18. Оконные. Эпилог

Глава восемнадцатая




Примула. Ветер. Зачарованная




Февраль две тысячи двадцатого года


Жилище Примулы мало чем отличалось от лачуг других Пред. Грубый, наспех сколоченный из трухлявых досок стол потемнел от времени. На нём грустили зачерствевшая корка хлеба, бутылка прокисшего молока и кусок заплесневелого сыра. На твёрдой кровати, похожей на нары, доживало свой век истлевшее тряпьё. Ноги прилипали к грязному полу, стены сочились зеленоватой влагой. В воздухе пахло немытым телом, крысиным помётом, пылью и испорченной едой.

Примула поднялась со своего неудобного ложа, поправила волосы перед треснувшим зеркалом и принялась за тронутые временем яства. Как и все Преды, она заболевала от свежей еды и чистого белья, а в убранных, недавно проветренных помещениях Прима теряла сознание.

Примула прекрасно знала свою историю. Она возникла, когда некий Василий Лапшин бросил жену с больным ребёнком на произвол судьбы и начисто забыл об их существовании. Вскоре он женился на красавице вдвое моложе себя.

«Жалкие людишки, - презрительно скривилась Примула. - Впрочем, Радостены ещё хуже. Лицемерные эгоисты, непроходимые тупицы. Омерзительные приспособленцы. Как началась эпидемия Радостянки, так и стали скидывать излишки счастья людям. Не задумываясь о последствиях. Нет, наоборот, Рады решили, что делают благое дело, а между тем...»

Отравившаяся радостью Раилана отправилась в криминальный район Нью-Йорка. Бронкс, Адскую кухню, Бруклин или... Примула не очень хорошо знала названия американских кварталов. Излишек радости Раиланы впитался в почву, и спустя пару месяцев появилось на серой и грязной улице высокое дерево. Вместо листьев на ветвях его росли долларовые купюры. «Прямо, как в одном старом человечьем рассказе из далёкого двадцатого века», - подумала начитанная Примула. Как и следовало ожидать, ни к чему хорошему это не привело. Местные банды стали биться за обладание деньгодеревом не на жизнь, а насмерть. Начались перестрелки, в которых пострадали не только члены преступных группировок, но и обычные прохожие.

Страдавшая Радостянкой Ракуна спустилась из Радостной страны в трущобы Мумбаи, избавилась от золотистой пыльцы и... и возникла из этой пыли неземная красавица Айшвария. Вскоре она вышла замуж, а потом сбежала с каким-то проходимцем. Ревнивый муж нагнал беглецов и жестоко убил обоих.

А Рамона? Она решила оставить жёлтую пыль в сером фабричном городке, расположенном где-то на краю необъятной России. И добро бы в каком-нибудь приличном квартале! Так ведь нет! Выбрала самый несчастливый и неблагополучный дом, о котором ходили страшные, тёмные слухи и... «подарок» Рамы образовал параллельную Заоконную реальность. Туда мог спрятаться любой житель сороковой комнатки от врагов, нищеты и горя. Счастливцу предстояло создать мир по своему вкусу. Нет, даже не так. Его грёзы оживали, и из них формировалась сказочная страна.

«Да уж, хороша сказочка, - хихикнула Примула. - Ну в самом деле, что хорошего ждать от мира, созданного из проклятий избитой до полусмерти женщины? Хороши будут Земли, состоящие из оживших видений наркомана или ночных кошмаров запуганной отчимом девчонки? А ведь тот дом на восемьдесят процентов населён таким вот отребьем. Отбросами человеческого общества. Ржавчиной, плесенью, гнилью людского мира. А Радостенцы небось думают, что протянули руку помощи этим заблудшим душам. Ладно, пора на работу. Нужно продать очередную черномагическую муть потерявшим и потерянным. Эх, надоело всё это!»

