани за стенами.

А облезлая шкура медведя одиноко лежала на снегу и взглядом умоляла хозяина вернуться. «Не дури! Без меня замёрзнешь. Кровь на морозе застывает. Забыл?» - возможно, думала Клочковатая.

- Пойдём. Чего застыл? - странное дело, голос Снежаны в эту минуту напоминал ворчание мамы.

Некоторое время дети молча шли по скучной дороге. За ними лениво наблюдало свинцовое небо, падали редкие снежинки. Сосновый лес по бокам едва слышно рычал на ребят, но нападать не решался. Ведь одна из этих несчастных, замёрзших Оконных была его создательницей. Сосны знали, что если погибнет Снежка, исчезнут, растворятся в воздухе и они, гордые зеленоволосые великанши.

Но вот из белёсой дымки возникла девушка с длинными чёрными волосами, заплетёнными в косы. На ней ничего не было, кроме шелкового белого платья, но Грёза не мёрзла. Косы её становились всё длиннее, на концах появились крючья, и вот уже волосы с крысиным писком напали на свою хозяйку и принялись раздирать её тело в клочья. Снег опять (в который раз за сегодняшний день?) стал красным, недобрым. Длиннокоска превратилась в груду окровавленного тряпья, и волосы отделились от головы и поползли к Оконным.

Любава села на снег и зажмурилась. Она всегда так поступала, когда пугалась. К появлению Безшкурого девочка относилась спокойно, а вот ожившие волосы пугали её не на шутку. Данилка тоже закрыл глаза и вспомнил маму, бульвар и более ранние, прянично-чайные зимы, когда папа ещё жил дома, а бабушка с дедушкой не ругались.

- Кшшш! - прикрикнула на ползучие волосы Снежана. - Эх вы, трусы! Кончилось всё. Уползли они. Идём!

Снежана, Любава и Данилка миновали лес, ещё одно озеро, покрытое льдом, и заброшенный парк со сломанными скамейками. Начиналась другая часть мира, Вересковые пустоши, где жили Тени.

Белое, как будто побледневшее от недоедания и страха небо, дом у черневшей чуть поодаль реки и вереск, вереск кругом...

Данилка не помнил, как он и его спутницы оказались в тёмной, пахнущей пылью прихожей. С глухим стуком упал с тумбочки зонтик, прошелестели плетёные шторы, за которыми угадывалась комната с пианино и старым зелёным диваном. Ванная... Пол и стены были выложены грязно-белой, потемневшей от времени плиткой. Посреди мрачного помещения стояли две девочки, похожие друг на друга, как две капли воды. Юные Тени, химеры, созданные из пыли и мушиных крыльев.

Серые глаза, пепельно-русые вьющиеся волосы до плеч, сиротского цвета платья, землистые лица... На руках одна из них держала младенца. Его огромная голова, тёмные провалы вместо глаз и длинный синий язык, вывалившийся изо рта, всегда пугали Данилку до полусмерти. Голубоватая, пупырчатая, вся в струпьях, кожа вызывала тошноту.

- Закончим дело и выпьем чаю, - прошелестела Тень. На вид ей было лет десять, а, может быть, двенадцать.

- Чаю с бисквитом из старушечьих снов, - вторила ей сестра.

Она погрузила младенца в ванну, полную зеленоватой воды. С громким шипением маленький уродец превратился в чёрный сгусток. Из сгустка соткался огромный паук, а гадкое насекомое в свою очередь трансформировалось в глаза с плавниками. Серые, карие, зелёные и голубые, они напоминали каких-то жутких аквариумных рыбок. Но вот Плавучие покрылись чёрными трещинами, словно лёд на апрельском озере. Мама рассказывала, что во времена её детства один первоклассник пробежался по такому трескучему водоледью и навеки поселился в подводном, русалочьем мире.

А потом всё вокруг затанцевало, задёргалось, словно тот, добровольно выпрыгнувший из шкуры медведь. От серо-сине-белой карусели тошнило и кружилась голова. И что-то шуршало, шелестело и потрескивало. Словно крылья огромных мух или коричневатые старушечьи сны...

Продолжение следует