***

Ветер не утихал. И как Данила ни ускорял шаг, сын Февраля всё равно настигал его. «Упустил, не помог, не спас», - свистел Леденящий в уши несчастному Дане. И перед глазами у него вставала Снежана. Весёлая и смеющаяся там, на крыше, после выпускного. Рисующая красные вишенки на тёплом от апрельского солнца тротуаре. Замшевые туфельки с чёрными бантами, беззаботный смех. Искажённое от ужаса лицо Снежки, когда она получила тот странный подарок. «Почему я тогда не придал значения этой ситуации? Что если осколок стекла в коробке был смазан каким-то редким ядом, который убил Снежану? А при вскрытии... Они просто не захотели возиться и написали первую попавшуюся причину смерти», - так думал Данила, бредя по усыпанным снегом улицам.

Уже целый месяц он, как робот, ходил на работу, принимал соболезнования друзей и родных, ел, спал и бесцельно слонялся по городу. Сегодня было воскресенье, и Даня зачем-то зашёл на заснеженный стадион, потоптался у дремлющей подо льдом реки и случайно набрёл на дом своего детства. Длинный, зелёный и зловещий. Данька без труда нашёл окно на четвёртом этаже. Оно было тёмным и каким-то неживым.

«Там нет никого, кроме пыли и воспоминаний. А, может быть, Снежана после смерти решила поселиться в сороковой комнате? Она опять стала маленькой девочкой. Зима шьёт ей наряды, и Снежинка танцует перед зеркалом или поёт. А, может быть, повторяет одну и ту же фразу: Снег в ресницах заблудился и в снежинку превратился», - почувствовав, что начинает сходить с ума, Данила оторвал взгляд от замёрзшего окошка и отправился восвояси. Парню показалось, что обитель грязи и нищеты расхохоталась ему вслед.

***

- Ларочка, ну скажи хоть слово! Ты меня узнаёшь? - Аделаида Валерьевна, горько плача, смотрела на помертвевшую, зачарованную дочь. Да-да, именно зачарованную. По-другому и не скажешь.

«Но если Лара стала жертвой злых чар, может быть, их можно снять? Какая-нибудь горбунья продаст мне книжечку и...» - Аделаида одела Ларису, как маленькую, и вывела её на улицу.

Комнатушку, где когда-то ютились Ларочка и её сожитель, Ада продала, а вырученные деньги решила потратить на лечение дочери. Отвезти Лару в какой-нибудь санаторий и...

Дом, где жили мать и дочь, был похож на своего грязно-зелёного брата, как две капли воды. Длинные коридоры и восьмиметровые комнатушки, населённые ворами, мелкими наркоторговцами, алкоголиками, наркоманами, никому не нужными стариками и нищими матерями-одиночками, почернели от горя, пороков и нелепых смертей. На удивительно грязных, истёртых ступенях примостилась компания мрачных подростков. Стены покрывали нецензурные надписи и непристойные рисунки. «Только и разница, что фасад жёлтый», - Аделаида Валерьевна тяжело вздохнула.

Где-то наверху оглушительно хлопнула дверь. Ступеньки, ещё ступеньки, выход... Лара и её мать оказались на улице.

Снег, снежинки, снежинно, Снежана. «Тьфу ты, причём здесь это?» - содрогнулась Аделаида. Улицы целиком и полностью захватил снег. Крупные белые хлопья танцевали в воздухе, а после в изнеможении падали на землю. Ребятишки играли в снежки, лепили снеговиков. В общем, жили во вселенной под названием Сне. «Снежный сон, сонный снег», - пробормотала Аделаида, и на лице февраля заиграла бледная улыбка.

Какой-то малыш вышел из дома и с увлечением лепил снеговика. «Когда-нибудь и у Ларочки родится сыночек или дочурка. Оцепенение пройдёт. Может быть, всё дело в холоде. Вот растает снег, зазеленеют деревья, и тогда Лара станет прежней», - убеждала себя Аделаида Валерьевна.

- Надейся, надейся, - лживая и эгоистичная красавица Зима насмешливо улыбнулась, обнажив идеально ровные искусственные зубы.



Конец